Я не отвечала на звонки Бонни и папы и не могла заставить себя прослушать сообщения, копившиеся на автоответчике. Я лишь отправила обоим короткую эсэмэску, уведомив, что я в полном порядке и, как только я смогу выспаться, мы сможем утром поговорить.

Только сейчас наступило утро, и в моем животе поселяется тревожный холодок. От Харвуда больше нет вестей. Я не знаю, что ему сказала Энни, но в первую очередь мне нужно объясниться со своими родственниками.

Я лежу в постели, все еще обдумывая, с чего мне начать разговор, когда звонит мой мобильный, высвечивая папин домашний номер. К невидимым тревожным узлам внутри меня добавляется учащенный стук сердца, когда я поднимаю трубку.

– Привет, Стелла. – раздается в трубке голос Оливии. – Как твои дела?

– Все хорошо. Спасибо.

– Отлично, – она делает паузу. – Твой отец даже заболел от беспокойства. Я надеюсь, ему больше не придется волноваться?

– Вероятно. Он рядом? – коротко отвечаю я, не желая больше слушать монолог папиной жены.

– Да. – Несколько секунд Оливия продолжает сопеть в трубку, и я жду, когда она скажет, что отец не сможет подойти, или все же позволит нам поговорить, предупредив меня, чтобы я не заводила речь об Эвергрине. Удивительно, но она не делает ни того, ни другого.

– Стелла, дорогая, – слышится в трубке папин голос. – Я так переживал!

– Не стоило, папочка, со мной все хорошо.

– Что произошло? Что они с тобой сделали?

– Это долгая история, – говорю я ему. – Давай я расскажу тебе в другой раз. Главное, что я дома и Дэнни отпустили. Ведь это хорошая новость, правда, пап?

– Да, – соглашается отец, но, как мне кажется, через силу.

– Дэнни этого не делал, – повторяю я. – У полиции больше нет сомнений.

– Да, Дэнни не делал, – тихо отзывается отец.

– Папа, у тебя все нормально? – Я не могу понять, отчего отец не радуется. – Мне казалось, ты будешь доволен.

– Знаю, моя дорогая, только… – Он мнется и добавляет шепотом: – Я всегда надеялся, что это Дэнни. – В его словах слышится горечь. – Ваша мама настаивала, что это сделала она, но я ей не верил. Я думал, что она его защищает.

– Ты действительно считал Дэнни способным на убийство? – поражаюсь я.

– Нет, нет, все не так. Я понимал, что это несчастный случай и что он не хотел ее толкать. Ты же знаешь Дэнни, он и мухи не обидит!

– Значит, вы с мамой так и не поговорили о том, что произошло? И ты никогда не знал наверняка, кто это сделал?

– Я думал, что она его выгораживает. Выходит, я ошибался, – произносит отец, овладев собой. – Значит, полицейские знают, что это сделала твоя мама?

– Не мама, – сообщаю я ему, – а Энни.

– Энни?! – вопит папа так, что я отвожу руку с телефоном от уха. – Энни Уэбб?!

Я слышу, как суетится Оливия, спрашивая мужа, что не так, и требуя передать ей трубку. Отец, не выпуская телефона из рук, рявкает:

– Оставь меня в покое! Отстань, к чертовой матери!

Я замираю. Впервые в жизни на моей памяти папа повышает голос, не говоря уже о том, чтобы ругаться.

Отец прокашливается, а потом молчит так долго, что я наконец решаюсь спросить, что случилось.

– Все нормально, – отмахивается он. – Но Энни Уэбб? – рычит папа. – Она убила Айону и заставила нас поверить, что это вина Дэнни?

– Папа, это, конечно, существенная новость, но мне нужно еще кое-что обсудить с тобой. Ты не мог бы перейти туда, где тебя не услышат?

– Оливия на кухне.

– Отлично. – Я вздыхаю, задерживаю воздух в груди и медленно выдыхаю. Отец, должно быть, угадывает мое волнение. – Речь идет о Бонни, – начинаю я, с трудом выталкивая слова через сдавленное горло. – Я знаю, что вы с мамой сделали.

С языка готовы сорваться десятки вопросов, и я лихорадочно подбираю самый подходящий. О чем вы, черт возьми, думали? Кто дал вам право лгать нам всю жизнь? Вам никогда не приходило в голову, что вы сделали что-то неправильно?

В конце концов я говорю:

– Энни узнала, что мама рассказала Айоне о вашей тайне. Думаю, именно это взбесило ее, и она не стала разубеждать маму, будто она виновата в гибели Айоны.

– О нет, Стелла! – стонет папа. – Господи, нет. – Он начинает плакать. Я представляю, как он сворачивается в клубок где-то в углу комнаты, крепко прижимая телефон к уху, но, признаюсь, в кои-то веки я не испытываю к нему сочувствия.

Не слишком ли поздно для сожалений, папа? Спустя сорок лет. От меня не укрылось, как здраво и логично он рассуждает. Разговор вернул его к значительным, важным событиям, и папа собрался почти до нормы.

– Нам не следовало этого делать, – всхлипывает папа. – Зря мы на это решились!

– Что? – кричу я. – Ты не можешь так говорить! Разве можно жалеть, что у нас есть Бонни! – Напряжение внутри меня нарастает. Я думала, что ждала от него раскаяния, но только теперь я понимаю: это не то, что я хочу услышать. – Ты же не собираешься сказать, что хотел бы, чтобы Бонни не было?

– Нет… Я не знаю! – кричит отец. – Мы поступили неправильно. Неправильно! А ваша мама никогда этого не видела.

– Но вы же вместе приняли решение! – завожусь я. – Почему ты винишь во всем одну маму?

