Глава восьмая,
в которой Петерена поражает нелогичная система счета, Селеса и корабль поражает ментальный взрыв, а человека без набора букв поражают криминальные способности Селеса

– …В космосе хорошо

В космосе хорошо

Если слишком невыносимым станет одиночество в пустоте повторяй

В космосе хорошо

И все мы летим

Кто-то прикован к куску грязи

Кто-то к куску металла

А я прикован к другому

Я не одинок

Рядом всегда есть другой

Мне от него не уйти.

Мне никогда от него не уйти даже если я захочу

Он в теле моем и в мыслях без него я умру

Кроме нас здесь никого нет

Кроме нас здесь никого нет

На многие многие жизни вокруг никого нет

Если слишком невыносимым станет вечное присутствие другого повторяй

Зато

Кроме нас здесь никого нет

– Мысль я не совсем уловил, но очень интересно… – прошептал Петерен. – Продолжайте, продолжайте!

– Тут в капсуле обрыв, – с неохотой признался корабль.

– Как вы сказали, откуда это?

– Поэма Оро «Вселенская идиллия и единение разумов», в пятидесяти четырех инфокапсулах. У меня полторы, мне хватило.

– У вас есть литература? – обрадовался человек. – Это потрясающе! А кто такой Оро?

– Инфокапсула содержит не слова, а… как там у вас говорится… синестетические мыслеобразы. Я перевел их в слова и пересказал на вашем языке, но изначально это скорее… слепок сознания автора, чем текст. Энциклопедическому определению «литература» это не соответствует. Насчет Оро – понятия не имею, кто это. Но, судя по тому, что у Оро есть имя, он – или она – гуманоидная составляющая.

Петерен быстро сделал в блокноте еще одну пометку. В кабине оставался только он – все остальные ушли обедать, причем Афродита клялась, что вернется, но ее, очевидно, сморил послеобеденный сон. Корабль наконец успокоился и довольно охотно болтал с человеком – ему было скучно, а толстяк уже многократно доказал, что не представляет угрозы. Человек успел осмотреть и по возможности потрогать все в кабине. Сильнее всего Петерена впечатлили саркофаг – корабль запретил к нему прикасаться и тут же его захлопнул – и стоявший в углу большой резервуар из прозрачного материала. Этот бак словно вырастал из пола, а сверху его прикрывала тяжелая крышка с какими-то клапанами, вентилями и сложным замком на множестве шестеренок. Резервуар заполняло нечто бело-желтое, полупрозрачное, похожее на густой суп-пюре.

– Нет, – сказал корабль, когда Петерен смущенно отвел взгляд.

– Что? – смутился тот еще больше.

– Бак совершенно не для того, о чем ты думаешь. И кисель чистый.

– Кисель?

– Раствор.

– А для чего он?

– Для чрезвычайных ситуаций, – уклончиво ответил корабль, которому нравилось быть загадочным.

Но главное открытие ждало человека впереди. С самоотверженностью настоящего бюрократа он снова и снова убеждал корабль заполнить анкету, и тот в итоге сдался. Самой большой проблемой стало определение возраста – корабль не помнил даты своей сборки. Точнее, своего рождения – он заявил, что никто его не собирал. Петерен попросил назвать приблизительно, и корабль загадочно забормотал:

– Если каждый раз примерно по сорок пять шиарийских лет, и всего я помню… допустим, двенадцать… Девяносто шесть, три, семнадцать, четырнадцать, триста восемь, девять, пять, десять, двадцать пять, три… Пять. Тринадцать, ноль, четыре, шестьдесят два, сорок пять, тридцать девять… Четыре. Триста двадцать семь, десять, пять, ноль, семьдесят один, пятнадцать, один, четырнадцать, пять… Ноль. Пятьсот сорок шиарийских лет. Или тринадцать все-таки? Чем дальше, тем больше все спутывается, ни в чем нельзя быть уверенным…

Петерен даже не подумал, что стоило бы удивиться такому солидному возрасту.

– Вы что сейчас делали? – заморгал он.

– Обычное умножение.

– А… – Толстяк попытался вспомнить последовательность, но в памяти всплывало какое-то месиво из цифр. – А в чем принцип?

