Глава двадцать первая,
посвященная наихудшим вариантам развития событий

После того как Ними вернулся на континент арцев в качестве официального представителя, со всей документацией, заверенной в трех экземплярах, все изменилось в мгновение ока. Ему предоставили отдельную резиденцию со специальной световой установкой, личный транспортный модуль, доступ в информационную паутину, который был ему совершенно без надобности, и четырех охранников.

Рада назначили секретарем при официальном представителе. Вообще это была женская работа, но арц не очень расстроился. Ними по-прежнему не ладил с техникой, хоть и согласился после долгих уговоров надеть браслет с коммуникатором – заставив Рада поклясться, что браслет не пустит корни в его руку. Так что арц помогал способному дикарю во всем, а не просто рассылал корреспонденцию и следил за графиком, как бедняжка Хат. В день, когда Ними явился подать жалобу, у нее случилась тяжелейшая передозировка успокоительным, и медикам с трудом удалось ее спасти. Рад даже навестил ее один раз в больнице, но все еще одурманенная Хат отворачивалась от него и повторяла: «Вы теперь с этими, с этими…»

Дополнительной и секретной его обязанностью стало при любой возможности отсылать охрану куда-нибудь подальше – например, проверить безопасность башни, в которой должны были пройти очередные переговоры с участием виза. Ними боялся своих телохранителей.

– Не думал, что быть официальным представителем так трудно…

– Сам вызвался. Только, пожалуйста, не ищи себе замену.

– Да, я тоже пока вас побаиваюсь, – усмехнулся Ними. – Но, может, все-таки назначить Эхо заместителем?

Рад вспомнил глаза Эхо, полные беспримесной синей ненависти, и поежился, но виз, как обычно, все понял не так.

– Да, я забыл, что у вас самки не занимают всякие… должности.

– А вы кидаетесь собственными детьми.

– Если у эмбриона серьезные отклонения в развитии, плод отваливается сам, так что кидаемся мы…

– Прекрати! – замахал руками Рад. – Лучше скажи: если вы растете на деревьях, как Эхо может быть твоей сестрой?

Ними приподнялся в гамаке.

– Во-первых, не на деревьях, а на Точке роста. Корни Главного проходят под всем континентом и питают инкубаторы. Примерно вот так. – Над коммуникатором повис светящийся паук с бесчисленным количеством лапок. – А во-вторых, разве ваши самки производят детенышей только по одному? Мы с Эхо – из одного плода.

Рад внимательно изучил паука и побарабанил пальцами по столу. Он давно заметил, что визы разрешают своим самкам делать что угодно, совершенно не понимая, что любая деятельность, требующая серьезных умственных и физических усилий, мешает им выполнять свою главную функцию. Арц думал, что визы еще просто не дошли до понимания того, что самка – это в первую очередь сосуд для детенышей, требующий соответствующего, очень бережного отношения. Но теперь получалось, что их самки – и вовсе какие-то бесполезные существа.

– Если вы… – Он указал на паука. – Размножаетесь таким образом, зачем вам вообще самки?

– Мы сами выбираем, кем рождаться. Мы начинаем мыслить и подключаемся к ментальному полю задолго до того, как разрывается оболочка плода. Так мы узнаем, каково это – жить. И если кому-то не хочется быть самцом… Самки красивее, их чувства острее. Я решил родиться самцом только для того, чтобы избежать ответственности… И, наверное, когда-то давно мы размножались так же, как вы. Мы по-прежнему совокупляемся и получаем от этого удовольствие.

Лицо арца стало темно-серым, и он уткнулся в новостную панель, в третий раз изучая прогноз погоды на завтра. Но Ними опять понял его неправильно.

– Что, и удовольствие нецелесообразно? Странно, что вы еще не воздвигли Храм Целесообразности. Или он все-таки где-то есть?

– Я не позволяю себе смеяться над твоим народом и его традициями…

Ними подсел к столу, напустил в свой стакан с водой веселящих водорослей, проделал ту же манипуляцию со стаканом Рада – невзирая на то, что арц его демонстративно отодвинул. Потом Рад увидел, что новостная панель зарастает тонкими былинками с еле различимыми белыми цветами. Они быстро покрыли экран целиком, и арц раздраженно посмотрел на виза:

– Что?

