Зимой вечера на Эвергрине долгие, а если некуда пойти, то просто бесконечные. Вернувшись в свою комнату, я становлюсь добровольной затворницей, подобно остальным островитянам в последнюю неделю. Скоро все на Эвергрине узнают, что Айона была почти частью моей семьи.

Я убедила себя в том, что мне отчаянно необходимы ответы на мои вопросы, но теперь все, о чем я мечтаю, – это спрятать голову в песок, как Бонни.

Сейчас восемь часов вечера, я лежу на кровати, мысли в моей голове кружатся, неотвязно возвращаясь к одному и тому же. Я надеюсь, что спешу с выводами и отец не имеет никакого отношения к смерти Айоны.

Громкий стук в наружную дверь пугает меня, и я сажусь на кровати, прижимаясь спиной к изголовью и прислушиваясь к шагам Рэйчел по половицам. Я молюсь, чтобы пришли к ней, а не ко мне. Мне не доставляет удовольствия, когда местные задают вопросы или в очередной раз напоминают, что мне здесь не рады.

Снизу доносятся неразборчивые голоса, и кто-то взбегает по лестнице. Спустив ноги с кровати, я приоткрываю дверь, переведя дыхание, и с облегчением вижу на лестничной площадке Фрею.

– Еще раз здравствуйте, – говорю я.

– Она пыталась меня не впустить, – Фрея закатывает глаза.

Я улыбаюсь, довольная, что ей удалось прорваться сквозь оборону Рэйчел, и приглашаю ее войти. Не спеша осмотревшись, она усаживается на краю кровати.

– Не ожидала увидеть вас так скоро, – начинаю я. – Как обстановка? У белого тента по-прежнему толпа и все говорят об Айоне?

– Нет, с наступлением темноты все разошлись по домам, – отзывается она. Я присаживаюсь рядом, вглядываясь в ее лицо. Полукруглые брови Фреи сведены у переносицы – она явно что-то собирается мне сказать, но я боюсь спрашивать.

– Никак не приду в себя. Хожу как оглушенная, – признаюсь я.

– Еще бы.

– Сестра расстроена, я чувствую, что должна быть сейчас рядом с ней. Наверно, мне лучше уехать утром, – произношу я. Мне вдруг становится важно, чтобы Фрея знала, что это не трусливое бегство с моей стороны.

– Да, наверно, – отзывается она, и я понимаю, что ожидала другого ответа.

– Видишь ли, Бонни во многом полагается на меня, – продолжаю я. – У нее есть муж и дети, но всякий раз, когда что-то идет не так, она снова нуждается во мне. Честно говоря, иногда это становится чрезмерным, оттого что в первую очередь приходится думать о ней, – говорю я с коротким смешком. – Поездка на остров в каком-то смысле стала бунтом против нее. Я знала, что Бонни это не понравится, и это придало мне решимости. Но теперь… – я не договариваю. – Вообще-то, Фрея, я решила, что вы пришли уговаривать меня остаться. Я подумала, вам важно, чтобы я поговорила с людьми, особенно сейчас, когда мы знаем об Айоне.

Она отворачивается и смотрит на мою закрытую дверь.

– Всякий раз, когда я вас вижу, я чувствую себя гонцом с плохими вестями.

Знакомое онемение возникает в кончиках моих пальцев, стремительно распространяясь по телу. Я стискиваю кулаки.

– Что произошло?

Фрея опускает голову, уставившись на свои сжатые пальцы.

– Нельзя ли просто сказать мне, что случилось? – повышаю я голос.

– Мне очень жаль, – начинает Фрея, – это вообще не мое дело, но пару часов назад кое-кто признался в убийстве Айоны.

Я чувствую, как ее слова звенят у меня в ушах.

– Нет. Нет! О Боже, нет! – я хватаюсь за голову, раскачиваясь вперед-назад. Папа, что ты наделал? Я должна быть с ним как можно скорее! Нельзя было сообщать ему обо всем по телефону. Он не отдает себе отчета, что он только что сделал. Он не понимает, что с ним теперь будет.

Голос Фреи звучит будто издалека:

– У меня могут быть неприятности, если я расскажу тебе…

– Это моя вина! – кричу я. – Я звонила ему сегодня и все рассказала! Мне нужно было поехать к нему и поговорить с ним лично.

– Неужели? Я думала, что вы уже много лет не поддерживаете связь.

– Что? – Я смотрю на нее сверху вниз – О ком идет речь?

– О вашем брате, – отвечает Фрея. – Дэнни только что признался в убийстве Айоны.