Корабль раздраженно загудел:

– Как в чем? Нужная цифра всегда в середине.

– А можно еще раз?

– Ну… Пятьдесят два на тридцать восемь. Пятнадцать, сорок четыре, сто тридцать пять, двенадцать, двести четыре, один, восемь, тридцать девять, сто пятьдесят два… Один. Девяносто пять, три, семнадцать, четырнадцать, триста восемь, девять, ноль, десять, двадцать пять, три… Девять…

– Они не в середине! – перебил Петерен. – И откуда вы берете именно эти цифры, эту последовательность?

– В середине, – упрямо повторил корабль, подумал и добавил: – Не знаю, они сами откуда-то берутся. Но я никогда не ошибаюсь.

– Потрясающе… – констатировал человек.

– Он точно не опасен? – спросил у Алисы Смотритель. – Мелкий, конечно, но шустрый ведь. И зачем ему эта железяка на поясе?

– Тише, он же понимает.

– Да он так увлекся, хоть из пушки пали…

Они притаились под кустом, усыпанным белыми цветами, призрачно сиявшими в темноте. Смотритель прикрывал фонарь ладонью и иногда высовывал голову из-под веток, чтобы проконтролировать ситуацию. В нескольких шагах от куста инопланетный гость знакомился с одним из самых безобидных кладбищенских привидений – Белой дамой. От своих многочисленных тезок она отличалась заметным вокальным талантом – именно так было записано в одной из растрепанных книг Смотрителя, который уже много лет вел строгий учет подопечных.

Селес старался стоять неподвижно, как ему велели. Белая дама сидела у могильного камня, спиной к нему, и изредка покачивала закутанной в покрывало головой. Оммо видел выбившиеся наружу и приставшие к покрывалу пряди темных волос, видел узелки на нитях, из которых оно было соткано, но в то же время различал сквозь силуэт призрака надписи на камне и венок с траурными лентами, лежавший на траве.

Откуда-то издалека донесся бой часов, неожиданный здесь, среди полей и лесов, где, казалось, из человеческих сооружений были только домик Смотрителя да кладбище. В молочно-белом тумане звуки задерживались надолго и словно наплывали друг на друга.

– Сейчас, – шепнул Смотритель. В его шепоте слышалась гордость за подопечную.

Дама подождала, пока стихнет последний отзвук и воцарится полная тишина, провела рукой по надгробию и запела. У нее был удивительно нежный высокий голос, и благодаря ему простенькая мелодия из трех нот превратилась в нечто гипнотически печальное. Селес не знал языка, на котором она пела, но уже после первого куплета все понял. В этой могиле была похоронена не сама Белая дама, здесь лежал ее совсем маленький детеныш. Он отправился после смерти в иной мир, где давно забыл о матери, а она истаяла в слезах, осталась здесь навечно, пригвожденная к земле своим горем. И каждую ночь она приходит к могильному камню, единственному напоминанию о том, что когда-то в ее живых руках тихо дышал теплый малыш с мягкой розовой кожей. Приходит, чтобы спеть колыбельную маленькому гробику, покоящемуся глубоко в земле…

Забыв о предупреждении Смотрителя, Селес шагнул к Белой даме, чтобы хоть как-то выразить ей свое сочувствие. Призрак обернулся, и неочеловек увидел, что это совсем молодая самка, красивая, сияюще-бледная, с заплаканными глазами. Продолжая напевать колыбельную, Белая дама протянула в ответ узкую руку, сквозь которую было видно росу на траве…

– Э-э! – предостерегающе крикнул выскочивший из-за куста Смотритель. – Я кому говорил: не трогать?!

Песня оборвалась, привидение заметалось, пытаясь укрыться от света фонаря, и с жалобным стоном растворилось в тумане.

Селес хотел было что-то сказать, но, опасаясь услышать в ответ очередное «не понимаю», только развел руками. Смотритель посветил едва достававшему ему до плеча неочеловеку в лицо, увидел, что тот явно расстроился, и ему стало жалко гостя.

– Я когда в первый раз ее услышал, тоже все на свете забыл, – понимающе кивнул он. – Но все равно… – Он легонько подтолкнул Селеса вперед и решительно закончил: – …Я не позволю инопланетянам трогать моих привидений.