– Иногда я жалею, что все-таки решил быть самцом.

На этот раз все неправильно понял Рад. Он посмотрел на Ними почти с ужасом – такого он никак не ожидал.

– Прекрати. Обещаю впредь не возвращаться к этому вопросу, хватит! – Лицо Рада становилось все темнее и темнее. – Ты доставляешь мне эмоциональные неудобства! Это может привести к внеплановой стрессовой фазе!

Ними растерянно поскреб пальцем ухо:

– А что тут такого? Некоторые предпочитают рождаться самками потому, что только самки способны укореняться. А Точка роста не бессмертна. Мы бережем ее, но всякое может произойти. Так что каждая самка имеет крохотный шанс получить огромную власть и спасти всю колонию. Самцам это недоступно. Хотя такая все-таки огромная ответственность…

– Главный – самка?! – Рад залпом осушил стакан и поперхнулся.

– Когда-то он ею был. Точка роста – особое, отдельное существо.

– Но тогда… тогда зачем вам самцы?

– А кто же еще будет опылять Главного?

– О Перводвигатель… – выдохнул Рад, пораженный аморальностью государственного устройства визов.

Неожиданно послышался низкий гул, вся башня завибрировала, а окна на мгновение потемнели, словно за ними пронеслось что-то огромное. Однако Рад и Ними этого как будто не заметили.

Однажды, лет двадцать назад, Селес и его корабль выскочили с изнанки совсем не в нужной точке. Они направлялись к Лигейе-1, где велись раскопки, и Селесу очень хотелось взглянуть на какие-то необыкновенные артефакты, о которых гудела вся инфосеть. Но эти бестолковые бицефалы выкинули их черт знает где. Изучая окрестности, они обнаружили в ментальном поле присутствие еще одной симбиотической пары, которая хранила гробовое молчание. Они отправились на поиски соплеменников и довольно скоро наткнулись на неокорабль с наглухо задраенным щитом, который не подавал признаков жизни. Корабль Селеса долго выписывал вокруг него круги, одновременно стучась в личное ментальное пространство незнакомой пары (сам Селес считал это неприличным), пока не получил наконец короткий ответ:

– Извините, – вмешался Селес. – Мы не хотели, просто…

И корабль медленно полетел прочь.

Удивленный Селес долго смотрел ему вслед. Помимо необъяснимой враждебности незнакомца его поразило то, что говорил только корабль, причем он ни словом не обмолвился о своей гуманоидной составляющей. В окрестностях не было пригодных для жизни планет, так что неочеловек, скорее всего, был на борту. Если учесть, что случайно встретившиеся симбиотические пары обычно набрасывались друг на друга с расспросами и радостный гвалт в ментальном поле не смолкал потом несколько суток, ситуация приобретала таинственный и несколько зловещий оттенок.

Обсуждая странную встречу со своим кораблем, Селес вспомнил известную старую страшилку. В ней рассказывалось о неком неокорабле, которому то ли задело мыслительный центр при аварии, то ли просто очень не повезло с гуманоидной составляющей. Впрочем, это были позднейшие домыслы, в самой страшилке поведение корабля никак не объяснялось. Просто однажды он решил сделать своего симбиотического партнера более удобным. Он втайне от человека нанял при посещении торговой платформы каильских черных техников, которые оборудовали саркофаг выдвижными хирургическими манипуляторами, спрятанными в стенках. А потом, когда человек уснул, запер крышку, вколол ему доапон и сильнодействующий транквилизатор. И аккуратно, не торопясь, отрезал ему руки, ноги и закрепил туловище в саркофаге металлической скобой. На всякий случай он еще и заклинил замок в восстановительном резервуаре, хотя эта предосторожность казалась уже излишней.

