Настоящее

Мне удалось втиснуть в график четыре пары клиентов, одну за другой, но это означает, что к тому времени, когда я сяду в машину, чтобы поехать к отцу, единственное, в чем я буду нуждаться, – это поскорее рухнуть в свою постель и отключиться. По дороге я размышляю, не нужно ли мне самой поговорить с кем-нибудь по душам, как предложила Таня, вглядевшись в мое бледное и напряженное лицо.

Я согласилась, что это облегчило бы мою ношу, но когда она сообщила мне, что нашла номер телефона моего бывшего консультанта, я отмахнулась от ее предложения. У меня не было ни сил, ни желания заново открывать эту банку с червями; мой собеседник должен знать по крайней мере часть истории. И есть только один человек, который приходит мне на ум.

Не давая себе времени на размышления, я набираю номер единственного человека в мире, который знает столько же, сколько знаю сейчас я.

– Привет, Стелла! Очень рада вас слышать, – отзывается Фрея. – Я тут кое-чем занята, а как поживаете вы?

– Хорошо, – машинально отвечаю я, прежде чем признать: – Вообще-то не очень. – Мои пальцы теребят нитку, торчащую из подола кардигана, в то время как пальцы другой руки барабанят по рулю.

– Хотите рассказать? – спрашивает она через секунду. – Может, встретимся позже?

Оставив без внимания ее предложение, я произношу:

– Я вчера видела Дэнни.

– Вот как? – тут же оживляется Фрея.

– Он выглядит совсем иначе, чем я себе представляла. Гораздо лучше.

– Ну, это прекрасно, – говорит она ровным голосом. – Он рассказал, что произошло?

– Нет. Вернее… – Я колеблюсь. – Он сказал, что полиция ему не верит.

Фрея, судя по звуку, быстро втягивает ноздрями воздух.

– Интересно.

– Понятия не имею, что и думать.

– Но Дэнни утверждает, что убил ее?

Я снова не отвечаю.

– Меня подробно расспрашивали об Айоне. Это заставило меня подумать, что мы о ней слишком мало знаем.

– Понятно, – осторожно произносит Фрея.

– Фрея, забудьте все, что я наговорила. Просто в моей голове все перемешалось.

Я слышу в трубке, как она стучит по клавиатуре.

– Вы записываете мои слова?

– Да что вы, нет, конечно! Выполняю задание шефа. Простите. О чем мы говорили? Значит, Дэнни утверждает, что он ее убил?

Я вздыхаю.

– На самом деле он сказал «наверняка убил».

– Что он имел в виду?

– Понятия не имею. Я сама хотела бы знать.

– Стелла, извините, я могу вам перезвонить?

– Конечно, – отвечаю я, но Фрея уже вешает трубку, и я чувствую, что я ошиблась, доверившись ей.

К отцу я приезжаю совсем беспомощной и подавленной. Папа открывает мне дверь, одетый в тонкий хлопчатобумажный синий халат до колен и полосатые пижамные брюки. Поглядев на меня без выражения, он качает головой. Возникает минутная неловкость, пока мы стоим в дверях.

– Папа, сейчас пять часов вечера, а ты все еще не одет, – мягко упрекаю я.

– Ты слишком рано приехала, я ждал тебя позже.

– Я не говорила, что приеду. Можно войти? – Я киваю на коридор, и отец наконец распахивает дверь и впускает меня, задерживаясь у подножия лестницы. – Может быть, ты поэтому и удивился, увидев меня? – с надеждой спрашиваю я, пока отец напряженно вглядывается в мое лицо.

Он снова отрицательно качает головой. Мое сердце колотится, пока я решаю, нужно ли подсказать ему, кто я, когда он вдруг выкрикивает:

– Стелла!

– Да, папочка? – Когда я поворачиваюсь, он улыбается мне. Каждый раз, когда это происходит, мурашки бегут по моей спине. – Может, мне приготовить нам по чашечке чаю? Ты уже пообедал?

– Я? Э-э-э… – он нахмуривается.

– Ничего, не волнуйся, – мое сердце разрывается на части. – Я все-таки сделаю нам по сандвичу.

– Нет, не надо, милая, я не голоден. – Папа прикладывает ладонь к плоскому животу. – А в котором часу ты должна была приехать? – спрашивает он, проходя за мной на кухню и наблюдая, как я ставлю чайник.

– Я не должна была, пап, просто приехала, и все.

– А-а, ну ладно.

– Как ты себя чувствуешь? Оливия сказала, что ты приболел? Что-то с желудком?

– Да, детка, наверно. Я все сплю и сплю, и в голове все плывет. – Его руки, лежащие на столе, дрожат. Когда чай заварен, я передаю ему кружку и присаживаюсь рядом, взяв папины ладони в свои, и думаю о том, как много времени упущено и не слишком ли поздно теперь.

