О небесной радости и небесном блаженстве

395. Едва ли ныне кто знает, что такое небеса и в чем состоит небесная радость; размышлявшие о том и другом составили себе понятия столь общие и грубые, что едва ли это можно назвать понятиями. Я мог весьма хорошо узнать от духов, приходящих отсель в тот мир, какое они составили себе понятие о небесах и небесной радости, потому что, когда они были предоставлены самим себе, как бы живя на земле, они продолжали думать по-прежнему.

Люди не знают, в чем состоит небесная радость, потому что размышляющие об этом предмете судили по внешней радости, принадлежащей человеку природному, и не знали, что такое внутренний, или духовный, человек, ни, следовательно, в чем состоит его удовольствие и его блаженство; поэтому если б кто из находящихся в духовном, или внутреннем, удовольствии сказал им, что такое небесная радость и в чем она состоит, то они бы этого не поняли: такое объяснение по неизвестности понятия, к которому оно относится, не вошло бы в постижение, а осталось бы в числе тех предметов, которые природным человеком отбрасываются. Всякому человеку, однако, известно, что, когда он покидает своего внешнего, или природного, человека, он становится человеком внутренним, или духовным, из чего можно бы заключить, что небесное удовольствие есть внутреннее и духовное, а не внешнее и природное; и что если оно внутреннее и духовное, то оно чище и утонченнее и проникает внутренне в человека, душе или духу его принадлежащие начала. Из одних этих соображений всякий может заключить, что он будет в той жизни наслаждаться тем удовольствием, в котором находится дух его здесь, и что удовольствие телесное, называемое плотским, относительно того не есть небесное, ибо все, находящееся в духе человека, по отрешении его от тела, остается с ним и после смерти, потому что он живет тогда как дух.

396. Все удовольствия истекают от любви: что человек любит, то он и чувствует как удовольствие и нисколько не находит его в другом источнике; из этого следует, что какова любовь, таково удовольствие. Все удовольствия, телесные или плотские, истекают от любви к себе и любви к миру, равно как и всякая похоть и ее наслаждения; напротив того, все удовольствия душевные, или духовные, истекают от любви к Господу и от любви к ближнему, и оттоле же исходит любовь к благу и к истине и внутреннее довольство. Эти роды любви с их удовольствиями влияют свыше от Господа и небес путем внутренним и исполняют внутренние в человеке начала; но другие роды любви с их удовольствиями влияют от плоти и мира путем внешним, идущим снизу, и пронизывают внешние начала. Поэтому насколько оба рода небесной любви принимаются человеком и проникают в него, настолько внутренние, душе, или духу, принадлежащие, начала раскрыты и взирают от мира к небесам; и напротив, насколько оба рода мирской любви приемлются человеком и проникают волю его, настолько внешние, телу, или плоти, принадлежащие, начала раскрыты и взирают от небес к миру. По мере влияния и принятия этих родов любви сходят с ними наитием и удовольствия их; на внутренние начала – удовольствия небесные, а на внешние – удовольствия мирские, ибо, как было сказано, всякое удовольствие принадлежит любви.

397. Небеса сами по себе таковы, что полны удовольствий (jucundis), так что рассматриваемые в себе самих они суть не что иное, как блаженство и удовольствие; потому что Божественное благо, исходя от Божественной любви Господней, образует небеса вообще и в частности в каждом жителе их, а Божественная любовь состоит в том, чтобы вполне и от самого внутреннего начала хотеть всем блага и счастья; поэтому небеса или небесная радость – это одно и то же.