Позже корабль продолжил усовершенствование гуманоидной составляющей: произвел резекцию голосовых связок, чтобы неочеловек перестал кричать, и удалил ему некоторые участки мозга, чтобы в ментальном поле тоже наконец стало тихо. В этом фрагменте разные версии истории расходились: согласно первой, неочеловек навсегда утратил доступ к ментальному полю, согласно второй, доступ сохранился, но теперь гуманоид мог транслировать туда только одно слово: «Помогите», а в третьей, самой мрачной версии это было слово «убейте».

Усовершенствованный неочеловек стал тихим, послушным и в таком состоянии мог жить практически вечно, не нуждаясь в восстановлении. Правда, без двигательной активности и внешних впечатлений он вырабатывал мало ментальной энергии, и вся она по понятным причинам была очень темной. Поэтому корабль передвигался медленно и по большей части спал. Сначала соплеменники изредка с ним пересекались, а потом, чтобы избежать лишних вопросов, он затерялся где-то в глубинах космоса.

Конечно, вероятность того, что эта история основана на реальных событиях, а тем более того, что Селеса и его корабль угораздило встретиться с ее главным героем, сводилась почти к нулю. Но Селесу все равно долго еще было не по себе. Однажды ему даже приснилось, что в кабине – а ему практически всегда, за редким исключением, снилась кабина корабля, – есть то ли огромное зеркало, то ли экран, как в неживых транспортниках. И будто бы краем глаза он заметил на этом экране какое-то светлое пятно, а когда пригляделся – увидел бледное лицо с грубыми шрамами на лбу. Оно беззвучно разевало рот – так отчаянно, что губы в уголках надорвались. От ужаса Селес проснулся и тут же расшиб голову об крышку – корабль потом говорил, что закрыл саркофаг, чтобы неочеловек выспался в тишине и покое, и вовсе не обязательно было биться там и орать благим матом. Надо сказать, что корабль, в отличие от Селеса, был скорее воодушевлен гипотетической встречей со своим зловещим собратом. И он еще долго утверждал, что все это, конечно, жестоко и недопустимо, но в чем-то безумного экспериментатора можно понять, потому что гуманоидные составляющие постоянно забывают, кто они, зачем и где их место.

Сестра полномочного представителя стала первой самкой визов, явившейся на территорию арцев не с диверсионными целями. Самцы, в количестве примерно пятидесяти штук, присутствовали здесь уже довольно давно: они прибыли на ту самую спорную стройку, которая обещала стать исторической. Арцы теперь вели строительство какими-то необыкновенными зигзагами, не выжигая джунгли и терпеливо дожидаясь, пока визы сами уберут свои зеленые стены. Как выяснилось, визы отстаивали эти территории так яростно еще и потому, что здесь корни Главного залегали очень близко к поверхности. Башни, с местоположением которых визы были категорически не согласны, постепенно сносились, а немногие оставшиеся возвышались над растительным хаосом и выглядели весьма растерянно для неодушевленных предметов. Арцы, обычно сдержанные, вели в информационной паутине бурные дискуссии о том, не действуют ли строители в интересах визов и какой дурак согласится жить и работать в окружении градорубов, но соглашались в одном: полный отказ от строительства на континенте визов был бы непростительной слабостью. В ментальном поле визов происходили не менее жаркие споры: некоторые даже считали, что Главный зашел слишком далеко в своей демонстрации доверия, подпустив арцев так близко к корням, и открыто сомневались в его здравомыслии – прежде никто не посмел бы говорить такое о Точке роста. Но их командированные на стройку специалисты вели себя в целом прилично. Они проявляли живой интерес к технике арцев, осваивая ее упорно, но тщетно: единственное, чему они научились, – тыкать пальцем в экран, показывая, куда дальше вести строительный зигзаг.

В транспортнике Эхо окружила себя растительной ширмой и демонстративно ушла в ментальное поле. Сопровождающие ее арцы то и дело нажимали на бугорки под своими указательными пальцами, стараясь делать это втайне друг от друга. Ними предупредил их, что Эхо ни в коем случае нельзя злить, и всю дорогу они хранили гробовое молчание, изредка робко поглядывая на гостью. Точнее – на здорово помявшую пол и потолок транспортника древесную ограду, за которой она находилась.