– Жаль, что она так рано умерла, – задумчиво сказала подошедшая Алиса. – Пела бы сейчас в опере.

Смотритель вынул из-за пояса щетку и осторожно обмахнул надгробие. Сверху на нем появилась новая трещинка, и он огорченно прищелкнул языком. Все-таки могил было слишком много, и старик физически не мог уследить за всеми сразу. Прошлой весной река незаметно подгрызла берег на западном краю кладбища, и, прежде чем Смотритель успел что-то предпринять, троих его подопечных унесло течением.

– Ну что, продолжим экскурсию? – выпрямившись, бодро предложил он. – Кстати, не помню, рассказывал или нет, но чем дальше от дома, тем они спокойнее. Правда, если идти на юг, к лесу, там есть парочка беспокойных, без фонаря и лопаты лучше вообще не соваться – разорвут… А вон в той стороне – самые тихие.

Будто в подтверждение его слов, со стороны леса послышался леденящий душу вой. Оставшаяся охранять дом собака ответила яростным лаем.

– Ближе к ограде есть у меня один эзотерик, увлекался при жизни всякими духами, проекциями и прочей алхимией… – Смотритель жестом пригласил всех следовать за ним. – Или я и это уже рассказывал?

Алиса отрицательно помотала головой.

– Сначала от него тут все ходуном ходило, подростки как-то нервишки пощекотать пришли – умерли на месте от страха… А потом я соли вокруг его могилы насыпал, чтоб он на месте сидел и больше по кладбищу не шатался. Ну, разговорились. Оказался образованнейший старичок, эрудит и умница, теперь к нему поболтать захожу. Пробовали в шахматы сыграть, но я со злости такой маленький круг нарисовал, что стол уже не помещается…

Селес охнул и чуть не упал, в самый последний момент ухватившись за обросшего мхом каменного ангела. Смотритель направил на него фонарь:

– Что, опять самогон?

Неочеловек молча цеплялся за камень, пытаясь устоять на ногах. Все вокруг заволокла мутная пелена, в ушах тонко и противно звенело, но он уже снова различал и свет фонаря, и басовитое бурчание, звучавшее вопросительно и тревожно. Селесу хотелось объяснить, что такого ментального удара он не получал еще, наверное, никогда и что удар сапогом в солнечное сплетение по сравнению с ним – нежнейшее поглаживание, но вместо этого выдавил только:

– Оммо тарукурат…

– Чего? – с подозрением протянул Смотритель.

В этот момент подоспела вторая порция, и окружающая реальность снова куда-то пропала.

– Черт… – прошипел корабль – он опять трясся, и на этот раз гораздо сильнее. – Чтоб тебя… А, чтоб тебя! – свет в кабине опять выключился, а сосредоточенная ругань корабля перешла в низкий утробный вой.

– Это метеорит?! – вопил Петерен, пытавшийся забиться под саркофаг. – Это метеорит, да?!

– Нет, хуже-е-е-е-ы-ы-ы-ы…

Наконец гул прекратился, свет перестал мигать, и человек осторожно высунул нос из-под саркофага:

– Что это было?

– Оммо тарукурат!

– Э-э…

– Ментальный взрыв. Вызов несоразмерной мощности. – Сознание корабля временно помутилось, поэтому он изъяснялся неполными синонимами: – Эмоциональный удар. Тебя когда-нибудь пытались убедить отбойным молотком?

Петерен шумно сглотнул. Корабль затих, пытаясь собраться с мыслями, которые оммо тарукурат всегда расшвыривал очень далеко. К такому экстремальному способу общения симбиотические пары прибегали только в крайних случаях, чтобы передать на большое расстояние, которого обычная ментальная связь уже не покрывала, просьбу о помощи. Осмысленной информации оммо тарукурат практически не нес, это было оглушительное эхо эмоций, которое раскатывалось очень далеко. Иногда, впрочем, в его сердцевине обнаруживалась наспех собранная инфокапсула – с помощью оммо тарукурат ею выстреливали, как из дальнобойного орудия. Для создания ментального взрыва требовалось значительное усилие, а для взрыва такой мощности, как сейчас, – просто огромное.

