Глава 40

Аделаида Уокер Боден-Ричмонд. Индиэн Маунд, Миссисипи. Февраль, 1927

Дожди не прекращались, и уровень воды в реках – и в Луизиане, и в Арканзасе, и у нас, в Миссисипи, – поднялся до небывалой высоты. Впрочем, плотины и дамбы продолжали сдерживать напор, а инженеры, приезжавшие осматривать защитные сооружения, заявили через газету, что современная техника вполне способна обуздать неистовство Матери-Природы. Жаль, что эти инженеры не поговорили ни с кем из фермеров у нас в Дельте… Кто-кто, а эти люди, которые на протяжении многих поколений сражались с разливами и паводками, хорошо знают, что река обязательно найдет путь к морю, какие бы преграды ни возводил человек у нее на пути. Даже дядя Джо вдруг заговорил о «Титанике» и о том, что инженеры, которые его строили, считали его непотопляемым, но это никого не спасло. «На инженеров надейся, а сам не плошай!» – такова была незамысловатая мораль дядиных рассуждений, а поскольку слово у него редко расходилось с делом, дядя потихоньку готовился в случае необходимости вывезти свою семью и своих полевых рабочих в безопасное место.

Бутси росла не по дням, а по часам, и моя любовь к ней становилась все сильнее. Иногда ей даже удавалось рассмешить Джона, за что я была бесконечно благодарна нашей крохотной дочурке. Сама я просто не могла смотреть на его осунувшееся лицо и пустой взгляд. Я чувствовала, что внутри его полыхает пожар, способный сжечь дотла все вокруг, и все же одного взгляда на круглую мордашку Бутси обычно хватало, чтобы пламя остыло и губы Джона тронула улыбка.

Но так бывало, увы, не всегда. С каждым днем Джон возвращался домой все позже, а мне не хватало духа спросить, что его задержало: работа в часовой мастерской или разъезды по делам мистера Берлини, который в последнее время еще больше расширил свою «охотничью территорию», включавшую теперь и соседнее графство Лефлор, и даже некоторые сельские районы на юге Арканзаса. Одно я знала точно: чем больше Джон работал, тем сильнее становилось владевшее им напряжение. Я пыталась напомнить ему, что это только временно и что он поступает совершенно правильно, заботясь о благосостоянии семьи, как и положено настоящему мужчине, но все было напрасно. Все мои доводы сгорали в пламени гнева, вызванного обстоятельствами, которые Джон не мог контролировать и бессилен был изменить.

В одну дождливую пятницу (впрочем, теперь у нас все пятницы были дождливыми – как и прочие дни недели) я позвонила Саре Бет, которая как раз вернулась из Нового Орлеана, и пригласила ее в гости. Ничего особенного – просто посидеть немного вдвоем, поскольку в последнее время Сара бывала в Индиэн Маунд исключительно редко, и мы почти не виделись. Матильда уже уложила Бутси, а тетя Луиза и дядя Джо ушли на собрание местной общественности, где обсуждалось, как лучше подготовиться к чрезвычайной ситуации (то есть что делать, если дамбы все-таки не выдержат). Уилли вообще еще не возвращался, и я решила, что он тоже отправился на очередное политическое собрание, после которых я нередко узнавала, что кто-то бесследно исчез, кого-то снова вываляли в перьях, а кого-то – высекли кнутом. Подобного рода сведения передавались в основном из уст в уста: Ку-клукс-клан очень любил поднимать шум по поводу пожертвований, которые эта организация делала в фонды больниц и церквей, однако о расправах, которые «белые балахоны» чинили над неугодными, в газетах почти не писали. В большинстве случаев о них становилось известно лишь благодаря устному «негритянскому телеграфу». Впрочем, Клан подобное положение дел, по-видимому, устраивало, поскольку слухи всегда бывают страшнее достоверной информации, а главным орудием, с помощью которого эти люди пытались навести «порядок», было именно устрашение.

Сам дядя Джо терпеть не мог расовых предрассудков, как, впрочем, и любых других проявлений нетерпимости. Наверное, мне следовало рассказать ему, чем занимается его сын, но Джон меня отговорил, сказав, что сейчас дяде Джо и без того хватает забот и что я еще успею сделать это, когда закончатся дожди.

Наверное, будь Джон дома – и мне не понадобилась бы никакая Сара Бет, но он тоже до сих пор не приехал из города, а главное – я понятия не имела, когда он вернется. Между тем дождь все так же барабанил по крыше и стучал в стекла, и этот звук заставлял меня нервничать. Я уже собиралась снова позвонить Саре и спросить, почему она до сих пор не приехала, когда в начале подъездной аллеи мелькнул свет фар. Наконец-то, подумала я, бросаясь к парадной двери, чтобы отпереть ее до того, как звонок разбудит Бутси и Матильду. В темноте, за плотной стеной дождя, разглядеть машину, остановившуюся так, что свет фар бил мне прямо в лицо, было довольно трудно, однако я с удивлением увидела, что из нее вышел не один человек, а три. Раздался громкий смех, и все трое бросились к крыльцу.