На посадочной площадке Эхо заметила в толпе встречающих Ними и сразу направилась к нему. Арцы, поняв, что никакого соблюдения этикета не предвидится, поспешно расступились. Один замешкался, Эхо наступила на его маленькую серую лапку, с досадой посмотрела вниз и вытерла ногу о дорожное покрытие.

– Тебе нравятся их украшения? – поинтересовалась она, дернув брата за руку, на которой блестел новенький браслет с коммуникатором.

– Ты наступила моему другу на ногу и не извинилась.

– Извини, – Эхо повернулась к Раду. – Это ты приходил к нам? Я тебя не узнала. Вы совершенно одинаковые.

– Ничего страшного. Я тоже пока не научился отличать визов друг от друга.

– Видимо, у тебя плохое зрение.

– Ты могла бы вести себя нормально? – спросил Ними в ментальном поле.

Переговоры в ментальном поле длились не так долго, чтобы затянувшаяся пауза обеспокоила арцев. Они решили, что брат и сестра обмениваются приветствиями или, возможно, совершают какой-то ритуал. Ними дружески им улыбнулся:

– Прошу прощения. Моя сестра хотела бы посмотреть, как идет строительство.

– Подождите немного. Мы составим оптимальный маршрут…

Воспользовавшись тем, что арцы углубились в изучение карт, Эхо незаметно тронула брата за руку и шепнула:

– Выйди из ментального поля…

Он довольно громко переспросил:

– Что?

– Бестолочь… Выйди из ментального поля. Я требую.

Безоблачное небо над их головами прошила ветвистая молния, а спустя мгновение почва под ногами дрогнула, как от взрыва. Но никто этого не заметил, Ними по-прежнему озадаченно смотрел на Эхо, а арцы даже не отвлеклись от коммуникаторов.

– Хорошо… – шепнул он.

Башни на участках, застройку которых визы и арцы согласовали между собой, росли буквально на глазах. Самих строителей видно не было – они сидели в домиках-времянках, окруженные бесчисленными экранами, панелями управления и горами документации. Снаружи бродили только любопытные визы. Башни строила автономная техника: долговязые краны, укладчики и сварщики, грузчики, похожие на плоских жуков, еще какая-то мелочь для ввинчивания, стягивания и подгонки, червеобразные прокладчики – по документации они проходили именно под таким названием, – и полировщики, которые бегали по стенам и наводили последний лоск. А рядом вздымалась и опадала растительная масса – визы, прыгая с одной древесной дороги на другую, перекраивали свои владения, отводя их подальше от строящихся башен и направляя туда, где стояли приготовленные к сносу здания.

Арцы, сопровождавшие Ними и Эхо, дружно шарахнулись в сторону, когда колоссальный ствол, обвившись вокруг старой башни, со скрежетом сжал ее и выплюнул фонтанчик битого стекла. Они уже должны были привыкнуть к этому, но слишком хорошо помнили террористические акты визов, видеозаписи которых столько раз смотрели в паутине, замирая от ужаса и любопытства.

Эхо, заметив, что арцы увлечены зрелищем, ускорила шаг и потянула брата за собой.

– Мне это не нравится… – шепнула она, отойдя подальше.

– Мы привыкнем друг к другу. Теперь я их знаю. Это возможно.

– Нет-нет-нет… Какой ты глупый. Да не ненавижу я их. Мне на них плевать. Я не о том. Мне все это не нравится.

– У тебя что-то с восприятием. Ведь у нас получается. Все складывается хорошо.

– Вот именно! – зашипела Эхо, поглядывая на приближающихся арцев. – Пойдем дальше… Именно! Все складывается хорошо… Все идеально! Мир, согласие и единение видов! Так не должно быть.

– Война тебе нравилась больше?

– С-самец! У тебя нет интуиции…

– Ты настолько не доверяешь арцам?

– Я и нашим уже не доверяю!

– Так я и думал. Боишься, что в поле подслушивают? Ты сходишь с ума от ненависти, Эхо. Только с сеятелями возмездия не связывайся, ладно?

Эхо схватила его за руку:

– Вернись домой, Ними!

– Зачем, если я нужен здесь?

– Ними, пожалуйста! – Эхо захлопнула ушные отверстия – это означало, что она не желает слышать отказ. – Я требую!