398. Небесные удовольствия невыразимы и неисчислимы; но, несмотря на их бесчисленность, нет в них ни одного, которое бы человек, живущий в телесном, или плотском, удовольствии, мог познать или которому он мог бы поверить, потому что внутренние его начала, как было сказано, смотрят от небес к миру, т. е. вспять. Кто вполне предан удовольствию телесному, или плотскому, или, что то же, любви к себе и к миру, тот находит удовольствие только в почестях, в выгодах и наслаждениях тела и чувств, которые тушат и заглушают внутренние, небесам принадлежащие удовольствия до того, что люди не верят их существованию. Такие люди весьма бы удивились, если бы кто им сказал, что помимо удовольствия тела и плоти есть другие; и еще более, если сказать им, что заменяющие их небесные удовольствия бесчисленны и таковы, что удовольствия телесные и плотские, относящиеся преимущественно к почестям и выгодам, не могут быть даже сравнимы с ними: из этого видно, почему неизвестно, что такое небесная радость.

399. Как велико небесное удовольствие, можно понять из того одного, что там для всех удовольствие состоит в том, чтобы сообщать свои удовольствия и свое блаженство другому; а так как это свойственно всем небесным жителям, то ясно из этого, как необъятно небесное удовольствие, ибо на небесах, как было уже сказано, § 288, все сообщаются с каждым и каждый со всеми. Такое сообщение истекает из обоих родов небесной любви, т. е. из любви к Господу и любви к ближнему; и той и другой любви свойственно сообщать удовольствия свои другим. Любовь к Господу такова, потому что любовь Господня любит сообщать другим все, что ему принадлежит, ибо он всем желает блаженства. Подобная любовь свойственна и всем любящим его, ибо Господь пребывает в них: отселе происходит и взаимное сообщение ангельских удовольствий; из последующего будет видно, что такова и любовь к ближнему. Из всего сказанного ясно, что этим родам любви свойственно общение своих удовольствий; но не таковы любовь к себе и любовь к миру. Любовь к себе отнимает у других всякое удовольствие и присваивает его себе, ибо желает блага только себе самой, а любовь к миру ищет отнять у ближнего всякое имущество его и присвоить его себе. Этим родам любви свойственно только разрушать удовольствия других; если такая любовь сообщает что-то другим, то ради себя самой, а не ради других.

Таким образом, оба эти рода любви не общительны для ближнего, а разрушительны, если только удовольствие другого не составляет удовольствия этой самой любви. Мне несколько раз дано было постичь на самом опыте, что таковы любовь к себе и любовь к миру, когда они господствуют в человеке. Каждый раз, как духи, обретавшиеся в таких родах любви во время жизни своей на земле, приближались ко мне, удовольствие мое удалялось от меня и пропадало. Мне было сказано, что если такие духи приблизятся только к какому-либо небесному обществу, то удовольствие, находящееся в этом обществе, уменьшается по мере присутствия этих духов и тогда, что удивительно, злые духи эти находятся в своем удовольствии. Из этого я увидел ясно, каково было состояние духа такого человека, покуда он был еще в теле, ибо тогда он был совершенно таков, каким он стал и по отрешении от тела, т. е. он желал или домогался чужого добра и удовольствия и насколько успевал в этом, настолько находился в удовольствии. Из этого видно, что любовь к себе и любовь к миру разрушают небесную радость и, следовательно, совершенно противоположны небесным родам любви, которые общают ее.

400. Однако нужно знать, что удовольствие, испытываемое теми, кои пребывают в любви к себе и к миру, по приближении их к какому-либо небесному обществу, есть удовольствие их собственной похоти и, следовательно, совершенно противоположное небесному удовольствию. Духи эти испытывают удовольствие похоти своей, когда они лишают небесного удовольствия или удаляют от него тех, которые находятся в нем. Но то бывает, когда нет этого лишения или удаления: они тогда не могут приблизиться, потому что по мере приближения своего они сами впадают в тоску и мучения; вот почему они и не решаются часто приближаться к небесным обществам. Мне дано было узнать это по многим опытам, о которых я скажу теперь несколько слов.

