Четыре года, которые Матерь Божия сподобила меня прожить на Святой Горе, были для меня настоящим откровением. Откровением драмы падения и возвращения человека к «первой красоте». Всякий может видеть, как эта драма повторяется в кровавом пути каждого истинного монаха, который через участие в Богочеловеческой личности Христа побеждает плотскую жизнь, побеждает плотскую смерть и участвует в безсмертной и вечной жизни Воскресения.
Отцы, с которыми я удостоился познакомиться, погребли все свои знания, знание языков, аристократическое, царское происхождение, должности, почести, высшие звания — общественные и военные, — как излишние и безполезные, в скалах пустыни, в строгом скитском подчинении, в незаметности киновии, и приобрели Небесное Сокровище. Под своей убогой рясой и аскетической плотью эти Ангелы во плоти обрели многоценный бриллиант — Христа.
Сегодня живы немногие из тех, о ком я рассказал. Большинство из них уже стали наследниками Бога и сонаследниками Христа, наслаждаются безконечным блаженством близ своего возлюбленного закланного Агнца, облаченные в белые одежды, с царскими венцами на голове, и «поют новую песнь», как члены войска из «ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли…которые следуют за Агнцем, куда бы Он ни пошел».
Отцы мои благодатные, если бы вы сейчас могли вернуться, хотя бы ненадолго, в место своего преображения, на Афон, обрели бы ли вы здесь тот путь жизни, который переняли и который столькими трудами и жертвами сохранили? Нашли бы ли тот дух, в котором потрудились с таким самоотречением, желанием сохранить предания, которые всегда являются оболочкой сущности? Увидели бы ли на челе подвизающихся здесь ныне пот, а в их глазах — слезы радостотворной скорби? Узрели бы ли ту нищету, отвержение всякого новшества и всего мирского, совершенное устремление ума и сердца к Богу, которыми вы сами жили? Услышали бы ли свое молчание? Нашли бы ли свои потертые четки, перелатанный и выцветший подрясник, поучительную внешность, «глаза долу»? Встретили бы ли то, чем сами жили, с пролитием крови, безпокойством и борьбой — жажду вечности? Увидели бы ли все это или с разочарованием вернулись к красотам небес, отворачивая свое лицо от нас, нерадивых?
Отцы святые, отцы безсмертные, я первый, кто предал то, что вы передали нам в наследство. Возможно, есть и другие. Поэтому, отцы, приимите моления своих недостойных чад.
Походатайствуйте, попросите вместе с нашей Матерью, Госпожой Богородицей, Царицей Афона, Ее Сына и нашего Бога — Того, Чье Имя было столь глубоко запечатлено в ваших умах и сердцах, и Который услаждал вашу гортань «слаще меда и капель сота». Попросите благодатью все вместе, Святые всех веков, «в подвиге и чистоте просиявшие» на Афоне, чтобы то, что унаследовали вы, было невредимо сохранено вашими преемниками. Молите, чтобы не распалась золотая цепь святогорского предания, но чтобы от преподобного Петра Афонского и до самого последнего монаха, который будет жить на Святой Горе, продолжались дух, жизнь, устремления и все, что составляет сущность и образ афонского жительства.
Афон должен навсегда остаться мастерской, в которой будут обрабатываться души и посылаться в вечный свет небесный. Вседостопочтенные Отцы, будьте нам живым и вечным примером: все последующие монахи пусть живут так, как прожили вы, пусть едят, как ели вы, одеваются, как вы одевались, разговаривают, как вы разговаривали, сидят, как сидели вы, спят, как спали вы, молятся, как вы, служат Иже в Троице Богу с той же Божественной пламенностью, как служили вы…
Отцы мои многовожделенные! В ваших оневеществившихся образах я увидел, рядом с вами вкусил, «яко благ Господь», ибо вы были живыми сосудами Святого Духа, «благоухающими цветами Рая», непрестанно пребывающими в борьбе и терпеливом ожидании вожделенной минуты вашего взятия из преходящей суеты, когда вы будете пересажены из удела Богородицы в удел Царства Небесного.
Святые аскетические образы, вы носите на себе кровавые пятна подвигов мученического пути, кровавые пятна Христа! Вы являетесь для меня героическим примером в поисках нашего Небесного Жениха. Вы на всю жизнь стали для меня проводниками и светилами «в месте пусте». Был ли когда день, когда я не вспомнил бы о вас, не говорил бы о вас, о вашей борьбе и потах, которые перед престолом Господним вменяются в мученическую кровь?
Я дошел до предела своего вожделения к вам и к вашей ангельской жизни. Использовал всякое слово своего скудного ума, каждый удар своего измученного сердца, чтобы восхвалить вас — где бы мне ни доводилось быть. Потому что я знаю, что говорю истину — истину, неизвестную миру: о вашем незаметном, тайном, несравненном героизме в умной брани против страстей и диавола. Однако, даже если бы я имел силу и золотые уста Златоуста, то и тогда не смог бы описать того, чем обязан весь мир вашему молчаливому, незаметному существованию.
Вся ваша жизнь, борьба и устремленность прошли тайно, в исихастской «клети» пустыни. Однако в День оный Отец Небесный воздаст за ваши труды явно, чтобы вся вселенная познала, что есть широта и глубина и высота тех райских существ, которые называются монахами-святогорцами, каково их непостижимое значение для общества, для тела Церкви, для всего человечества…