Сейчас четыре часа дня, и я бегу вдоль гавани к единственной оставшейся ярко-желтой лодке. По выходным на Эвергрин всего два рейса, и последний катер вот-вот уйдет.

К тому времени, когда мы подходим к острову, небо уже затянуто черными тучами. На пристани начинают мерцать фонари, но я рассчитываю добраться до пансиона Рэйчел еще при дневном свете.

Я не успела заранее позвонить ей, чтобы узнать, сможет ли она приютить меня еще на одну ночь. Из Бирмингема я поехала прямо в Пул, не задумываясь о том, что мне делать дальше, и не прислушиваясь к собственной интуиции, которая, вероятнее всего, заставила бы меня развернуть машину и поехать домой. Для этого у меня накопилось много причин, включая данное Бонни слово, но я понимала, что, вернувшись домой, я никогда не смогу докопаться до правды. И пока Дэнни сидит в камере, думая, что убил Айону, я не опущу руки.

Порывы холодного ветра освежают лицо, а дождевые капли залетают в открытый рот, когда я стою на самом краю причала. Паром, урча мотором, отходит от берега, и я остаюсь одна на Эвергрине. Скоро на остров опустится ночь, и я могу быть уверена, что местные мне не обрадуются. Придерживая капюшон, я быстро шагаю вперед, пока еще можно различить дорогу.

Рэйчел не сразу подходит к двери, а когда открывает, я вижу, как на ее лице отражается недовольство.

– Мне только на одну ночь, – прошу я. – Утром я уеду.

Сузив глаза, она качает головой:

– Здесь вы ночевать не будете.

– Но… – Я заглядываю в пустой холл за ее спиной. – У вас же должна оставаться свободная комната. К тому же, как я уже сказала, она нужна мне всего на одну ночь.

– Это не имеет значения. Здесь вы не останетесь, – твердо повторяет Рэйчел и добавляет: – Я знаю, почему вы тогда сбежали. Ваш брат совершил страшное зло! – Она морщится от отвращения. – И никто на острове не удивлен – раньше он всегда пугал девушек.

– Вы его даже не знали, – возмущаюсь я. – Это неправда!

– Никто здесь не хочет, чтобы вы возвращались. – Рэйчел снова качает головой: – Я очень жалею, что сдала вам комнату.

Я стискиваю зубы. Идти мне некуда, но я не собираюсь ее упрашивать.

– Мой брат невиновен, – отрезаю я. – И я собираюсь доказать это. И тогда вы, как и весь этот проклятый остров, получите настоящую пищу для сплетен!

Я отворачиваюсь, ожидая громкого хлопка дверью. Однако шагая по тропинке в тишине, понимаю, что Рэйчел, должно быть, смотрит мне вслед. Только дойдя до угла улицы, я слышу, как дверь закрывается.

– Черт, – бормочу я, пиная гравий под ногами. Новые пляжные домики, сгрудившиеся вокруг, окутаны мраком. Есть только одно место, куда я могу пойти, – это дом Энни Уэбб.

Вечерний свет быстро гаснет, и я придерживаюсь тропинки, но, поднявшись на вершину утеса над Пиратской бухтой, замечаю теплый желтый свет возле ближайшего дома, где живут Сьюзен и Грэм Карлтон.

Сгущаются сумерки, и мне стоит поторопиться, однако в прошлый раз я так и не поговорила со Сьюзен. А ведь она тоже была маминой близкой подругой.

В последние годы на Эвергрине я редко бывала в доме у Карлтонов, но, проходя мимо их двора, я нередко видела маму и Сьюзен на качелях у крыльца, чему-то смеявшихся за бокалом вина. Качели и сейчас висят у входа. Ветер ловит пустое сиденье, раскачивая его взад и вперед, и это зрелище рождает в моей душе тревожные чувства.

Свет из окон кухни освещает сад, выходящий к обрыву и окаймленный лишь невысокой живой изгородью. Женщина в просторном черном балахоне застывает на вершине утеса, глядя на море. Ветер треплет ее длинные волосы, взбивая и закручивая их в невероятные фигуры.

Когда я подхожу к дому сбоку, дождь на время утихает. Я сбрасываю капюшон и окликаю хозяйку:

– Сьюзен!

Она не отвечает.

Я откашливаюсь, чтобы крикнуть громче, и Сьюзен чуть поворачивает голову, как будто хочет посмотреть через свое плечо, однако не может этого сделать.

Когда я приближаюсь, она оборачивается и разглядывает меня.

– Я Стелла! – громко говорю я.

Сьюзен разворачивается ко мне всем корпусом, но по-прежнему не сходит со своего места. Я улыбаюсь, направляясь к ней, но она остается стоять без движения, с застывшим бледным лицом, освещенным ярким светом, льющимся в сад из окон дома.

– Знаешь, Грэм побелел как покойник, когда узнал, что ты вернулась, – произносит она. До меня доносится сильный запах алкоголя. Губы Сьюзен складываются в подобие улыбки, но глаза не меняют своего выражения. – Он уже больше сорока минут торчит на пляже, даже погода ему не помеха.

Она отворачивается обратно к бухте. С этой стороны скала обрывается отвесно, открывая полоску пляжа внизу. Я слежу за взглядом Сьюзен и замечаю там две фигуры, одна из которых держит в руке фонарик и светит им на воду. Мне приходится верить ей на слово, что один из людей на пляже – Грэм, потому что разглядеть их отсюда нет никакой возможности.

Сьюзен снова разворачивается ко мне и протягивает руки, заключая меня в довольно чопорные объятия.

