Глава 35

Вивьен Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Май, 2013

Кло и я сидели в креслах-качалках на широкой передней веранде и смотрели на подъездную дорожку, ожидая появления Триппова «Форда». На коленях у меня лежала книга – историческое сочинение Кэрол Шипли. Время близилось к ужину, и из дома, где Кора и Кэрол-Линн накрывали на стол, доносилось позвякивание фарфора. Я уже почти привыкла обедать и ужинать из антикварных двухсотлетних тарелок, из которых ели несколько поколений моих предков, привыкла к тому, что за столом меня окружают многочисленные родственники, которые к тому же, не стесняясь, болтали буквально обо всем, но никогда – о чем-то серьезном. Эти трапезы разительно отличались от молчаливых обедов с Марком и Кло, которые порой нагоняли на меня такую тоску, что впору было удавиться. Впрочем, бо́льшую часть времени я была на таблетках, так что меня не особенно трогала безвкусная, диетическая пища. Не обращала я внимания и на то, что Кло постоянно отвлекается, чтобы прочесть или набрать эсэмэску, и что Марк либо читает газету, либо сам болтает по телефону со своими многочисленными пациентами и партнерами по гольфу.

Во времена моего детства за столом всегда было шумно и весело, поскольку Бутси постоянно приглашала к ужину друзей, знакомых или соседей. Я хорошо помню, с каким нетерпением я ждала вечера, ибо это было время, когда мы с Томми могли рассказать Бутси о наших делах и решить все наши проблемы (а надо сказать, что в промежутке между ветчиной и десертом самые сложные проблемы решались с поистине необыкновенной легкостью и быстротой). Так было до тех пор, пока не вернулась моя мать и я не начала есть на кухне с Матильдой.

И вот все опять изменилось. После того как я приехала в Индиэн Маунд, ужин снова стал для меня временем, которого я ждала с нетерпением, ждала каждый день. Казалось бы, простая вещь – трапеза в кругу семьи, однако именно она помогала мне прочно стоять на земле, хотя по временам я по-прежнему ощущала себя песчинкой в эпицентре урагана, в который превратилась моя жизнь. Наверное, именно вечерняя традиция, заложенная когда-то Бутси, подтолкнула меня позвонить Кэрри Холмс и пригласить ее к нам вместе с детьми. Впрочем, мой выбор пал на нее еще и по другой причине. Нужно было быть до крайности тупым или слепым, чтобы не видеть, что Кэрри и мой брат все еще любят друг друга. Вместе с тем мне было совершенно ясно, что, будучи предоставлены самим себе, они вряд ли когда-нибудь отважатся протянуть друг другу руку и будут, как прежде, обмениваться робкими взглядами с почтительного расстояния. А раз Томми боялся сделать первый шаг, за него это готова была сделать я.

– А как мы его назовем? – спросила меня Кло из своего кресла. Белый пес, которого мы подобрали в городе (или он подобрал нас), не отходил от нее ни на шаг, пока Кло не вошла в дом – да и то только потому, что я сказала обоим: в комнаты он будет допущен только после того, как мы искупаем его с шампунем от блох. Разумеется, пес никуда не убежал и терпеливо дожидался Кло у крыльца, куда она вынесла ему миску с водой и порцию сухого корма для собак, который мы купили по пути из города. Заодно мы приобрели ему ошейник, поводок и кучу других собачьих аксессуаров, которые, как сказала Кло, были нам совершенно необходимы.

– Я не знаю, можем ли мы как-то назвать его уже сейчас, – ответила я на ее вопрос. – Если он чей-то, значит, имя у него уже есть, а если мы будем звать его иначе, это может сбить его с толка.

Кло мрачно посмотрела на меня.

– На самом деле, – сказала она, – ты хочешь сказать, что не разрешишь мне его оставить. Так?

– Не забывай, ты живешь не здесь, а в Лос-Анджелесе, а твой отец несколько раз говорил, что не потерпит дома никаких животных, потому что от них бывают глисты и блохи, к тому же они грызут мебель и всюду разбрасывают свою шерсть. А еще Марк боится, что у него может быть аллергия.