– Нет. – Он погладил ее пальцы. – Нет, Эхо.

– Пожалуйста, вернись, Ними, пожалуйста, мы снова уйдем в лес, подальше от них от всех, я требую, пожалуйста, Ними…

Арцы наконец догнали их. Ними церемонно поклонился:

– Моя сестра очень довольна экскурсией. Вызовите транспортник, она хочет вернуться домой.

Анна шла по глубокому снегу, проваливаясь почти по колено, и грызла прихваченное из дома ледяное яблоко. Тяжелый длинный плащ недовольно попискивал и менял режимы обогрева, пытаясь сохранить под своими складками оптимальную температуру. Анну обдавало то волнами жара, то прохладой. Снегоход понуро полз за ней, как верная собака, и периодически, усиливая сходство, с шумом стряхивал налипший снег.

Вдалеке, как переливающаяся огоньками скала, высился ее дом. В нем было около двадцати нежилых этажей – некоторые занимало оборудование для систем жизнеобеспечения, а на других стояла загадочная аппаратура, с которой работал папа. Кажется, эти приборы были как-то связаны с погодными установками. Папа, кстати, обещал сегодня устроить киносеанс с редкими трехмерными записями.

Под плащом зачирикал коммуникатор. Анна, недовольно бормоча сквозь яблоко, зажатое в зубах, выудила его. На фоне мельтешащих снежинок возникло светлое пятно маминого лица. Вокруг качались полупрозрачные ветви садовых деревьев, а мама беспомощно махала руками, разгоняя стайки маленьких крылатых существ.

– Анна! Нам опять с семенами подарок привезли! Они ягоды едят! И… – мама нервно засмеялась. – И поют, причем неплохо!

– Может, оставим? – Анна прислушалась к трелям, доносившимся из коммуникатора. – Отловим, в клетку посадим…

– Ну тебя! Поройся в энциклопедиях – что это за твари и как с ними бороться? У меня времени нет, они все сожрут, пока я искать буду…

– Хорошо. – Анна подключила энциклопедию и, поймав в рамку ближайшего незваного гостя, зафиксировала картинку. – Уже ищу… Борись пока чем можешь, я верю в тебя, мама!

– Я борюсь! – воинственно воскликнула мама и выбежала из кадра. – Мухобойкой!

Похожее изображение нашлось в разделе на букву «н».

– Нева-пятьдесят четыре, негляды… это еще кто… немертвые, Ненлия, неогуманизм… Неорута, нерест… Мам, нашла! Это нетомы! Каильские плодожорки!

– Конечно, дождешься от каильцев хорошего!.. Травить-то чем? У меня химикатов много, ты только скажи, чем брызгать.

– Не трави их. – Анне вдруг стало так жалко хрупкое существо с видеоиллюстрации, похожее на крохотную шестирукую фею. – Побрызгай соляным раствором, они от этого засыпают. А потом в вольер запустим, и пусть поют!

– Ладно. Но если хоть одна улетит…

– Мам, здесь написано, что они очень громко храпят. Мы обязаны это услышать!

– Принято, отбой. Пойду усыплять мерзавок.

Анна засмеялась и хотела было сунуть коммуникатор обратно под плащ, но вдруг задумалась. Снова включила энциклопедию, нашла букву «н» и стала быстро пролистывать. Неовы… неогуманизм… неожитийные легенды… неократия… неолит… неологика… неомары… Это оказались какие-то полуразумные мухи – определенно не омары. Неорута… неотии… неофиты… Слова начали путаться в голове, и она уже успела забыть, чем вообще интересовалась в этом разделе. Неояблики… Чудесно. Коммуникатор назойливо запищал, сигнализируя, что пора принимать лекарства. Анна вздохнула и направилась к снегоходу, который радостно и шумно отряхнулся.

Рад вошел в комнату, положил на стол карточку от своего модуля и огляделся, удивленный, что никто его не приветствует. По полу с тихим жужжанием пополз уборщик, старательно затирая почти незаметные глазу следы босых ног арца. Издалека доносился какой-то монотонный гул.

– Ними?