Запах спиртного и табака я почувствовала еще до того, как гости поднялись на ступени.

– Здравствуй, дорогая!.. – проговорила Сара Бет, заключая меня в объятия и обдавая меня папиросным дымом. – Надеюсь, ты не против, что я привезла с собой Уилли и Чаза? Они слишком пьяны, чтобы вести машину, вот я и решила оказать обществу услугу и доставить обоих сюда… Нет-нет, не беспокойся насчет комнаты для Чаза! В таком состоянии на полу ему будет удобнее.

– Я пф-ф… в прядке! – провозгласил Чаз и, спотыкаясь на каждом шагу, буквально ввалился в прихожую, едва не сбив меня с ног. Уилли попытался поцеловать Сару, но та ловко увернулась, и мой кузен, потеряв равновесие, мертвой хваткой вцепился в дверной косяк. Сара Бет, негромко фыркнув, быстро прошла мимо него, и Уилли, оттолкнувшись от косяка, поспешил следом.

Когда я вошла в гостиную, все трое были уже там, причем Чаз, едва державшийся на ногах, шарил в ящиках буфета и в шкафу.

– Где, черт побери, они тут держат ви́ски?! – время от времени восклицал он.

И Чаз, и Уилли были в темных деловых костюмах, и хотя галстуки они каким-то чудом сохранили, заплетающая речь и взлохмаченные волосы делали их мало похожими на преуспевающих банковских служащих.

– Мои дядя и тетя не употребляют спиртного. Можете не искать, все равно ничего не найдете, – твердо сказала я, от души надеясь, что незваные гости уберутся до того, как проснутся Бутси или Матильда. Увы, моим надеждам не суждено было сбыться: Уилли, широко ухмыльнувшись, достал из кармана пиджака фляжку. Пиджак он снял и швырнул на пол, а сам бросился в дядино любимое кресло с подголовником.

– Не беспокойся, старик! У меня все есть!

Оттолкнувшись от буфета, Чаз двинулся к тетиному креслу, стоявшему напротив дядиного, но на полпути упал и растянулся на полу.

– Я как раз хотел… – Приподнявшись на полу, Чаз оперся затылком о сиденье тетиного кресла и потянулся к фляжке. – Дай!..

– Включи какую-нибудь музычку, куколка, – обратился Уилли к Саре Бет, которая, стоя у камина, презрительно поглядывала на мужчин. Двумя пальцами она держала длинный, элегантный мундштук с заправленной в него сигаретой.

– Сам включи, – отрезала она и, бросив на обитую бархатом козетку свой меховой жакет, удобно устроилась на мягких подушках.

– У нас есть радио, – сказала я, делая шаг к окну, где стоял на высокой тумбочке радиоприемник – предмет особой гордости дяди Джо. Позапрошлый год выдался особенно урожайным, и дядя, сдавшись на наши уговоры, все-таки купил новенький радиоприемник. Он утверждал, что приобрел его исключительно для жены, но я заметила, что слушать бейсбольные трансляции ему нравилось ничуть не меньше, чем тете – «Сэма и Генри». Мне, разумеется, не хотелось, чтобы к приемнику прикасался кто-то посторонний, поскольку я знала, что после неурожая прошлого и – скорее всего – будущего года дяде, скорее всего, придется продать любимую игрушку, но другого выхода я не видела.

– Валяй радио, – согласился Уилли, и я включила приемник. Осторожно поворачивая ручку настройки, я нашла, наконец, станцию, которая передавала танцевальную музыку. Мысленно я завязала узелок на память – не забыть вернуть красную стрелку-указатель в прежнюю позицию, чтобы дядя и тетя ничего не заметили.

Музыка, которую передавали по радио, была са́мой что ни на есть танцевальной, но никто из троих гостей даже не сделал попытки подняться, чему я была несказанно рада: мне вовсе не улыбалось танцевать ни с Уилли, ни тем более с Чазом. Мой кузен и его приятель продолжали по очереди прикладываться к фляге, а Сара Бет закурила новую сигарету, и я подумала, что мне придется проветрить гостиную, когда они уйдут. Я бы сделала это и сейчас, но снаружи продолжало лить как из ведра, и я не решилась открыть окно.

Между тем молчание становилось довольно неловким. Я уже собиралась предложить партию в карты (хотя сама я умела играть только в «Старую деву» да раскладывать пару несложных пасьянсов, которым научила меня тетя Луиза), когда звук чьих-то шагов заставил нас насторожиться. Кто-то спустился по лестнице, пересек коридор и толкнул дверь.