Кло ненадолго задумалась.

– Но песик мог бы остаться здесь, с тобой. Когда я приеду тебя навестить, я с ним снова увижусь, и он мне обрадуется.

Ах, если бы только мир был устроен так просто, как представляется детям!

– Я тебя понимаю, – кивнула я. – Но ведь я и сама не знаю, как долго я здесь пробуду. Кроме того, еще неизвестно, разрешит ли тебе отец меня навещать.

Рука, которой Кло гладила пса по голове, замерла.

– Но ведь разрешил же он мне остаться с тобой сейчас! Значит, он и потом тоже будет разрешать…

Я чуть не выпалила, что ее отец – мстительный, самолюбивый придурок, для которого самый главный человек на свете – он сам. До сегодняшнего дня я понимала это недостаточно отчетливо, но только после того, как я перестала принимать «таблетки счастья», я сумела взглянуть на все, что произошло со мной за эти годы, трезво и под правильным углом. И только теперь мне стало ясно, до какой степени Марк мстителен и самолюбив. В последние несколько дней я не раз благодарила бога за то, что не помню всех подробностей нашего бракоразводного процесса, потому что от того, что я помнила, волосы у меня на голове вставали дыбом, а уши горели от стыда.

– Я не знаю, Кло. Честное слово, не знаю.

– Но ведь ты попросишь его, правда? Попросишь?! Ведь теперь у меня есть собака и сад, за которым надо ухаживать… Он не может меня не отпустить!

Я покосилась на нее, гадая, сознает ли Кло, что́ она только что сказала? Ведь если правильно интерпретировать ее слова, получится, что девочка только что призналась: ей здесь нравится, и она хотела бы вернуться. С другой стороны, Кло забыла включить в список того, «что у нее есть», меня… Но, быть может, девочка тоже не была уверена, что я останусь здесь надолго.

– Что ж, попробую с ним поговорить, – кивнула я. – Но имей в виду: первым делом мы должны отвести собаку к ветеринару, чтобы убедиться, что она не чипирована. Если нет, тебе придется напечатать и развесить на всех столбах объявления о том, что мы нашли такую-то собаку и просим хозяев откликнуться. – Я поглядела на пса. – Он хорошо воспитан, поэтому весьма вероятно, что хозяева у него есть и они его ищут.

Кло скрестила руки на груди и надулась.

– Они его просто не заслуживают, потому что он пропал уже больше месяца назад, а они его до сих пор не нашли. Наверное, не очень-то они и старались!

В дальнем конце подъездной аллеи мелькнул белый пикап Триппа. Через минуту он уже затормозил перед парадным крыльцом. Из раскрытых окон доносилась песня в стиле кантри – что-то о пиве, гитаре и девушках в ковбойских сапогах. Сам Трипп, отворив водительскую дверцу, помахал мне бутылкой чего-то, что, как я надеялась, было собачьим шампунем от блох, и, спрыгнув на землю, не спеша двинулся к дому. Остановившись перед крыльцом, он поставил ногу на нижнюю ступеньку и вежливо приподнял шляпу в знак приветствия.

– Добрый вечер, леди, рад видеть вас обеих в добром здравии. – Так и не надев шляпу, Трипп повесил ее на столбик перил. – Я позвонил лучшему ветеринару, какого я только знаю – моей сестре Клер… она, кстати, передает вам привет. Так вот, Клер сказала, что лучше всего вымыть вашего питомца вот с этим, – и лучше сделать это на улице. – С этими словами он поставил на крыльцо бутылку, которую держал в руках. – Насколько я знаю, в саду за домом есть колонка и шланг, и если ты, Кло, очень хорошо попросишь Кору, а главное – не забудешь сказать волшебное слово, она даст тебе ведро и самую лучшую губку для мытья собак.

Кло выскочила из кресла, собираясь бежать в дом, но на пороге остановилась и обернулась.

– Спасибо… сэр. – Распахнув дверь, девочка бросилась внутрь и исчезла еще до того, как Трипп или я успели сказать что-нибудь насчет того, что в этот раз она обошлась без напоминаний.