Духи, приходящие отсель в ту жизнь, ничего большего не желают, как взойти в небеса; все ищут их, полагая, что значит быть на небесах, если только кого туда введут и примут. Та к как они горячо желают этого, то они и возносятся к какому-либо обществу последних небес: едва только те, кои жили в любви к себе и к миру, приближаются к первому небесному порогу, как они начинают тосковать и до того внутренне мучиться, что скорее чувствуют в себе ад, чем небеса; посему они бросаются оттуда стремглав и только в аду, между своими, находят успокоение. Случалось также весьма часто, что такого рода духи желали узнать, что такое небесная радость, и, услыхав, что она пребывает во внутренних началах ангелов, они пожелали, чтобы она была им сообщена; это и было сделано, ибо все, что желает дух, не находящийся еще ни в аду, ни в небесах, если только это полезно, дается ему. Когда сообщение было совершено, они до того стали мучиться, что от боли не знали, что делать им с телом своим: они закидывали голову до самых ног своих, бросались на землю и, сгибаясь в кольцо, корчились на ней, как змея; все это было следствием их внутреннего мучения.

Вот каково действие небесного удовольствия на тех, кои, живя в мире, предавались удовольствиям любви к себе и к миру: это происходит оттого, что оба эти вида любви совершенно противоположны и что когда противоположное действует на противоположное, то это не бывает без боли; а как небесное удовольствие входит путем внутренним и влияет на противоположное удовольствие, то оно выворачивает или обращает в противоположную сторону внутренние, жившие в этом удовольствии начала – вследствие чего и происходят такие мучения. Эти виды любви потому противоположны друг другу, что (как сказано выше) любовь к Господу и любовь к ближнему хотят сообщить все свое другим и в этом находят все свое удовольствие; между тем как любовь к себе и любовь к миру хотят все, принадлежащее другим, отнять и присвоить себе, и насколько это им удается, настолько они находятся в полном удовольствии. Из этого также можно узнать, почему ад отделен от небес: все, находящиеся в аду, когда были еще на земле, жили в одних удовольствиях тела и плоти по любви к себе и к миру, а все, находящиеся на небесах, будучи еще на земле, жили в душевных, или духовных, удовольствиях, по любви к Господу и к ближнему. Вследствие противоположностей этих видов любви небеса и ад совершенно отделены друг от друга, и даже до такой степени, что дух, находящийся в аду, не смеет выступить оттуда на один палец или хоть чуть выказать голову, ибо как только он это сделает, то мучится и страдает; и я видел это весьма часто.

401. Человек, живущий в любви к себе и в любви к миру, покуда он живет на земле, находит удовольствие в этих видах любви и равно во всех от них происходящих наслаждениях; напротив того, человек, живущий в любви к Богу и в любви к ближнему, покуда он живет на земле, не находит явственного удовольствия ни в этих видах любви, ни в добрых порождаемых ими чувствах, но только едва заметное наслаждение, потому что, сокрытое в его внутренних началах, оно заграждено началами внешними, принадлежащими его телу, и притуплено мирскими заботами. Но после смерти оба состояния совершенно меняются. Удовольствия любви к себе и к миру обращаются тогда в страшные муки и страдания, называемые адским огнем, а иногда в грязь и нечистоту, соответствующие их нечистым наслаждениям и доставляющие им тогда удовольствие. Напротив же того, смутное удовольствие и почти неуловимое блаженство, которое чувствовали на земле люди, жившие в любви к Богу и в любви к ближнему, обращаются тогда в небесное удовольствие, которое всячески постигается и чувствуется, ибо это блаженство, покуда человек жил на земле, скрывалось в его внутренних началах, а теперь оно раскрывается и чувствуется явственно, потому что человек стал духом и это удовольствие было удовольствием его духа.