Но в этот раз о помощи никто не просил. Оммо тарукурат впечатал в сознание корабля злость, обиду, тоску, жгучее отчаяние и обещание кому-то что-то припомнить. Еще было смутное, но страстное желание освободиться неведомо от чего. Все это швырнули через огромное расстояние с одной-единственной целью – поделиться. Чтобы и другие это почувствовали, чтобы им тоже стало тоскливо и мерзко.

– Сволочь… – пробормотал корабль.

– Кто? – оживился Петерен.

Корабль не ответил.

Неочеловек наконец отпустил ангела и сел на землю. Смотритель и Алиса растерянно смотрели на него. В ментальном поле к нему настойчиво стучался корабль, но Селес не отвечал – он и так прекрасно знал, что ему хотят сказать.

– Это плохо, – неизвестно зачем сообщил он в пространство.

– Смотри-ка, проветрился, – обрадовался Смотритель и на всякий случай добавил: – Мы тебя понимаем.

– Что-то случилось? – спросила Алиса.

– Кажется, да…

– Это интересно, – перебил Смотритель. – Если из-за радио он начал путаться в языках, а после этого «оммо» снова заговорил по-человечески, значит, происходит синхронизация. – Он поставил на землю фонарь, который мешал ему жестикулировать. – Получается, у них между собой что-то вроде…

Селес встревоженно посмотрел на звезды:

– Это не интересно, это очень плохо.

– Да что стряслось-то? – Алиса махнула рукой на увлекшегося теориями Смотрителя.

– Меня ищут. – Неочеловек развернулся и быстро пошел по направлению к освещенному дому.

Смотритель на секунду замешкался, но тут под ногами гостя затрещала первая ограда, и он кинулся следом:

– Не ходи по могилам! Тебе понравится, если по твоей пройдутся?.. Фонарь хоть возьми!

Селес ненадолго остановился:

– У вас здесь все и так очень сложно. А она ни за что не станет соблюдать все эти ваши законы, не будет вас слушать, зато будет ввязываться в конфликты, и я не знаю, чем всё…

– Ты что-то натворил? – изумленно подняла брови Алиса.

– Да, и мне, кажется, только что пообещали это припомнить. – Он почти вырвал из рук Смотрителя фонарь. – Она совсем близко. Нужно выбраться отсюда раньше, чем она прилетит.

Распугивая прыгающим лучом фонаря призраков, Селес побежал к дому. Вскоре из сада донесся яростный собачий лай, потом – какое-то подозрительное лязганье.

– Это интересно… – обеспокоенно заметил Смотритель и поспешил следом. Алиса осталась на месте, потому что ее успели схватить холодные и почти бесплотные пальцы, и она уже несколько минут покорно впитывала длинную, скучную и тягучую историю чьей-то жизни.

– А потом родился пятый ребенок, девочка, хотя мы хотели мальчика… – почти беззвучно шевеля губами, повторяла она шепот назойливого привидения. Перед ней мелькали кусочки чужого существования, похожие не то на семейные снимки, только глазами не оператора, а запечатлеваемых, не то на разваренные овощи в невкусном супе. Внезапно беззвучная молния разорвала в клочья очередной сгусток никому не нужных воспоминаний, и Алиса провалилась в совсем другую реальность – гул, грохот, горы саднящей лязгающей плоти, неповоротливой, бескровной, непостижимые существа рядом в тумане, и ярость, и зависть, и непонимание, так тянущие к ним, чтобы понять хоть на миг, чтобы…

И Алиса снова забормотала на неизвестном языке, так испугавшем Селеса в бараке.

– Ах ты зараза! – рявкнул вернувшийся Смотритель, замахиваясь на ее призрачного собеседника. – Пиявка чертова!

Привидение, не успевшее изложить всю свою биографию, вздохнуло и с тихим хлюпаньем провалилось сквозь землю. Алиса в недоумении уставилась на Смотрителя. Она мгновенно забыла все, что только что видела и ощущала.

– С ними надо ухо востро… – хмыкнул Смотритель, но тут со стороны дома явственно донеслось урчание мотора. – Ты же говорила, он безобидный!