Растительный гамак покачивался на ветру, вокруг крупных белых цветов в воздухе плавала пыльца, от которой чесались веки и щекотало в горле. Рад осторожно приблизился к гамаку, заглянул в него и неожиданно чихнул. Гамак был пуст. Перед самым носом арца с ясно различимым хлопком раскрылся крупный бутон. Разразившегося очередью оглушительных чихов Рада спас уборщик, всосавший пыльцу и заботливо побрызгавший хозяина антигистаминным.

– Ними? – снова позвал Рад и внезапно испугался. – Ними!

На балконе шевельнулась какая-то тень.

– Я здесь.

Арц стер со лба липкий пот и вышел на балкон. Солнце палило так сильно, что нежную кожу на лице Рада болезненно стянуло. Виз балансировал на перилах, уцепившись за них пальцами рук и ног.

– Наконец-то хоть немного света! – Он обернулся. – Почему ты так побелел? Испугался, что я сбежал?

– Нет… это дегидратация.

Рад попятился, увидев ринувшиеся к его ногам лианы. Но они миролюбиво свернулись колечками и начали расти перпендикулярно полу. Спустя мгновение над головой арца раскрылся огромный зонт из листьев.

– Спасибо…

– Я был на стройке. Они уже почти закончили. Сверху все выглядит в точности как на наших планах, прямо как нарисованное, представляешь?

– Потому что наши планы были утверждены как основные. В них внесли несколько корректировок и дополнили, я же говорил…

– Ты говорил, но мне нужно было увидеть, – Ними сделал пару глотков из стакана с зеленой жидкостью. – Я даже сам управлял модулем. Недолго, правда, но круг над площадкой сделал… Мне начинают нравиться ваши штуки.

Рад вежливо улыбнулся в ответ, но промолчал. Непонятный монотонный гул на мгновение перешел в скрежет и тут же стих.

Ними отпил еще немного воды с алоком и протянул стакан арцу.

– Ты бы хотел быть визом?

Рад повертел стакан в руке и запоздало удивился:

– Что?

– Мне сегодня приснилось, что у меня серая кожа. Маленькие серые ручки, такая же одежда, как у тебя, и от меня очень странно пахнет.

– Чем?

Ними ответил не сразу:

– Железом и пылью.

Убедившись, что виз на него не смотрит, Рад быстро понюхал свою руку, но совершенно ничего не почувствовал.

– Нет, нет, собственного запаха никто не ощущает… Ты ведь тоже считаешь, что от меня странно пахнет, а я вот не чувствую.

– Я такого не говорил.

– Вены мне заменяли тоненькие холодные провода, я был подключен к куче каких-то устройств, тоже холодных, – я чувствовал каждое из них…

– Очень нелогичное сновидение. У нас нет ничего подобного.

– Сны всегда нелогичные…

– Какие эмоции это вызвало? – неожиданно спросил Рад. – Ты что-то почувствовал, когда понял, что ты – арц?

– Я испугался… Представь, тебе бы такое приснилось. То есть наоборот, – засмеялся виз.

Рад тоже фыркнул. Затем вернулся в комнату и погрузился в изучение очередной порции документов, присланных на согласование. Ними вздохнул:

– Ты не видишь снов… Я так и думал.

– Предпочитаю отключать эту функцию.

Визы просыпались медленно, и первыми всегда пробуждались цветы на их теле. Плотно сомкнутые бутоны на голове и плечах Ними едва заметно зашевелились, ища источник света, и начали раскрываться. Виз сделал глубокий вдох, облизал губы и открыл сначала ушные отверстия, а потом глаза.

Он услышал какой-то шорох. Ними выбрался из гамака и, стараясь ступать как можно тише, чтобы не разбудить Рада, вышел из-за растительной перегородки.

Тот сидел за столом и водил пальцами по панели. Его не окружали, как обычно, светящиеся полупрозрачные прямоугольники с картинками, а экран, вмонтированный в стол, был черным.

– Приветствую, – зевнув, сказал Ними.

Рад кивнул.

– Какие-то неполадки?