– Спасибо, – сказала я, глядя как Трипп поднимается по ступенькам и идет к освободившемуся креслу. Не успел он сесть, как пес перевернулся на спину, подставляя брюхо, и Трипп наклонился, чтобы его почесать.

– Мне сказали, что этого пса ловили в городе целый месяц, но он каждый раз удирал, – сказала я. – Даже не знаю, то ли ловцы не слишком старались, то ли речь шла о другой собаке.

Трипп ухмыльнулся.

– Похоже, этот плут просто ждал, пока ему подвернутся подходящие хозяева. Семья, которую он мог бы, гхм… усыновить.

– Вряд ли нас можно назвать семьей. Кло, конечно, от него в восторге, но… Ее отец ни за что не разрешит ей тащить этого пса в свою стерильную квартиру. Был бы он породистый, тогда еще можно было бы надеяться, а так…

Трипп наградил меня своим «фирменным», вынимающим внутренности взглядом, который я по обыкновению предпочла проигнорировать.

– И вообще, будь с ним поосторожнее, – предупредила я, – иначе тебя тоже придется мыть из шланга за домом.

Его рот растянулся в улыбке.

– А что в этом такого страшного?

Я только покачала головой и, взяв в руки творение миссис Шипли, показала ему.

– Вот книга, о которой я тебе говорила. Это – своего рода краткая история графства, а также родословные самых старых семейств Индиэн Маунд; моего в том числе. Миссис Шипли сказала, что Бутси сообщила ей очень много полезных сведений.

Трипп взял книгу в руки и открыл на первой странице обложки.

– Чертовски удачно, что миссис Шипли накорябала эту штуку. Теперь не надо никуда лазить за всякими пустяками, ни в какие архивы! Все здесь! – Он хлопнул по книге ладонью.

Я фыркнула – и поскорее прижала пальцы к губам.

– Что я сказал смешного?

– Хорошо, что Кло тебя не слышала. Она и так считает тебя неотесанной деревенщиной. Если бы она смотрела фильм «Избавление», то каждый раз, когда ты приезжаешь, ей бы слышалась «Дуэль двух банджо».

Трипп притворился оскорбленным.

– А я считаю, что банджо – нормальный инструмент. Ничем не хуже других!

Я пихнула его локтем и отобрала книгу. В середину я еще раньше положила закладку – листок сложенной бумаги – и сейчас сразу открыла нужную страницу, на которой было вычерчено мое генеалогическое древо.

– Шериф Адамс уже побывал здесь до тебя, и я показала ему фотографии из газет и часы. Часы он велел мне оставить, поскольку это, как ни крути, фамильная реликвия, а вот книгу хотел забрать, но я посоветовала ему обратиться к миссис Шипли. Между прочим, я отвалила за нее ни много ни мало тридцать долларов, так что…

Трипп негромко присвистнул.

– Я и забыл, что твой бывший – преуспевающий пластический хирург, который делает разным знаменитостям греческие носы и сиськи, как у коров. Должно быть, при разделе имущества ты получила жирный кусок, иначе сейчас бы ты не швырялась деньгами направо и налево.

– Ага, жирный кусок!.. Держи карман шире! К счастью, мы заключили добрачный контракт, в противном случае этот тип просто из вредности попытался бы отобрать у меня и ферму, и этот дом. С другой стороны, из-за этого контракта я не получила при разводе ни цента сверх того, что было у меня до брака, – только новую машину. Наверное, мой адвокат меня пожалел и сумел каким-то образом добиться приличных алиментов. Богачкой я, конечно, не стану, но хоть с голода не помру.

Трипп промолчал, но молчал он так, что мне стало ясно: он рта не раскроет до тех пор, пока я не скажу вслух то, о чем мы оба сейчас подумали.

– …А еще Марк запретил мне видеться с Кло. Как только он упомянул в суде о моей зависимости, мне было уже не на что надеяться. Девочку оставили ему.

– Ты не собираешься оспорить это решение?

Я удивленно моргнула.