– Погода хорошая, – говорю я, кивая на улицу. – Прохладно, зато дождь перестал.

Отец переводит взгляд на заднюю дверь: через дверное стекло виден маленький ухоженный садик.

– У меня был… э-э-э… – он дергает пальцем, подыскивая слово. – Ну… Человек.

– Человек?

– Да, – папа начинает волноваться. – Но формы на нем не было. Ты понимаешь, о чем я?

– Детектив?

– Да! – Он хлопает ладонью по столу. – Детектив приходил вчера и хотел со мной поговорить.

– Он задавал вопросы?

– Что ты, родная! – папа выразительно смотрит на меня, будто я и сама должна это знать.

– Ты понял, о чем они хотят поговорить?

Папа приподнимает плечи и разводит руками.

– Наверно, о Дэнни, – подсказываю я. – И о теле, которое нашли на острове.

– Помнишь, какой домик на дереве я вам построил? – расплывается в улыбке папа. – Я почему-то начал часто о нем вспоминать.

– Помню, – грустно улыбаюсь я.

– Целую неделю его сколачивал, и вы с Дэнни просто сгорали от нетерпения в ожидании, когда все будет готово. Я укрепил его на дубе. Надеюсь, домик все еще там.

– Думаю, да, – соглашаюсь я с упавшим сердцем.

– Тебе нравилось подолгу сидеть в нем, а Дэнни проводил там больше времени, чем на земле. Он всегда был там, – говорит папа, но его взгляд мутнеет. – Ваша мама считала, что мальчика надо оставить в покое, а я возражал.

– Вот как? – оживляюсь я, заинтригованная этой разницей во мнениях, которую, насколько я помню, никогда не замечала.

– Ваша мама слишком опекала их обоих, – бормочет папа еще тише, – особенно Бонни.

– Неужели, папа?

Отец вскидывает глаза, словно спохватившись, что говорит вслух.

– Мария всегда была прекрасной матерью, – заявляет он. – Она обожала вас всех троих. Вы не должны это забывать.

Я улыбаюсь и опускаю глаза.

– Мне кажется, полиция хотела поговорить с тобой о Дэнни.

Папа рассматривает свои худые пальцы, обтянутые сухой кожей, и кисти рук, покрытые старческими пятнами.

– Тебе что-нибудь известно? – Я тянусь к его рукам, которые снова дрожат – кончики пальцев выбивают еле слышную дробь на столе. – О том, что произошло с Айоной?

Его глаза начинают наполняться влагой, и я мягко сжимаю папину руку.

– Ее нашли на острове, – произносит он.

– Да, но знаешь ли ты еще что-нибудь? – настаиваю я. – Как ты думаешь, Дэнни имеет к этому какое-то отношение?

Отец поднимает на меня глаза. Тонкие губы разжимаются, и он издает тихий стон:

– О-о-о… Боже мой, Стелла, я не знаю. Все может быть. Я думаю, наверно, он это сделал.

Сердце срывается в бешеный галоп. Я отдергиваю руку. Теперь, когда отец сказал это, я вдруг понимаю, что это далеко от того, чего я от него ожидала.

Папа хмурится, отчего лоб покрывается глубокими морщинами, и начинает водить пальцами по столу, будто пытается что-то сказать, но не в силах подобрать слова. Наконец он произносит совсем невпопад:

– Я так любил мой паром… Мне так нравилось управлять своей лодкой.

– Это правда, папа, – шепотом подтверждаю я. – Я часто приходила на пристань и ждала, когда ты вернешься.

– Да, ты всегда прибегала меня встречать. Когда-то мы были счастливы там, – говорит отец. – И ты радовалась больше всех. Ведь ты родилась на острове.

– Знаю, Энни Уэбб помогала мне родиться, – я улыбаюсь, вспомнив историю, которую часто просила родителей пересказать для меня. – Вы с мамой говорили, что я ни за что не подождала бы до материка.

Папа чуть приподнимает плечи.

– Слава Богу, что рядом оказалась Энни, – продолжаю я. – Ей пришлось делать все, что делает акушерка.

– Энни всегда была рядом, – соглашается папа уже не так меланхолично, и я боюсь, что он снова сейчас замолчит, однако он неожиданно добавляет: – Мы бы не переехали на остров, если бы не она.

– Вы знали Энни до Эвергрина? – изумляюсь я.

– Может, это и не ее рук дело, – продолжает он, водя пальцем по столу и не глядя на меня, явно раздраженный какой-то мыслью. – Может, это сделала Джой.

– Бабушка? – уточняю я.

Отец пожимает плечами.

– Да, но об этом тебе лучше спросить твою маму.

– Но я не могу, папа, – шепчу я, наклоняясь к нему. – Маму больше нельзя ни о чем спросить.

Отец поджимает губы и тяжело вздыхает.