– Да… Неполадки. – Рад шумно выдохнул и сжал правую кисть. – Браслеты перестали работать совсем недавно, так что мне успели передать… отключилась вся городская система. Какой-то вирус… точнее, это не совсем вирус…

Ними замер посреди комнаты, уставившись на арца.

– Никто не знает, что это такое. Какая-то… информационная субстанция. Возможно, с зачатками интеллекта. Она… она как будто живая. И она растет. Очень быстро, совсем как ваши деревья… – Рад пнул заползшего под стол уборщика. – Ними, ты знал?

– Нет…

– Ними! – лицо Рада скомкалось, будто на нем одновременно отразились все немногочисленные эмоции, испытанные им за достаточно долгую жизнь. – Ними, ты знал?!

– Не с самого начала… – Виз захлопнул уши. – Не с самого начала… Я пришел к вам совсем не для этого… Тогда я не знал, Рад, я не знал…

– Ними… – Арц встал и направился к нему. Тот попятился и уперся спиной в стену. Рад протянул раскрытую ладонь, но на полпути, когда пальцы виза уже шевельнулись в ответ, остановился.

– Ними. Я тоже… я тоже не с самого начала знал…

Из его руки вылетело облачко мельчайших капель, окутавшее лицо виза. Ними попытался отвернуться, но капельки уже осели на его коже, а какое-то количество вещества он успел вдохнуть. Растительный покров на его теле почти сразу же стал темнеть и съеживаться, увядшие цветы посыпались на пол.

За дверью послышались шаги.

– Это за тобой, Ними…

Виз метнулся на балкон, взмахнул руками и в ужасе уставился на ничуть не изменившиеся металлические конструкции вокруг. Он зажмурился и попробовал еще раз. Ничего не произошло.

– Мы тоже хорошо вас изучили. Ты больше ничего не сможешь вырастить… – Рад стоял посреди комнаты, прижимая побелевшие лапки к груди, а вокруг уже толпились другие арцы, в шлемах с защитным полем и с искрящимися копьями в руках.

– Подожди! – Ними шагнул к Раду, но тот, растолкав своих вооруженных соплеменников, бросился прочь из комнаты. – Рад! – Виз рванулся следом, маленькие арцы повисли на нем. – Рад, прости меня!

И тут серые утренние небеса разверзлись. Они разорвались напополам, словно давно покинувший этот мир Перводвигатель все-таки решил наконец вмешаться. В разломе затрещали молнии, заворочалось что-то огромное, и раздался оглушительный рев:

Рад лишь изредка решался взглянуть на экран. Там был Ними – он сидел на краю узкой койки, затененной специальным навесом, весь потемневший и как будто увядший. Нет, не как будто – его растительный покров высох и уже начал отваливаться, проглядывала бежевая, сморщенная от недостатка влаги и света кожа. Иногда Рад бросал быстрый взгляд на экран именно в тот момент, когда Ними поднимал голову – и тут же отворачивался, чтобы не видеть его выцветших глаз. Арц нажимал на бугорок под указательным пальцем и говорил, говорил, говорил.

– Ними, я знаю, ты мне не веришь, и я тебе тоже не верю, и себе не верю, я никому, никому… Ними, послушай. С самого начала я тоже ничего не знал. Узнал совсем недавно и… Да, я не сказал тебе! Потому же, почему и ты мне не сказал… Ведь ты тоже молчал! Знал и молчал! А потом… Слушай, Ними, если бы я этого не сделал, я бы стал предателем. Ты ведь понимаешь, о чем я? Возможно, сам бы я не чувствовал себя предателем, но я бы все равно им стал, по факту. Все бы посчитали меня предателем. И что я мог им возразить? Что это ложь, что я не забыл о своем народе под влиянием якобы друга? Нет, почему якобы, просто – друга. Это же у нас было по-честному, правда? Правда ведь? Но я ни на миг не забывал, что я арц и должен думать о благе арцев. Ты бы этого не понял. Вот если бы ты тоже был арцем… просто альтернативно мыслящим арцем, как я – всего этого не случилось бы. Ними, ты мой друг, и ты… у меня не было никого ближе, Ними… Мне даже имя твое нравится, хотя сначала это был просто набор звуков, наши самки так говорят детенышам, когда они плачут: ними-ними. Ними-Ними… Мы так похожи.