– А на каком основании? Да и что я могу предложить Кло? У меня есть дом и кусок земли, но нет ни работы, ни каких-либо других источников дохода. Я никто, и вся моя жизнь – это двадцать семь лет поисков и ошибок. Кроме того, Марк – биологический отец девочки, а я… Я всего лишь была за ним замужем, только и всего. Нет, этого дела мне никогда не выиграть!

– А что, если попробовать поговорить с самим Марком, вместо того чтобы решать вопрос в суде? Ведь, как ты сказала, он – ее отец и должен желать для своей дочери всего самого лучшего.

– Не знаю, по-моему, Марку все равно. Единственное, чего он хочет, это наказать меня; о том, как это отразится на Кло, Марк думает в последнюю очередь. В общем, не стоит и пытаться.

Некоторое время Трипп молча раскачивался в кресле. Пауза затягивалась. Это была одна из тех искусственных пауз, которые он с таким мастерством пускал в ход каждый раз, когда хотел вывести меня из равновесия. Я, впрочем, всегда считала, что на меня это оружие почти не действует, но сейчас мне очень хотелось, чтобы Трипп перестал тянуть кота за хвост и сказал прямо, что́ он по этому поводу думает. Наконец я не выдержала.

– Ну?.. – сказала я, требовательно глядя на него.

Трипп продолжал раскачиваться как ни в чем не бывало.

– Я, кажется, ничего не говорил.

– Я знаю, поэтому я хочу… И вообще, перестань качаться! – Я тряхнула головой, чувствуя, что выгляжу глупо.

– Мы все иногда ошибаемся.

– Черта с два, Мистер Совершенство! Свою-то жизнь ты устроил именно так, как тебе хотелось. Я уверена, с тех пор как ты научился ходить, ты ни разу не оступился и ни разу не свернул в неправильную сторону.

– Это не так. Одну ошибку я совершил…

Снова повисла пауза, в течение которой я со страхом ждала, когда опустится нож гильотины.

– Я дал тебе уехать. – Он произнес эти слова совсем негромко, но на меня они подействовали как пощечина. Некоторое время я ловила ртом воздух, пытаясь придумать ответ, но Трипп не дал мне такой возможности.

– Я же знал, Вив: ты не умеешь сдаваться… Ты была такой всегда – еще со школы, с детского сада… Если тебе нужно было возглавить школьную команду болельщиц, стать редактором школьной газеты или решить какой-то другой вопрос, ты просто шла к своей цели и никогда не отступала. Даже если ты слышала «нет» девяносто девять раз подряд, тебя это не останавливало: ты делала и сотую, и сто первую попытку и в конце концов добивалась своего. Так было всегда… – повторил он.

Опустив голову, я разглядывала лежащую у меня на коленях книгу, где были перечислены имена моих многочисленных предков, благодаря которым я пришла в этот мир… и которые были бы очень разочарованы, если бы слышали меня сейчас.

– Я уже говорила тебе: той, прежней Вивьен больше нет.

Трипп раскачивался в кресле и молчал, только чуть поскрипывало старое дерево, и я прокляла себя за то, что подарила ему прекрасную возможность мне возразить.

– Ее больше нет! – повторила я с нажимом.

Прошло еще несколько мучительно долгих минут. Я молчала, хотя для этого мне пришлось собрать в кулак всю мою волю. Наконец Трипп сказал:

– Насколько я помню, с самого раннего детства и вплоть до выпускного бала ты каждый раз плакала, когда на Рождество мы представляли пьесу о Марии и Божественном Младенце и пели «Ночь тиха». Это многое говорит о человеке. И тот, в ком это есть, не меняется. Никогда!

Пронзительный визг, донесшийся из-за угла дома, заставил нас подскочить. Повернувшись в ту сторону, мы увидели промокшую с ног до головы Кло, которую преследовал по пятам такой же мокрый пес. Его длинная шерсть прилипла к телу, и сейчас он выглядел чуть ли не втрое меньше своего первоначального размера.

Трипп быстро поднялся, но я видела, что он изо всех сил старается не рассмеяться.

– Не беги, и он перестанет за тобой гоняться!