На пороге возникла Матильда. Увидев моих гостей, она буквально застыла.

– Я… Прошу прощения, мис Делаида. Я услышать шум и хотеть убедиться, что вы в порядке.

– Все в порядке, Матильда, спасибо.

– Я не прочь перекусить, – вмешался Уилли. Перевернув опустевшую фляжку горлышком вниз, он слегка ее потряс. – И выпить. Кы… Кока-колы.

– Хорошо, сэр. – Матильда кивнула и попыталась отступить назад в коридор.

– Нет, – сказала я, вставая. – Я сама найду что-нибудь в кухне, а ты иди к ребенку.

Уилли резко выпрямился, и я увидела, как его лицо потемнело от гнева. Он был очень пьян, и мне впервые за все время захотелось, чтобы тетя Луиза и дядя Джо поскорее вернулись.

– Ты не служанка, Ади, – резко бросил Уилли и повернулся к Матильде: – Ну-ка, ты… Быстро принеси нам поесть, да не забудь колу. Давай, поворачивайся.

Матильда кивнула и ушла, а я обратилась к кузену:

– Зачем ты так? Она этого не заслужила…

Уилли промолчал, а Чаз противно захихикал. Он все еще валялся на полу, опершись затылком о кресло тети Луизы, и мне захотелось пнуть его ногой.

Следующие минут десять мы молчали, прислушиваясь к стуку капель за окном и музыке из радиоприемника, которую то и дело прерывали треск и шипение. Напряжение в комнате нарастало, делаясь густым, как меласса на холоде. Наконец в коридоре снова раздались шаги, и в гостиную вошла Матильда с подносом, на котором стояли четыре высоких бокала с колой и тарелка с сыром и печеньем.

Мне очень хотелось, чтобы Матильда как можно скорее ушла, поэтому я встала и шагнула к ней навстречу, собираясь забрать поднос, а ее отослать обратно в детскую, но тут подал голос Чаз (а я было надеялась, что он уснул):

– Эй, а ведь я тебя знаю! – проговорил он и на четвереньках пополз к Матильде, норовя схватить ее за ноги.

Я быстро поставила поднос на столик, готовясь встать между ним и служанкой. Краем глаза я заметила, что верхние пуговицы платья Матильды были расстегнуты, хотя обычно она подобных небрежностей не допускала. Очевидно, она одевалась второпях и не обратила внимания на такую мелочь, как незастегнутые пуговицы. Впрочем, в этом не было бы большой беды, если бы из разошедшегося ворота не выпала висевшая на шелковой нитке крупная жемчужина – та самая, которую я видела у нее на шее во время Праздника урожая. До сегодняшнего дня Матильда скрывала свое единственное украшение под платьем, поэтому мне не приходило в голову, что жемчужина может по-прежнему быть у нее.

– Не думаю, сэр, – ответила Матильда, делая шаг назад.

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

– Думаю, именно это она и хочет сказать, – вмешался Уилли из своего кресла, подняться с которого он либо не хотел, либо просто не мог.

– Прекратите! – воскликнула я. – Вы оба пьяны! Сядьте и ешьте, чтобы Матильда могла вернуться к моей дочери.

– Смотри-ка, что у нее есть! – Чаз добрался до Матильды и, с трудом вскарабкавшись на ноги, потянулся обеими руками к ее шее. – Настоящая жемчужина, будь я проклят! И какая крупная!.. Ты когда-нибудь видел, чтобы черномазые девки щеголяли в жемчужных ожерельях? Наверное, она ее где-то украла.

Уилли окинул Матильду расфокусированным взглядом и присвистнул.

– Ого! Точно, украла!.. Отвечай, черномазая, где ты взяла эту штуку?

– Это я ей дала.

Мы как по команде повернулись к Саре Бет, которая преспокойно выпустила изо рта тонкую струйку дыма.

– Матильда не крала эту жемчужину… – Сара поднялась с козетки, и я только сейчас заметила, что у нее новые серьги – очень красивые золотые подвески с крупными изумрудами. Точно такие же серьги Анджело Берлини купил в лавке Пикока для своей невесты. Должно быть, я невольно ахнула, поскольку Сара бросила на меня острый взгляд. В растерянности я перевела взгляд на Уилли и поняла, что он тоже их заметил. Даже Чаз обернулся в нашу сторону, выпустив из рук жемчужину, и Матильда поспешно попятилась, зажимая платье у горла. На пороге она, однако, остановилась в нерешительности, словно не зная, что лучше – сбежать или остаться.