Селес лихорадочно пытался разобраться в устройстве транспортного средства, стоявшего перед домом Смотрителя. Один раз мотор завелся, но, пока неочеловек размышлял, куда нажимать дальше, машина заглохла. Селес повертел руль, вдавил в пол педали – ничего. Он направил фонарь на вытащенные проводки и снова начал их соединять.

– Ты что творишь! – снаружи в стекло забарабанил Смотритель. – Как ты туда вообще забрался?! Вылезай сейчас же! Открой дверь!

– Извините, но мне очень надо к орбитальному лифту. – К ужасу старика, Селес зачем-то начал отковыривать прозрачную крышечку спидометра. – Иначе могут возникнуть проблемы… конфликт, беда, понимаете?

– Открой дверь, я сказал!

Селес выполнил приказ, и Смотритель выволок его из автомобиля за шиворот, оттащил на безопасное, по его мнению, расстояние, поставил на ноги и грозно потребовал:

– Стой тут, ничего не трогай и вообще не шевелись.

– Но мне надо…

– И молчи!

Смотритель и Алиса забрались в машину, захлопнули дверцы и начали вполголоса что-то обсуждать, периодически поглядывая на гостя. Селес поднял голову к светлеющему потихоньку небу. Где-то там его ждал корабль: наверное, он скучал и ругался или, что более вероятно, перемывал ему кости с обитателями додекаэдра. И за то, чтобы прямо сейчас воссоединиться с симбиотическим партнером, Селес согласился бы еще на дополнительные сутки перемывания костей, в котором корабль был безусловным гурманом и виртуозом.

И еще где-то далеко-далеко была Айа, несчастная и невообразимо злая, потратившая кучу сил на то, чтобы передать ему свое состояние. А он за всей этой лавиной возмутительных в своем неправдоподобии событий успел забыть и о том, что оставил ее у морфов, и, кажется, даже о том, как она выглядит, – сейчас вспоминались только вздернутый кверху нос и растрепанные волосы.

Селес вздохнул. Ему уже начинало казаться, что он находится на этой странной планете целую вечность, а может, и всегда здесь жил. А прежнее, нормальное существование на корабле ему просто приснилось…

– Поехали, – опустив стекло, сказал Смотритель.

– Что?

– По-е-ха-ли. Мы посовещались, и я решил.

Селес послушно протиснулся на заднее сиденье, поерзал на гладком кожзаменителе, залез на неудобный бежевый диванчик с ногами и в конце концов улегся на нем.

– В машине так не ездят, – пробурчал старик, выруливая на дорогу.

– Я знаю. Но, если лежать, похоже…

– На саркофаг? – Алиса бросила на него быстрый заинтересованный взгляд.

– Да, – Селес посмотрел на обитый мягкой тканью потолок и опять вздохнул.

– К орбитальному лифту пока нельзя, – наблюдая за мошками, разбивавшимися о лобовое стекло, сказала Алиса. – Мы отвезем тебя к границе центральной плоскости, там есть еще один лифт. Ты же почти официальное лицо, к тому же приезжий, так что тебя пропустят. А Смотрителю туда нельзя. Ему и отсюда выезжать нельзя, но он очень постарается…

Алиса покосилась на заднее сиденье, удивленная, что ей не задают вопросов. Селес лежал неподвижно, закрыв глаза.

– Спит, – не оборачиваясь, констатировал человек без набора букв. – Да уж, притащила ты на мою голову… Маленький вроде, а столько шума.

– Хорошенький… – мечтательно улыбнулась Алиса.

– Он тебе не зверюшка, – сверкнул очками старик. – Это ж целый живой инопланетянин.

– Внепланетянин… Ну не сердитесь, мы быстренько проедем. Вы и не заметите.

– Ладно уж.

– А если вас вдруг застопорит, гипнозом попробуем, как в прошлый раз.

– Сказал же – ладно!..

– Я бы тоже хотела быть неочеловеком… Только вот эти дырки. Интересно, это больно?

– Меня больше интересует, что он там у себя натворил и кто за ним летит. – Смотритель прибавил скорость. – «Она»… А что, если это служба розыска или полиция? У них есть полиция?

– У них даже государства нет. – Алиса зевнула. – Я подремлю немножко, разбудите меня… потом…