Кло помчалась по разворотному кругу перед крыльцом. На бегу она поглядывала на Триппа, желая удостовериться, что правильно его расслышала. Когда он кивнул, девочка резко остановилась, пес с разбега налетел на нее и сбил с ног. Ни жива ни мертва от страха, Кло лежала совершенно неподвижно там, где упала. Пес поднялся первым, отряхнулся, обдав Кло еще одним фонтаном брызг, а потом принялся вылизывать ее лицо – то ли извиняясь, то ли в знак признательности за доставленное удовольствие.

Я сама не заметила, как оказалась на ногах. Книга соскользнула у меня с колен и упала на пол, но я не обратила на это внимания. Я была уже на крыльце, когда Трипп поймал меня за руку. Только тогда до меня наконец дошло, что Кло визжит не от ужаса, а от удовольствия. Одно это заслуживало внимания – я еще никогда не слышала, чтобы моя приемная дочь издавала подобные звуки. Впрочем, раньше у нее просто не было причин визжать от восторга.

Наконец Кло удалось сесть. Вцепившись обеими руками в мокрую шерсть пса, она посмотрела на нас и улыбнулась во весь рот. Волосы у нее намокли и висели как мочало, в черных прядях застряли травинки, соломинки и клочья мыльной пены.

Трипп облокотился на ограждение веранды.

– На твоем месте я бы еще раз сходил в кухню и попросил у миссис Смит еще пару полотенец для вас обоих, – доброжелательно посоветовал он. – Только, ради бога, не через дом, а вокруг, о’кей?.. И не беги, иди спокойно.

Кло поднялась, потом двинулась в обход дома нарочито медленными и маленькими шажками. Внезапно она остановилась и сделала несколько шагов в обратную сторону.

– Хорошо, сэр.

С этими словами она исчезла, а мы вернулись в кресла, причем Трипп снова принялся раскачиваться.

– Только ничего не говори! – предупредила я, хотя его молчание меня изрядно нервировало.

– Я и не собирался.

– Да знаю я, черт!.. – Наклонившись, я подобрала книгу миссис Шипли. Одна страница замялась во время падения, и я, сосредоточенно хмурясь, попыталась ее разгладить. Наконец я кое-как справилась с этим делом и, вновь раскрыв книгу на нужном месте, положила ее себе на колени. – Кстати, – сказала я, не глядя на Триппа, – Марк просил, чтобы ты перестал вкладывать свои сопроводительные записки в мои анализы. Он считает их непрофессиональными, и… Короче, они его бесят!

– Он так и сказал?

– Да.

– Замечательно! – Трипп продолжал раскачиваться, и мне захотелось столкнуть его с веранды, но потом я представила себе лицо Марка, когда он получит следующий отчет, и невольно улыбнулась.

– Ты останешься на ужин?

– Ты меня приглашаешь?

Я тяжело вздохнула. Разговаривать с Триппом всегда было нелегко.

– Приглашаю… поскольку ты все равно уже здесь. Кроме того, мне хотелось бы кое в чем разобраться, и мне нужна восторженная публика, чтобы проверить некоторые мои идеи.

– Идеи насчет Аделаиды Ричмонд?

– Вот именно. – Я кивнула. – Шериф Адамс практически на сто процентов уверен, что это ее останки. За это говорят результаты исследования ДНК, газетные статьи и кольцо. Остается только дождаться результатов комплексного криминалистического исследования, которое, возможно, поможет нам установить причину смерти. Я… Мне не хочется предавать ее земле, пока мы не узнаем, что случилось и кто виноват.

– Это может быть невозможно, Вив. В конце концов, с тех пор прошло восемьдесят лет.

– Я знаю. – Невольно я вспомнила, как совсем недавно Трипп утверждал, что я не признаю́ слова «нет». Так действительно было, но потом я начала принимать таблетки, лишившие меня воли и желания побеждать. И все же в чем-то он был прав: из песни, как говорится, слова не выкинешь.

Некоторое время я внимательно рассматривала фамильное древо Уокеров на страницах лежащей передо мной книги.