402. Все небесные удовольствия нераздельны от служб и присущи им, ибо службы суть блага любви и благостыни, в которых пребывают ангелы; какова служба, таково для каждого и удовольствие, и степень этого удовольствия соразмерна любви к службе. Что все небесные удовольствия суть удовольствия службы, можно видеть из сравнения с пятью чувствами человеческого тела: каждому чувству придано удовольствие, смотря по службе этого чувства; особое удовольствие принадлежит зрению, особое – слуху, обонянию, вкусу и осязанию. Удовольствие зрения – в красоте цветов и образов; удовольствие слуха – в созвучии; обоняния – в благоухании; вкуса – в сладком ястве. Служба каждого чувства известна тому, кто об этом размышляет, и еще более тому, кто знаком с соответствиями. Так, удовольствие зрения принадлежит ему вследствие службы его относительно разума, который есть внутреннее зрение; удовольствие слуха принадлежит ему вследствие службы, оказываемой разуму и воле, возможностью слушать; удовольствие вкуса принадлежит ему вследствие службы его, оказываемой желудку и затем всему телу питанием; удовольствие обоняния принадлежит ему вследствие службы его, оказываемой мозгу и легким. Супружеское удовольствие, как самое чистое и утонченное удовольствие осязания, превосходит все прочие вследствие службы его, состоящей в произведении рода человеческого, а затем и ангелов небесных. Эти удовольствия присущи орудиям внешних чувств по наитию с небес, где всякое удовольствие принадлежит службе и согласно с ней.

403. Некоторые духи вследствие понятий, полученных ими в мире, думали, что небесное счастье состоит в праздной жизни и в уходе за ними других. Но им было сказано, что никогда никакое счастье не состоит в праздном отдохновении; что если б это так было, то каждый отнимал бы для себя счастье другого и что, таким образом, никто бы им не наслаждался; что такая жизнь вместо деятельной была бы праздной и вела бы к оцепенению; между тем как они сами могли бы знать, что без деятельности не может быть счастья в жизни и что отдых служит человеку только для возобновления сил, чтобы он мог с новой бодростью возвращаться к занятиям своей жизни; затем многим из них было показано, что жизнь ангельская состоит в делах благостыни, т. е. в службах, и что все счастье ангельское в службе, от службы и согласно со службой. Чтобы пристыдить составивших себе то понятие, что небесная радость состоит в праздной жизни и отдохновении, исполненном вечной радости, им дано было постичь, какова была бы такая жизнь; и они постигли, что она была бы весьма печальной и что затем, с потерей всякой радости, жизнь эта в скором времени стала бы для них противной и ненавистной.

404. Духи, почитавшие себя против других более сведущими, говорили, что, по их земной вере, небесная радость состоит только в восхвалении и прославлении Бога и что в этом и состоит небесная деятельная жизнь. Но им было сказано, что хвалить и славить Бога не есть та деятельная жизнь, о которой идет речь, и что Бог не нуждается в похвалах и славословиях, а хочет, чтобы всякий исполнял службу свою, т. е. чтобы делали добрые дела, называемые добром благостыни; но эти духи не могли найти в добрых делах благостыни, никакого понятия о небесной радости, а только о каком-то рабстве; ангелы же свидетельствовали, что в этих делах, напротив, величайшая свобода, потому что эта свобода исходит от внутреннего чувства и соединена с несказанным счастьем.

405. Почти все, приходящие в тот мир, воображают, что как ад одинаков для всех, так и небеса для всех одинаковы; между тем как тут и там различие и разнообразие бесконечны и нет двух людей, для коих ад или небеса были бы совершенно подобны; точно так, как нет и человека, духа или ангела, который был бы совершенно подобен другому, хотя бы даже лицом. Когда я только думал, что два существа могут быть совершенно друг другу подобны или равны, ангелы приходили в ужас, говоря, что всякое единство образуется из согласного сочетания нескольких единиц, что качество единства зависит от этого согласия и что таким-то образом каждое небесное общество, а затем и все небесные общества вместе образуют одно целое и что все это совершается одним Господом и его любовью.

Та к точно и службы на небесах различны и разнообразны и служба одного ангела никогда не одинакова или не подобна вполне службе другого, равно, следовательно, и удовольствие одного ангела никогда не подобно вполне удовольствию другого и не одинаково с ним. Более того, удовольствия каждой службы бесчисленны, и эти бесчисленные удовольствия точно так же разнообразны, хотя, впрочем, соединены в таком порядке, что находятся друг у друга в виду, подобно службам каждого члена, орудия и черева в теле и даже подобно службам каждого сосуда и волокна в каждом члене, орудии и череве (viscus), которые все, вообще и в частности, находятся в такой связи, что каждый из них видит свое благо в другом и, таким образом, во всех, а все – в каждом: вследствие этого общего и частного взаимного отношения все части действуют как одно целое.