– В тот раз у нас не было возможности поговорить – Энни сразу тебя увела. Догадываюсь, что она убеждала тебя уехать отсюда. – Сьюзен отстраняется, чтобы снова посмотреть на людей, гуляющих по пляжу. – Хорошо, что ты вернулась.

– Я не уверена, что многие с вами согласятся.

– Пожалуй, да. Энни печется о тебе всем сердцем, но до сих пор считает себя хозяйкой здешних мест, – бормочет Сьюзен, прежде чем сказать: – Ты думаешь, он догадывается, что я могу видеть его отсюда?

– А зачем вы за ним следите? – Я перевожу взгляд на пляж.

Она смотрит на меня так, будто я сказала вопиющую глупость, и не отвечает.

– Считаешь, он виновен?

– Кто, Грэм?

– Нет! – смеется она. – С ним мне все ясно. Я о вашем Дэнни, – Сьюзен достает из кармана пакет мятных леденцов, вынимает одну конфету и протягивает ее мне.

Я беру ее и держу в руке.

– Нет, я так не думаю.

– Весь остров на него взъелся, – сообщает Сьюзен. – А заодно и на тебя. Довольно рискованно с твоей стороны сюда вернуться.

– Понимаю.

– А почему ты здесь? Ну, я хотела сказать – зачем ты вернулась?

– Хочу узнать, что произошло на самом деле.

Сьюзен кивает.

– Нет ничего плохого в том, чтобы немного позлить местных, – тянет она. – Ты только посмотри на него, – она показывает на мужа. – Когда люди расслабляются, они начинают допускать ошибки.

Я всматриваюсь в нее, стараясь понять, что она хочет сказать. Кажется, в голове Сьюзен переплетаются и смешиваются разные мысли.

– Некоторые островитяне очень взволнованы тем, что Дэнни признался в убийстве, – продолжает она. – О нем ходит много слухов, и почти все из них – ложь.

– Например? – отваживаюсь я, однако Сьюзен только отмахивается.

– Правда в том, что он был хорошим мальчишкой. Болезненно замкнутым, но… – Сьюзен делает паузу, – …испорченным он не был. – Она проникновенно смотрит на меня: – Знаешь, моя дочь рассказала мне потом, что тогда в пещере он к ней и пальцем не притронулся. Ты помнишь, как это случилось, или ты была еще слишком мала?

– Нет, я помню.

Сьюзен смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

– Его подставили. Или кто-то подставил Тесс, уговорив ее на эту подлость. Я тогда здорово рассердилась на нее, потому что такому я свою дочь не учила. Но в то лето она ходила сама не своя. Кто-то втянул ее в это. Кто-то, кто прикинулся ее другом. – Сьюзен отворачивается к морю, и я уверена, что речь идет об Айоне. – Я долго не понимала почему, но все это было связано с ним, – она машет рукой в сторону темного силуэта с фонариком.

– Вы про Грэма? Но…

– А теперь Тесс живет в Лондоне и я почти не вижу ни ее, ни внуков.

– Мне очень жаль, – говорю я. Луч фонарика мечется от моря к небу. – А что он там делает?

– Он снова с этой маленькой бродяжкой.

– Оу, – произношу я, не зная, что еще сказать.

– С Эммой Грэй, – поясняет Сьюзен, поворачиваясь и многозначительно глядя на меня. – Помнишь такую?

Я киваю.

– Да, конечно, но… – Я вдруг вспоминаю сцену у дома Эммы. Вот почему Грэм перепугался при виде меня? Подумал, что я расскажу Сьюзен?

– «Но она же твоя ровесница», ты это хотела сказать? – подсказывает Сьюзен и смеется. – Да, Грэм всегда предпочитал помоложе.

Намного моложе, думаю я. Разница приближалась к тридцати годам.

– Так как же мне поступить, Стелла? – спрашивает она с притворным безразличием. – Что ты мне посоветуешь? Твоя мама убеждала бросить его, – продолжает она, не дав мне ответить.

– Моя мама?

– Да. Все началось много лет назад, можно было бы уже что-то решить, – перебивает Сьюзен. – Твоя мама сказала, что раз уж я не хочу его терять, надо поставить ультиматум. Поэтому я сказала Грэму – если он не бросит ее, то мы уезжаем с острова.

– Эмму?

– Какую Эмму! – в сердцах бросает Сьюзен. – Эмма была тогда слишком маленькой. Не поверишь, но мы и сюда-то переехали только потому, что на прежнем месте Грэм вел себя точно так же. Я думала, что на острове вздохну спокойнее, но он все равно ухитрялся их находить.

– Но раз вы не уехали, – нерешительно начинаю я, – значит, он закончил ту интрижку?

Сьюзен молчит, пристально глядя на парочку на пляже.

– Он возвращается, – произносит она наконец, и я заглядываю вниз. Фигурки расходятся в разные стороны, обе с включенными фонариками: Грэм направляется к крутой тропке, поднимающейся к его дому, а Эмма – к лестнице, ведущей на утес с памятной скамьей Джилл. – Как ни в чем не бывало, – заключает Сьюзен.

– А зачем с таким жить?

Она пожимает плечами.

– Рано или поздно наступает такой возраст, когда альтернативы уже нет, – печально отвечает она, запрокидывая голову. Дождь падает ей на лоб. – Будь осторожна, Стелла. Ты вернулась на Эвергрин, ищешь ответы на вопросы… Мне-то все равно, что ты найдешь, но некоторым это не понравится, – она вновь смотрит на Грэма, возвращающегося по тропе. Ее взгляд буравит его несколько мгновений, прежде чем Сьюзен поворачивается и уходит в дом.