– Бутси часто рассказывала мне о наших предках, но я, к сожалению, слушала ее не слишком внимательно. Мне всегда казалось, что когда-нибудь потом, когда у меня будет больше времени, я обязательно все это запишу, чтобы не забыть, но… Когда человек молод, ему и в голову не приходит, что на что-то времени может и не хватить.

Мой палец заскользил по тонким линиям, соединявшим квадратики с вписанными в них именами, – миновал Аделаиду, поднялся к Бутси, к Кэрол-Линн и наконец остановился на мне и Томми. Здесь линии обрывались.

– Теперь я жалею, что в свое время не захотела выслушать историю матери. Мне бы хотелось многое понять, но теперь уже слишком поздно.

– Задним умом…

– Я знаю, – перебила я. – …Все крепки.

– А я считаю, что слово «поздно» придумали пессимисты. Попробовать-то можно?..

– Я знаю, что говорю. Если я сказала – поздно, значит, так и есть, и пессимизм здесь ни при чем, потому что речь идет о Кэрол-Линн. Она до сих пор зовет Кло именем своей школьной подруги и считает, что мне по-прежнему шестнадцать.

– Но я не это имел в виду… – Трипп снова замолчал, и я почувствовала, как разрываюсь между желанием спросить, что же он имел в виду, и инстинктом самосохранения. Наконец я не выдержала.

– Поясни-ка, – сказала я. – Я что-то не совсем тебя понимаю…

– А тут и понимать особенно нечего. Конечно, узнать у твоей матери ее историю, теперь, скорее всего, невозможно, но ведь прошлое вовсе не высечено в камне.

Я раздраженно уставилась на него.

– Как это – не высечено в камне? То, что уже случилось, изменить нельзя, и никто не убедит меня в обратном.

И я стала демонстративно разглядывать страницы книги, надеясь, что Трипп поймет намек и оставит неприятную тему. Но он, как и следовало ожидать, снова прибег к своей излюбленной тактике – он молчал, а я злилась все больше и больше.

– Знаешь, чем дольше я гляжу на наше фамильное древо, тем сильнее удивляюсь, что Уокеры не вымерли еще несколько поколений назад, – сказала я, в очередной раз пытаясь сменить тему. – В нашей семье многие женщины умирали молодыми, и у большинства был всего один ребенок, причем рождались все больше дочери. Томми в этом отношении уникум. Во-первых, он мальчик, а во-вторых, мой брат появился на свет на десять лет раньше меня. – Я хмыкнула. – Как говорится, в семье не без урода.

– Бьюсь об заклад, тебе не терпится сообщить ему о своих выводах.

– Да, не терпится. И я буду напоминать ему об обстоятельствах его рождения каждый раз, когда ему вздумается дразнить меня Козявкой.

Кончиком пальца я постучала по одному из прямоугольников в верхней части схемы.

– Вот, смотри: это Розмари Уокер, моя прапрабабка, мать Аделаиды. Она умерла, когда Аделаиде было десять. По рассказам Бутси я помнила, что с ней вроде как была связана какая-то трагическая история, но только в книге миссис Шипли я прочла, что она покончила с собой, не в силах примириться с гибелью мужа во время Первой мировой войны. Бутси всегда говорила – она считает, что Аделаида бросила ее во время наводнения, потому что в свое время ее саму бросила мать. Кажется, бабушка всерьез верила, что у нас это в крови. Что-то вроде наследственной болезни… И моей матери явно не удалось нарушить семейную традицию.

Трипп молчал, но сейчас я не нуждалась в его комментариях. Мой палец продолжал двигаться по схеме, пока не коснулся кружочка с моим именем и не уперся в пустое пространство в нижней части древа. Здесь могла бы быть Кло, подумала я. Кло, которую я бросила после развода.

– Я всегда считала, что в словах Бутси что-то есть. И я своим примером доказала, что наша наследственная болезнь живет и во мне.