Наверное, во всем мире только мы с тобой попытались… попытались не просто взглянуть на ситуацию объективно, но еще и изменить ее. И то – лишь поначалу, Ними… На данном этапе развития это, видимо, безнадежно проигрышный вариант. Мы привязаны к своим корням… и они нас душат. Тянут обратно… на свой маленький кусочек земли, в свою общину, приковывают к своим, намертво, навсегда. Правы, неправы – это свои, даже тогда, когда чувствуешь, что они – совсем чужие… Нельзя идти против своего вида. Тебе ли не знать, что такое корни, Ними! Объективное благо, идущее вразрез с этим… с этим чувством корней, превращается в зло. Мы думали, что зло – это сама война, что всех можно понять, и видишь, что вышло… Нельзя идти против тех, к кому ты прирос, к кому ты прикован… Нельзя идти против своего вида, даже если он творит зло. Почему, Ними? За этим стоит какая-то древняя истина, и я ее чувствую, но я с ней не согласен. Даже после всего, что случилось, – я все равно не согласен, я умру несогласным с древней истиной. Почему, Ними?! Ты сделал то же самое, так что… мыслили мы одинаково. Я же говорю, у меня не было никого ближе… Ними, ответь! Что главное – быть живым и счастливым или быть арцем и гордиться этим? Замени арца на виза, если хочешь, это ничего не изменит. Гордиться – значит стоять на древней истине видового единства, это я понял. Почему тогда она холодная и… и злая? Я не силен… я не великий ум, чтобы доказать, что лучше быть живым, и радоваться этому, и никого не убивать. А второе столько раз доказывали до меня. Я арц, и я за арцев, я виз, и я… Вот так и получилось… Я сдался, Ними. Стал трусом, но не предателем. И ты тоже. Потому что мы – одинаковые. Мы не предали свои народы, мы предали только друг друга.

Ними, а когда ты узнал? Тебе потом было трудно… говорить со мной? Шутить? Притворяться? Знаешь, я не притворялся… Я… я разделил нашу дружбу и все остальное. Я перестал верить в то, что случится потом, и снова поверил в мир… в то, что визы и арцы договорятся, и они изучают друг друга, чтобы понять, а не чтобы выведать секреты и слабости… Когда я говорил с тобой, я верил в мир.

А ведь это, получается, мы свели их вместе… Ними, знаешь, сегодня я подумал – как было бы здорово, если бы все они наконец поубивали друг друга. Нет, правда, ведь они так этого хотят, ну и пусть… И остались бы только мы с тобой. Последний виз и последний арц, победившие войну… А после нас исчезнет и память обо всем этом. Война прекратится раз и навсегда, только если никого не останется. Они знают – тот, кто первым по-настоящему захочет мира, проиграет. Они никогда не остановятся…

И ты меня прости, пожалуйста. Прости мне мою трусость, Ними. Твою я прощаю. И… Ними, я правда думал, что это вещество вас только… обезвреживает. Я трус и дурак, Ними… А ты мой друг. Вот в чем настоящая истина, не злая и не холодная. Ты – мой единственный друг. Так жаль, что ты умер.

Рад выключил видеозапись четырехдневной давности и уткнулся лбом в стол. Где-то рядом грохотали выстрелы, визжал сминаемый древесными колоссами металл, ударные волны сотрясали башню. И все это теперь было частью реальности Рада.

Селес вдруг понял, что ему очень холодно. Он открыл глаза и попытался поднять голову, но тут его затрясло так, что саркофаг начал вибрировать.

– Ну вот.

– Наконец-то, я думал, не дождемся…

– Пусть в себя придет сначала.

– Э-э… Что это с ним такое?

– Реакция.

– И это… нормальная реакция?

Хаген и Рамар стояли над саркофагом и озадаченно смотрели на Селеса. Исступленно колотя по днищу саркофага кулаками, он рыдал так, будто у него только что умер кто-то из несуществующих близких родственников.

– А я предупреждал, – заметил Псих.