– Да, думаю, что тебе и не стоит этого делать. – Откинувшись назад, он смотрит на меня: – Как у нее дела? Она здорова?

Я мелко трясу головой из стороны в сторону.

– Папа, она же…

– Я сожалею, что так получилось между ней и мной, – тихо добавляет он. – Я никогда не хотел, чтобы ей было больно. Никогда не хотел, чтобы мы расстались.

– О, папа. Что случилось со всеми нами? – говорю я, утирая слезы.

– Я ее очень любил… – Он хмуро опускает голову. – Ты останешься на чай? Оливия, кажется, скоро придет.

Я бросаю взгляд на часы, а папа поднимается и направляется к раковине, выглянув в сад.

– Папа, ты же помнишь Айону? – спрашиваю я.

– Да, – тихо отзывается он.

– Ты не знаешь, зачем она на самом деле приезжала на Эвергрин? Ведь она не училась в университете.

Я внимательно наблюдаю за ним и вижу, как напрягаются его плечи.

– Айона кого-то искала, – произносит он. – Но, по-моему, так и не нашла.

– Кого?

Отец качает головой. Когда он оборачивается, опираясь руками о край раковины, то вид у него снова взволнованный.

– Все это уже не имеет значения, – говорит он. – Много воды утекло с тех пор.

– Кое-что по-прежнему важно, – возражаю я. Отец смотрит на меня вопросительно. – Я видела тебя, папа, – выдаю я и тут же вспоминаю слова моей клиентки: «Узнав правду, я лишилась возможности жить в неведении». – Я вас застала, – продолжаю я уже не так уверенно. – Тебя и Айону. У вас был роман?

Папа недоверчиво смотрит на меня.

– Что? Нет! – кричит он. – Как ты вообще могла такое… – Он неистово трясет головой и округленными глазами обводит комнату, как испуганный ребенок. – Где Оливия?

– Папа, прости, – я встаю, чтобы подойти к нему. – Я не хотела тебя расстраивать.

Отец выходит из кухни, и я бегу за ним, увидев, что он остановился у входной двери, сжимая и отпуская край перил.

– Я не… – Он смотрит на лестницу и затем на меня, что-то ища глазами, но я не понимаю, что ему нужно. – Я не знаю, что я делаю, – признается он наконец с перепуганным видом.

Я беру его руки в свои и чуть сжимаю.

– Все будет хорошо, – уверяю я, и папа смотрит на меня с таким ожиданием, что мне хочется расплакаться: он ждет, что я каким-то чудом все исправлю.

Внезапно в замке поворачивается ключ, и входная дверь распахивается. Мощная волна знакомых духов, от которых у меня першит в горле, врывается в коридор раньше самой Оливии.

Перешагнув порог, она громко захлопывает за собой дверь. Ее взгляд мечется между мной и папой и останавливается на наших сжатых руках.

– Что случилось? – спрашивает Оливия, роняя сумочку и хватая отца за локоть. Отработанным движением она разворачивает мужа к себе, заставив нас разомкнуть руки. Оливия снова завладела папой. Дэвид, что здесь происходит? – требовательно спрашивает она.

Мы обе с ужасом наблюдаем, как из уголка его глаза скатывается слеза и бежит по щеке.

– Кто-нибудь из вас объяснит мне, что, черт возьми, происходит? – поворачивается она ко мне.

– Я приехала поговорить со своим отцом.

– Дэвид, почему бы тебе не одеться?

Папа послушно кивает и поднимается наверх. Оливия продолжает сверлить меня взглядом.

– Мне нужно было с ним поговорить!

– Ты хуже полицейских, – шипит она. – Вместе с ними преследуешь его.

– Его сын в тюрьме! – кричу я. – Он признался в убийстве. Я должна знать то, что знает папа.

– Я обратилась к врачам и адвокатам, чтобы они подтвердили, – решительно заявляет Оливия. – Дэвид не в том состоянии, чтобы его таскали по полицейским участкам и часами допрашивали о том, что произошло четверть века назад. Он моего имени иногда не помнит! – вопит она, хлопнув ладонью по своей груди.

– Но прошлое он не забыл, – возражаю я. – И вы это знаете.

В машине я с силой бью по рулю, случайно задев сигнал, отчего старушка на улице, остановившись, оборачивается. Не обращая на нее внимания, я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Я сжимаю челюсти так сильно, что скрипят зубы и сводит мышцы.

Шаря по карманам в поисках мобильного телефона, я нащупываю листок с предупреждением, который все еще лежит там. Вынув его, я разворачиваю и машинально пробегаю глазами.

Мне не понравится то, о чем я узнаю?

Бессмыслица. Если кто-то знал, что мой брат убил Айону, то зачем им хранить это в секрете? Зачем угрожать мне, если можно обратиться в полицию?

Я поднимаю взгляд и смотрю в лобовое стекло. Разве что есть еще какая-то тайна, разоблачения которой они не хотят.