В ответ я услышала только скрип старой качалки на неровном, рассохшемся полу. «Прошлое каждого человека не высечено в камне»?.. Ну-ну… Покачав головой, я стала разглядывать кружки и квадратики с именами, которые были мне незнакомы. Об этих родственниках я никогда не слышала, но сейчас передо мной лежало доказательство того, что все они когда-то существовали. Джон. Уильям. Джозеф. Луиза… Они были не просто родственниками – предками, а значит, с каждым из них я была связана незримой нитью, но до недавнего времени все эти давно умершие люди меня нисколько не интересовали. Да и то сказать – пока я не прочла книгу миссис Шипли, я даже не знала, что по-настоящему мою бабку звали Элизабет.

Мой взгляд непроизвольно устремился к часам, которые я продолжала носить на руке, хотя стрелки на них навсегда застыли на без десяти три.

– Вот… – Я подняла руку и показала часы Триппу. – Это может быть важно. Муж Аделаиды утверждал, что она никогда их не снимала и что по этим часам можно будет опознать тело. На задней крышке часов есть гравировка «Я буду любить тебя вечно», так что ошибка исключена: это те же самые часы… – Я несколько раз качнулась в кресле и продолжила рассуждать вслух: – Но мы нашли их не в могиле. Кло отыскала их в коробке со старыми деталями для часов, которая когда-то принадлежала дядя Эммету, а от него перешла к Томми.

– А когда родился дядя Эммет?

Я посмотрела на наше фамильное древо.

– В двадцать седьмом. Он был на год моложе Бутси. Дядя Эммет и моя бабушка были троюродными братом и сестрой – я знаю это, потому что позвонила миссис Шипли и спросила. Отец дяди Эммета Уильям приходился Аделаиде кузеном, то есть двоюродным братом.

– Значит, этот Эммет никогда не видел Аделаиду, и часы попали к нему намного позже. Кто же мог подложить их в эту коробку с деталями? – спросил Трипп.

– Вот именно! – Я подняла вверх палец. – Знаешь, я начинаю думать, что шериф Адамс был прав и мы никогда ничего не узнаем, потому что все это случилось слишком давно.

Трипп, комично подняв брови, посмотрел на меня.

– Вивьен…

– Да, я знаю. – Я вздохнула. – Вивьен Уокер из тех, кто не признает слова «нет»…

– Заметь, это ты сказала – не я.

– Хорошо, я сказала. Я… – Я снова вздохнула. – Но это вовсе не означает, что я действительно так считаю. Я, знаешь ли, научилась вести себя умнее. Когда я вижу перед собой бетонную стену, я отнюдь не бросаюсь вперед, чтобы пробить ее головой, а…

– …А ищешь обходные пути, – рассмеялся Трипп, и я почувствовала, что краснею. Все-таки он сумел настоять на своем.

– На самом деле, – сказала я, напуская на себя неприступный вид, – я хотела сказать только одно: мы вовсе не в тупике. Пока не в тупике. Есть еще несколько вопросов, на которые можно попытаться найти ответ, и, как знать, быть может, один из них откроет нам путь к истине.

– Какие же это вопросы?

– Например, я не прочь узнать, где та половинка кольца, которая принадлежала Бутси. Мы с Кло перетряхнули всю коробку с запасными деталями, но кольца там нет. В ящиках комода и в шкатулках Бутси тоже ничего нет.

– А на чердаке вы смотрели?

– Пока нет. Я собиралась там все проверить, но… Ты же знаешь, как я боюсь пауков! Однажды мы с Бутси поднимались на чердак, чтобы убрать старые рождественские гирлянды, и я видела, какие там паутины по углам и под стропилами! Правда, в тот раз никаких пауков я не видела, но я совершенно уверена, что там они размером с кулак. Представляешь, если такая тварь свалится тебе за шиворот или вцепится в волосы? Томми, кстати, тоже визжит как девчонка, стоит ему только увидеть самого маленького безобидного паучка, так что от него помощи ждать без толку.

– Я не боюсь пауков. – Трипп ухмыльнулся.

– Ты действительно хочешь мне помочь?

– А разве ты просила о помощи?

Я попыталась вздохнуть, но не сдержалась и фыркнула.

– Дорогой мистер Монтгомери, не будете ли вы так любезны подняться со мной на чердак и перевернуть кучу пыльного хлама в поисках кольца… сэр? – Я посмотрела на него. – Нет, Трипп, серьезно: мне может понадобиться грубая мужская сила, чтобы ворочать старые сундуки… да и пауков кто-то должен разогнать!