Я хочу, чтобы он искал оправданий того, что они сделали, а не сожалел об этом. Я хочу слышать, что у них не было выбора, потому что они полюбили Бонни и хотели дать ей нормальную жизнь. Мне неприятно слушать, как отец хнычет в трубку о том, что они не должны были забирать Бонни.

– Конечно, вместе. Конечно, – повторяет он уже спокойнее.

– Но почему? – умоляю я. – Пап, зачем вы это сделали?

– Мы были молоды и очень хотели семью, а твоя мать потеряла двоих детей, и мы испугались… – он замолкает, – …что своих у нас больше не будет. Видит Бог, я люблю Бонни. Но мы совершили ошибку. Бонни уже знает?

– Пока нет, – огрызаюсь я. И я буду тем, кто ей скажет об этом, да, папочка? Это должен был быть ты, однако ни один из вас так и не набрался смелости.

Я стискиваю свой мобильный до боли в пальцах. Кровь кипит в жилах, обжигая кожу. Меня злит, что отец так и не сказал мне тех слов, которые я так жаждала услышать. Я хотела от него того, что я увидела в Руфи, – глубокой веры в правильность ее решения. Убежденности, которую я, должно быть, увидела бы в маме.

– Это была не Мария, а я, – папа снова рыдает в трубку. – Я рассказал Айоне о том, что мы совершили.

– О Боже… – произношу я, когда пронзительный голос Оливии оглушает меня.

– Не знаю, что у вас происходит… – начинает она, и я понимаю, что папы сегодня мне больше не услышать.

– Ничего не происходит, – огрызаюсь я, нажимая отбой.

Только теперь я вижу отношения моих родителей в истинном свете. Мне представляется, как они сидят передо мной, а я рисую портрет их брака. Я хорошо вижу, что они не могли оставаться вместе после всего, что произошло.

Они сделали то, в чем никогда не могли согласиться между собой. Это заставило папу так мучиться чувством вины, что он с облегчением выложил правду первой встречной, в то время как мама прилагала все силы к тому, чтобы оберечь семью. У них попросту не было шансов сохранить брак.

Десять минут спустя тишину в квартире пронзает дверной звонок. Думая, что это Бонни, я натягиваю джемпер и открываю дверь, но вижу на пороге детектива Харвуда.

– Простите, я поднял вас с постели, – извиняется он, поглядывая на мои пижамные брюки. На его щеках проступает румянец. – Я хотел кое-что принести… Как вы себя чувствуете? – спрашивает он, спохватившись, что следовало сначала позвонить.

Правда в том, что физически я чувствую себя намного лучше, но к новому допросу еще не готова.

– Все время хочу спать, – жалуюсь я. – И тошнит, – добавляю я для эффекта.

Харвуд явно огорчается.

– А я надеялся, что мы закончим нашу беседу, мисс Харви. Энни Уэбб начала говорить.

Должно быть, он понимает, что новость взволнует меня, и я не в силах этого скрыть, когда принимаюсь нервно барабанить пальцами о дверной косяк.

– Я очень рассчитывал на то, что вы вспомнили ваш разговор, – продолжает детектив.

Я слегка качаю головой. Детектив вздыхает и подает мне какой-то пакет.

– Что это? – спрашиваю я.

– Ваш брат просил передать его вам. Мы нашли это в доме мисс Уэбб. Дэниэл отказался его забирать.

Я заглядываю в пакет и вынимаю старый альбом с рисунками Дэнни.

– О! – вырывается у меня. Мои пальцы скользят по обложке. – Он хочет отдать это мне? – переспрашиваю я, взглянув на Харвуда. – Спасибо. Огромное спасибо!

Детектив и понятия не имел, как много это для меня значит.

– Мисс Харви, – начинает Харвуд, невзначай отступая на шаг, как будто собирается сказать мне что-то малозначительное. – Энни Уэбб утверждает, что это был несчастный случай и она не хотела убивать Айону Бирнс. Мне действительно важно, чтобы вы вспомнили, не прозвучало ли чего-то противоречащего этому заявлению в вашем разговоре два дня назад.

Он явно не сомневается, что прозвучало.

Если Энни говорит, что это был несчастный случай, то все выглядит так, будто никто не планировал нападать на Айону, и Энни ничего не связывало с погибшей. Это значит, что Энни защищает не только Боба, но и моих родителей, ведь Харвуду теперь не раскопать прошлого. И это после того, как Энни сделала все, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что в гибели Айоны виновна моя мама!

Возможно, Энни все хорошо обдумала и решила, что одно непреднамеренное убийство лучше, чем совокупность всех преступлений, которые могли бы всплыть, признай Энни свою вину.

– Мисс Харви? – Детектив Харвуд выжидающе смотрит на меня. Я гляжу на него, часто моргая.

Нужно сказать правду. Я обязана это сделать. Но сначала я поговорю со своей сестрой.

– Мне очень жаль, но я еще не… – Я делаю неопределенный жест рукой. – Я надеюсь, что после некоторого отдыха…

Детектив со вздохом качает головой.

– Нужно будет подписать ваши показания, – говорит он, поднимая на меня взгляд, прежде чем отвернуться. – Буду признателен, если позже вы сможете подъехать в отделение.

Я захлопываю за ним дверь и прислоняюсь к ней спиной, прижимая альбом Дэнни к груди. Я так долго не выдержу, думаю я, отталкиваясь наконец и направляясь в спальню.

Положив альбом на колени, я долго смотрю на обложку с таким же чувством, как в детстве на рождественский календарь, предвкушая, что там окажется внутри. Под обложкой я нахожу конверт, втиснутый в переплет. Вытащив его, я достаю письмо.

Не вытирая мокрых щек, я прижимаю письмо к груди.

– Да, Дэнни, – произношу я вслух. – Я тоже очень этого хочу.