406. Я часто беседовал с духами, вновь пришедшими в тот мир, о быте будущей жизни: я говорил, что им необходимо знать, кто Господь того царства, в которое они пришли, и какое там управление; если в мире первое дело для пришедших в другое царство узнать, кто там царь, каков он, каков образ его правления и другие подробности об этом царстве, то тем более необходимо для них иметь подобные сведения о том царстве, в котором им суждено жить вечно. Поэтому они должны знать, что Господь есть тот царь, который управляет небесами и вселенной, ибо кто управляет первыми, тот управляет и всем остальным; что, таким образом, царство, в котором они теперь находятся, есть царство Господне; что законы этого царства суть вечные истины и что они основаны на том едином законе, что должно любить Господа выше всего, а ближнего – как самого себя; и что если теперь они хотят быть подобными ангелам, то они должны идти еще далее и любить ближнего более, чем самих себя.

Услыхав эти слова, они ничего не могли отвечать, потому что, живя на земле, они что-то подобное слышали, но не верили этому; они дивились, что на небесах существует такая любовь и что даже можно дойти до того, чтоб любить ближнего более самого себя. Но им было сказано, что все блага в той жизни бесконечно возрастают, а что покуда человек в земном теле своем, он не может преуспеть во благе далее того, чтоб любить ближнего, как самого себя, ибо он связан телом; но отрешением же от тела любовь его очищается и наконец становится ангельской, состоящей в том, чтоб любить ближнего более самого себя, ибо небесное удовольствие в том, чтоб делать добро другому, а не себе, если только и в этом случае оно не делается для другого.

Им было сказано еще, что о возможности существования такой любви даже на земле они могут заключить из того, что бывали люди, которые по супружеской любви своей для спасения друг друга предпочитали смерть; из того также, что иная мать по любви своей к детям терпит голод, лишь бы не видать ребенка своего алчущим; или также из того, что, увлекаясь чувством искренней дружбы, люди подвергаются опасности ради друзей своих; или, наконец, из того, что даже во дружбе светской и притворной, подражающей истинной дружбе, люди предлагают лучшее, что у них есть, тому человеку, которому они по словам своим желают добра и на словах уверяют его в том, чего нет на сердце. Наконец, им было сказано, что в возможности вышеупомянутой любви они могут убедиться из самой природы любви, которая такова, что радость ее состоит в том, чтобы служить другому не ради своей выгоды, а ради его собственной. Но этого не могли понять люди, любившие себя более других, и те, кои в земной жизни своей были корыстолюбивы, а скупые – менее всех прочих.

407. Некоторый дух, имевший на земле большую власть, хотел по сохранившейся привычке повелевать и в той жизни. Но ему было сказано, что он находится теперь в другом царстве, которое вечно, что власть его земная кончилась и что в настоящем местопребывании своем всякий почитается за свое благо и истину и по Господнему к нему милосердию, смотря по жизни, которую он вел на земле; что в этом царстве, как и на земле, люди уважаются по своему богатству и по милости, в которой они находятся у царя, но что богатство здесь суть блага и истины, а милость царская – милосердие Господне к человеку, смотря по жизни его на земле; если же он хочет повелевать на иных основаниях, то он мятежник, ибо находится теперь в другом царстве. Услыхав это, он устыдился.