– Я бы с удовольствием… Только, может, лучше сделать это не сейчас, а днем, когда будет посветлее? На чердаке наверняка есть слуховое окошко…

– Конечно, есть. Спасибо, Трипп. – Я немного помолчала. – Знаешь, я собираюсь еще раз повидать Матильду. На этот раз я поднимусь к ней в комнату и буду ждать, пока она проснется… или пока она не почувствует себя лучше. Мне обязательно надо с ней поговорить, но она… С тех пор, как я вернулась, я ездила в «Солнечные поляны» уже четыре раза, но меня каждый раз отсылали прочь, потому что ей якобы нездоровится.

– А ты попробуй пригласить ее на ужин. Я еще не слышал, чтобы Матильда отказалась от угощения. Она худа, как щепка, но ест как лошадь… И куда только все помещается?

– А разве ей можно? Я имела в виду – разве Матильда может покидать пансионат?

– Конечно, может; это же не тюрьма. Кора почти каждое воскресенье возит ее в церковь, а потом – к себе домой, на воскресный праздничный обед. Если хочешь, я сам передам Матильде твое приглашение и привезу ее к тебе. – Трипп многозначительно посмотрел на меня. – Правда, это будет означать, что я тоже останусь на обед и буду уничтожать твои продукты.

– Да оставайся, пожалуйста! – отмахнулась я. – Как насчет среды? Мне нужно еще немного времени, чтобы как следует покопаться в газетах – тогда, быть может, у меня появятся какие-то дополнительные вопросы, на которые Матильда сможет ответить. Черт побери, она прожила на свете сто четыре года, она знала Аделаиду… Вдруг она знает или догадывается, кто мог желать ей зла.

Раздался короткий сигнал, Трипп достал из кармана мобильник и взглянул на экран.

– Извини, труба зовет. В окружном аэропорту разбился легкомоторный самолет. – Он поднялся.

– Неужели каждый вызов означает, что кто-то погиб?

– Скажем так – почти каждый. И привыкнуть к этому невозможно.

Я вспомнила, как вскоре после своего возвращения я спросила Триппа, почему он передумал и не стал врачом-кардиологом, как он всегда мечтал. «Мне не хотелось посвящать жизнь делу, которое было бы слишком тесно связано с моими воспоминаниями о тебе. Работа с трупами помогла мне заполнить образовавшуюся в жизни пустоту», – ответил мне Трипп. Тогда я как-то не вдумалась в значение этих слов, но сейчас меня, что называется, пробрало. Стыд, смущение и острое чувство потери, которые я испытала, были столь сильны, что я не выдержала и опустила взгляд.

Трипп засунул руки глубоко в карманы брюк.

– Так насчет завтрашней рыбалки мы договорились? Завтра я не работаю; в девять я за вами заеду. Пора научить эту городскую девчонку правильно ловить рыбу.

Я застонала.

– Если ты хочешь, чтобы Кло встала в девять, тебе придется приехать в шесть, чтобы начать ее будить.

Трипп многозначительно пошевелил бровями.

– Это приглашение, мисс Вивьен?

– До свидания, Трипп, – быстро сказала я, чувствуя, что краснею. – Я передам твои извинения Коре и скажу, что ты приедешь к нам в среду – вместе с Матильдой. А тебя я жду завтра в девять, будем будить Кло вместе. В крайнем случае тебе придется просто вскинуть ее на плечо и перенести в машину.

– Хорошо, мэм. – Он отсалютовал шляпой, которую снял со столбика перил, и двинулся к машине той незабываемой походкой, которую я помнила еще с третьего класса. Когда он так ходил, все девчонки буквально сходили с ума.

Я смотрела ему вслед, пока он не сел в свой пикап и не уехал. Только когда его белый «Форд» скрылся в конце подъездной аллеи, мне пришло в голову, что я до сих пор плачу, когда слышу «Ночь тиха».

Вот только признаваться ему в этом я не собиралась.