– Так, так… – проговорил Чаз, укоризненно качая головой. – Откровенно говоря, я нисколько не удивлен, что наша Сара так любит черномазых. Мне приходилось кое-что слышать… Один человек, который заправляет нелегальной винокурней на старой плантации Эллиса, сказал мне по секрету, что…

Договорить он не успел – Уилли бросился на приятеля и сбил с ног. Оба мужчины повалились на пол, тумбочка, на которой стоял радиоприемник, зашаталась, и я в страхе всплеснула руками. Я была уверена, что сейчас произойдет что-то ужасное, но сделать ничего не могла. Краем глаза я видела, что Сара Бет стала белой, как полотно, и что пепел с ее сигареты вот-вот упадет на ковер тети Луизы.

Уилли и Чаз барахтались на полу. К счастью, они были слишком пьяны, поэтому удары, которые они пытались наносить друг другу, по большей части не достигали цели. В конце концов мой кузен ухватил Чаза за воротник и, притянув к себе, проорал прямо ему в лицо:

– Не смей говорить гадости о моей невесте! Не смей, слышишь?!. Эти люди с плантации – просто белая рвань, подонки! Они скажут все что угодно, лишь бы запятнать репутацию настоящей леди. А теперь – убирайся!.. – Он несколько раз встряхнул Чаза, потом швырнул его на тетино кресло. – Пшел вон!

Чаз вытер разбитую губу рукавом пиджака. Руки его дрожали.

– Я… я прошу меня извинить. Это была шутка. Я просто очень рассердился. Ваша черномазая дрянь меня рассердила!

– Вон отсюда! – повторил Уилли, делая шаг в сторону приятеля.

– Но… – Чаз с трудом выбрался из кресла. – Как же я поеду домой? У меня даже нет машины!

– Проваливай, кому сказано! – заревел Уилли, толкая его в грудь. – Убирайся из моего дома и больше никогда не попадайся мне на глаза!

Опасливо оглядываясь через плечо и поминутно спотыкаясь, Чаз выбежал в коридор, еле-еле разминувшись с Матильдой, которая так и застыла на пороге соляным столбом. Я услышала короткий грохот – на крыльце Чаз все-таки упал. Потом наступила тишина, и я решила, что он заснул прямо у нас на ступеньках. Интересно, подумалось мне, успеет он проспаться до того, как вернутся дядя и тетя, или дяде Джо придется везти его домой в своем грузовичке?

В другое время я бы, наверное, не сдержалась и захихикала, представив, как дядя забрасывает бесчувственного Чаза в кузов, точно тюк с бельем, но сейчас мне было не до смеха, потому что лицо у моего кузена сделалось каким-то странным. И у Сары Бет тоже. Эти двое смотрели друг на друга так, что у меня мороз пробежал по коже. Наконец Уилли сказал:

– Какие красивые у тебя сережки, Сара. Откуда они? Я что-то не помню, чтобы я дарил их тебе…

Сара Бет быстро облизала губы.

– Это не ты, это отец… Он купил серьги к моему дню рождения, но… я случайно их нашла, и ему пришлось подарить их раньше.

Уилли долго смотрел на нее и качал головой, потом, держась рукой за стену, вышел в коридор и добрался до лестницы. Схватившись за перила, он повернулся к нам:

– Я иду спать. Спокойной ночи, леди. – И, продолжая цепляться за перила, Уилли стал подниматься.

Ни я, ни Сара Бет не проронили ни слова, пока он не достиг верхней площадки и не пропал из вида. Потом моя подруга сказала:

– Я тоже, пожалуй, пойду домой. Извини, что испортила тебе вечер… – И, взяв с козетки свои меха, она тоже двинулась к выходу.

– Постой! – Я бросилась за ней вдогонку. – Ты слышала, что́ говорил Чаз о людях с плантации? Он имел в виду Вельму и Леона, правда?

Сара Бет пожала плечами.

– А ты слышала, что сказал Уилли? – парировала она. – Эти люди – просто подонки, и Клан правильно сделал, что вышвырнул их с плантации. Нечего им там делать!

– Тогда почему ты солгала насчет жемчужины? Ведь ты не дарила ее Матильде, и мы обе это знаем – знаем, как она к ней попала…

Сара Бет стояла теперь совсем близко, поэтому, когда она заговорила, меня обдало таким крепким запахом табака и виски, что я с трудом сдержала рвотный позыв.

– Никогда… – с расстановкой проговорила она, – никогда не задавай вопросов, ответы на которые могут тебе не понравиться.

С этими словами она распахнула входную дверь и, с вызывающим видом тряхнув сережками, вышла на веранду и исчезла в темноте. Я покрепче заперла за ней дверь и обернулась. Матильда давно ушла, в прихожей я была одна, и только последние слова Сары Бет продолжали звучать у меня в ушах.