408. Я говорил с духами, которые воображали себе, что небеса и радость небесная состоят в том, чтобы быть большими. Но им на это было сказано, что на небесах самый большой тот, кто самый малый, ибо самым малым называется тот, кто сам по себе нисколько не имеет ни силы, ни мудрости и ни той, ни другой не хочет иметь от себя, а только от одного Господа; кто, таким образом, самый малый, тот наслаждается величайшим счастьем, а из этого следует, что он есть и самый большой, ибо Господь дает ему силу и мудрость бо́льшую против других. И что́ значит быть самым большим, если это не значит быть самым счастливым? Ибо богатые не ждут ничего другого от богатства и сильные – от власти, как высшего счастья. После того духам этим было сказано, что небеса не состоят в том, чтобы желать быть самым малым с целью быть самым большим, ибо так действовать – значит домогаться и желать быть самым большим, но в том, чтоб от всего сердца хотеть блага другим более, чем самому себе и быть им полезным для их собственного счастья, не из вида какой-либо для себя награды, но из любви.

409. Истинная небесная радость, т. е. самая сущность ее, не может быть описана, потому что она пребывает в самых внутренних началах жизни ангельской и уже оттоле исполняет все частности их мысли и чувства (affectio), а затем и все частности их речи и действий. Это делается таким образом, как если бы внутренние начала их были совершенно раскрыты к восприятию наслаждения и блаженства, растекающегося по каждому волоконцу тела и, следовательно, по всему его существу; поэтому постижение и ощущение этого блаженства выше всякого описания, ибо то, что начинается в самых внутренних началах, растекается во все малейшие частицы, зачинающиеся от этих внутренних начал, и, постоянно прибывая, распространяется далее к внешним проявлениям. Когда добрые духи, которые сами еще не находятся в этом наслаждении, потому что они еще не вознесены на небеса, постигают его в исходящей от ангела сфере любви, то они исполняются таким удовольствием, что приходят как бы в сладкое забвение; это случалось иногда и с теми, которые желали узнать, что такое небесная радость.

410. Некоторые духи пожелали узнать, в чем состоит небесная радость; вследствие этого им и было дозволено постичь ее до той степени, выше которой они не могли бы выносить ее. Но это еще не была ангельская радость, и она едва равнялась самой малой степени ее, как мне дано было постичь это по собственному опыту: эта радость была столь слаба, что почти казалась холодноватой; но духи тем не менее называли ее высшей небесной, ибо она была для них в то время самой внутренней. Из этого видно, что не только есть степени в небесной радости, но что даже самая внутренняя радость одной степени едва приближается к последней, или средней, другой степени; и что когда какой-нибудь дух приемлет самую внутреннюю для него радость, то она для него небесная, и он не мог бы вынести другой, более внутренней, без боли.

411. Некоторые духи, не из злых, впали в состояние, подобное сну, и были в этом состоянии относительно внутренних, духу их принадлежащих, начал перенесены на небеса, ибо духи до раскрытия своих внутренних начал могут быть переносимы на небеса и узнавать там о счастье их жителей. Я видел, как они оставались в этом состоянии отдыха в продолжение получаса и потом возвращались к внешним началам своим, в которых они находились и прежде. Тогда, вспоминая виденное ими, они говорили, что были среди ангелов на небесах и узнали там (perceperint) много чудного; видели вещи, блестящие золотом, серебром и драгоценными каменьями в самых великолепных, различных образах; что ангелы находили свое удовольствие не в этих внешних предметах, а в том, что они изображали и что относилось к Божественным, неизреченным, полным бесконечной мудрости началам, и что в этом состояла их радость; не говоря о других бесчисленных предметах, которые не могли бы даже в тысячной доле ни быть переданы человеческим языком, ни войти в понятия сколько-нибудь вещественные.

412. Почти все, приходящие в тот мир, находятся в самом глубоком невежестве относительно небесного блаженства и счастья, потому что они не знают, что такое внутренняя радость и в чем она состоит, составляя себе понятие о ней по весельям и удовольствиям мирским и чувственным; то, что им неведомо, они считают за ничто, между тем как именно удовольствия плотские и мирские суть ничто относительно небесных. Посему чтобы добрые духи, которые не знают, что такое небесная радость, могли ее узнать и понять, они переносятся в райские места, красота которых превосходит всякое воображение: они думают тогда, что пришли в рай небесный; но им говорят, что это еще не есть истинное небесное блаженство, и потому дают им познать внутреннее состояние радости, к ее самой внутренней, им доступной степени постижения. После того они приводятся в состояние мира, к самой внутренней степени, какая только может быть в них раскрыта; они сознают тогда, что ничто не в силах ни выразить это состояние, ни дать о нем хотя бы малое понятие. Наконец, они приводятся к состоянию невинности, также до ее самой внутренней, чувству их доступной степени, и таким образом им дается узнать, что такое поистине духовное и небесное благо.

