Да что ж болячка-то опять привязалась! Жить бы да радоваться, слушая, как любимый двоечник рассказывает, что на обед едят крабы, проливая на диван очередную чашку крепкого сладкого чая. По дороге в школу спокойно напоминать голосом Подлизы из «Мишек Гамми»: «Закрыть рот!» — а то холод собачий и снег прямо в рот сыплется… Нет ведь, тащишься по школьной лестнице с ребенкиным портфелем, а под ребро как дубину всунули и курочат… И в таком состоянии — еще за подол шубы дергают наверху-то лестницы!

— Мама, мама!!! НАСТЯ! Н-А-С-Т-Я!

— Мммм… — отзываюсь, уговаривая себя: «Еще немного, вот уже дверь класса…»

И только там — обернуться. И встретить исстрадавшийся, но полный оптимизма взгляд Лены. И увидеть нежную, как облачко, Настеньку, с ее трогательными отсутствующими зубками, что должны были вырасти еще в том году. Настеньку, дважды лежавшую в реанимации с так и не выясненной болезнью мозга. Настеньку, чьи вены оказались сожжены первой же системой, ножки изуродованы катетерами. Выписанной с комментариями «нечего ездить, вам нигде не скажут, что это такое».

— Настя пришла — смотрите на Сашу! — толкают друг друга девочки, краснея и хихикая.

Саше не до них, он уже снимает с парты стул для Насти, вешает ее портфель. Настя принимает все как должное, внимательно смотрит на маму, которая выкладывает Настины тетрадки с Винксами, пенал с Винксами и ставит на парту пакет — тоже с Винксами.

Саша несется к учительскому столу, трясет бедную учительницу: «Настя, Настя пришла!»

Пока мы с Настиной мамой обмениваемся новостями, наши дети уже подсели друг к другу и оживленно что-то обсуждают…

Забираю Сашу после уроков. За Настей тоже приходят. «Мы — пингвины!» — вспоминает Саша их старую игру. «Чив-чив», — отзывается Настя.

Идем. Лялек не оторвать друг от друга. Саша трогательно оберегает ее, поддерживает. А разговаривают они всю дорогу просто: чив-чив. Только интонацию меняют. Все ж понятно без слов.

Доходим до детской площадки. Ну и где Сашина знаменитая «отмазка» на тему «я трус и никуда не пойду»? Лихо катается с горки, скачет по обледеневшим досочкам на цепях, отвыкшим за зиму от детских ног. Настя смотрит на него с поистине материнской тревогой, уговаривает не лихачить, но Сашу не остановить!

— Дети, по домам!

— А нам не холодно! — кричит Настя.

— Ну конечно, им не холодно, они же пингвины, — бурчу я, глядя на Ленины сапожки на тонюсеньких высоких каблуках. Все-таки насколько они миниатюрные и насколько мы… — эх!

Еле-еле растаскиваем по домам. Все-таки родимые двадцать мороза и ветер — не самая прогулочная погода.

— Мама, мама, а можно мы с Настей каждый день будем ходить после школы на эту площадку? Каждый-каждый… ну, пока совсем уж взрослыми не станем?

Вот мы и дома. Саша скачет в одной штанине по дивану, вопит на весь дом:

И злодейски хохочет.

Как там, в песне-то. Чунга-чанга… Небо видит нас.