413. Но чтобы я мог знать, что такое небеса и в чем состоит небесная радость, мне дано было Господом часто и долго постигать удовольствия небесных радостей; таким образом они мне известны, потому что я испытал их на опыте, но описать их я никогда не смогу. Чтобы дать о них, однако, хотя бы некоторое понятие, я скажу следующее: небесная радость есть чувство удовольствий и радостей неисчислимых, представляющих в совокупности что-то общее целое или какое-то общее чувство, полное согласных сочетаний бесчисленных чувств, не отчетливо, а только темно постигаемых, потому что самое постижение их какое-то общее, неопределенное. Те м не менее мне дано было постичь, что в этом чувстве заключались несчетные вещи, в таком порядке расположенные, что описать их нет никакой возможности; бесчисленность этих предметов вытекала из небесного порядка. Таков порядок, существующий в каждой части чувства и в малейших его частицах, которые, однако, представляются каждому и постигаются им, смотря по его способности, как что-то самое общее.

Словом, в каждом общем чувстве есть бесчисленные оттенки, расположенные в совершенном порядке, и нет между ними ни одного, который бы не был живым и не пронизывал чувство, ибо все они истекают от самых внутренних начал, от которых происходит и всякая небесная радость. Я постиг также, что радость и наслаждение исходили как бы от сердца, растекаясь оттоле с величайшей приятностью по всем внутренним волокнам и затем по всем пучкам их с таким внутренним чувством удовольствия, что каждое волоконце, казалось, само превращалось в радость и наслаждение: все, что в теле было только одарено постижением и чувством, казалось, жило счастьем. Радость, принадлежащая телесным удовольствиям, в сравнении с той радостью то же, что тяжелый и грубый туман (grumus) в сравнении с чистым и легким воздухом (aura). Я заметил, что когда я хотел перенести все свое удовольствие на другого человека, оно постоянно заменялось во мне новым удовольствием, в сравнении с первым более внутренним и полным; оно овладевало мной в той мере, насколько я желал передать свое: и я постиг, что это было от Господа.

414. Живущие на небесах постоянно приближаются к весенней поре жизни, и чем более тысячелетий они живут, тем более приятности и счастья в том вешнем состоянии, которого они достигают; и это продолжается целую вечность, с постоянным возрастанием, смотря по преуспеванию и степеням любви, благостыни и веры. Особы женского пола, скончавшиеся старыми и дряхлыми, но жившие в вере в Господа, в благостыне к ближнему и в счастливой супружеской любви с мужьями своими, возвращаются в течение многих лет все более и более к цвету юности и молодости и достигают красоты, которая превосходит всякое понятие о красоте, постижимой для (нашего) глаза; доброта и благостыня дают им этот образ красоты, изображаясь в нем как бы в своем подобии, вследствие чего удовольствие и красота благостыни светятся во всех чертах лица их так, что они сами становятся как бы образами самой благостыни: некоторые духи видели таких ангелов женского пола и были поражены от изумления.

Образ благостыни, вживе видимый на небесах, таков, что сама благостыня дает ему жизнь и сама же в нем изображается, и даже до того, что весь ангел, и в особенности лицо его, становится как бы самой благостыней, которая тогда ясно видится и ясно постигается; этот образ, когда смотрят на него, является образом несказанной красоты и проникает благостыней самое внутреннее начало жизни духа: словом, стареть на небесах – значит молодеть. Жившие в любви к Господу и в благостыне к ближнему становятся в той жизни такими образами красоты; все ангелы в бесконечном разнообразии являются такими образами, и из них-то состоят небеса.