Глава 38

Второе предостережение

Однажды воскресным утром Анна сказала с некоторой робостью:

– По-моему, Отто, нам пора опять проведать моего брата Ульриха. Ты же знаешь, наш черед. Мы не бывали у Хефке целых два месяца.

Отто Квангель оторвался от своих писаний.

– Хорошо, Анна, – сказал он. – Тогда в следующее воскресенье. Годится?

– Лучше бы в это, Отто. Думаю, они нас ждут.

– Им-то что за разница, в какое воскресенье. У них, у тихонь, нет дополнительной работы, не то что у нас! – Он саркастически рассмеялся.

– Но в пятницу у Ульриха был день рождения, – возразила Анна. – Я испекла ему пирог, хотела отвезти. Они наверняка ждут нас сегодня.

– Вообще-то я собирался написать сегодня, кроме вот этой открытки, еще и письмо, – досадливо сказал Квангель. – Такой у меня был план. А я свои планы менять не люблю.

– Ну пожалуйста, Отто!

– Может, съездишь к ним одна, скажешь, у меня, мол, ревматизм разыгрался? Ведь один раз ты так и сделала!

– Именно потому, что один раз сделала, не хочу повторять, – сказала Анна. – Тем более что у него день рождения…

Квангель посмотрел в просительное лицо жены. Он и рад бы согласиться, но при мысли, что придется выходить из комнаты, у него испортилось настроение.

– Я же хотел написать сегодня письмо, Анна! Письмо вправду важно. Я кое-что придумал… Оно определенно произведет огромное впечатление. И потом, Анна, я уже наперечет знаю все ваши детские истории, наизусть выучил. У Хефке всегда такая скука. Мне с ним говорить не о чем, а невестка твоя вечно сидит как замороженная. Зря мы связались с родней, родня – это сущий кошмар. Нам собственного общества вполне достаточно!

– Ладно, Отто, – чуть уступила Анна, – тогда сегодня съездим последний раз. Обещаю больше тебя не просить. Но сегодня давай съездим, раз уж я испекла пирог и у Ульриха день рождения! Один только раз, Отто! Пожалуйста!

– Сегодня мне особенно неохота, – отозвался он.

Однако ее умоляющий взгляд все-таки победил, и в конце концов он проворчал:

– Ну хорошо, Анна, я подумаю. Если до обеда успею написать две открытки…

Он успел написать до обеда две открытки, и около трех Квангели вышли из дома. Они собирались ехать на метро до Ноллендорфплац, но незадолго до Бюловштрассе Квангель предложил жене выйти уже на этой станции, там, пожалуй, можно кое-что сделать.

Зная, что в кармане у него открытки, она сразу все поняла и кивнула.

Они немного прошли вниз по Потсдамерштрассе, но там подходящего дома не нашлось. Затем свернули направо, на Винтерфельдштрассе, чтобы не слишком отдаляться от дома шурина. Поискали здесь.

– Район не очень-то удобный, не как у нас, – недовольно сказал Квангель.

– И воскресенье нынче, – добавила Анна. – Будь осторожен!

– Я и так осторожен, – отозвался он. – Зайду вот сюда!

Она даже рот открыть не успела, он уже исчез в парадном.

Для Анны начались минуты ожидания, всякий раз по-новому мучительные, она боялась за Отто, но могла только ждать.

О господи! – думала она, глядя на дом. Выглядит этот дом как-то нехорошо! Только бы обошлось! Зря я, наверно, так настаивала нынче на поездке сюда. Он ведь не хотел, совсем не хотел, я же видела. И не только из-за письма, которое собирался писать. Если сегодня с ним что-то случится, я вечно буду винить себя! Вот он идет…

Но из парадной вышел не Отто, а дама, которая мимоходом пристально посмотрела на Анну.

Она смотрела на меня с подозрением? Мне так показалось. В доме что-то произошло? Отто давно уже там, не меньше десяти минут! Да нет, я же знаю по прошлым разам: когда стоишь в ожидании возле дома, время тянется бесконечно. Слава богу, вот он, Отто!

Она хотела было шагнуть навстречу – и остановилась.

Потому что Отто вышел из парадной не один, а в сопровождении очень крупного мужчины в черном пальто с бархатным воротником и с огромным, на пол-лица, красным родимым пятном, испещренным толстыми рубцами. В руках этот человек нес объемистый черный портфель. Не говоря друг другу ни слова, оба прошли мимо Анны, у которой сердце замерло от страха, и направились в сторону Винтерфельдплац. На ватных ногах она пошла следом.

Что же там стряслось? – испуганно спрашивала она себя. Что это за господин рядом с Отто? Может, он из гестапо? Вид у него жуткий, из-за родимого пятна! И оба молчат… О господи, зачем я только уговорила Отто. Он сделал вид, будто не знает меня, значит, он в опасности! Злосчастная открытка!

Внезапно Анна не выдержала. Не выдержала мучительной неизвестности. С редкой для нее решительностью она перегнала их, остановилась и, протягивая Отто руку, воскликнула:

– Господин Берндт! Как хорошо, что я вас встретила! Вы должны немедля зайти к нам. У нас прорвало водопровод, всю кухню затопило… – Она замолчала, ей показалось, что человек с родимым пятном весьма странно посмотрел на нее, насмешливо, презрительно.

Но Отто сказал:

– Разумеется, я скоро к вам зайду. Вот только провожу господина доктора к моей жене.

– Я могу и один дойти, – сказал мужчина с родимым пятном. – Вы сказали – Фон-Айнемштрассе, семнадцать? Отлично. Надеюсь, вы вскоре подойдете.

– Через пятнадцать минут, господин доктор, самое позднее через пятнадцать минут. Перекрою главный вентиль и сразу приду.

Через десять шагов он совершенно с непривычной нежностью прижал локоть Анны к своей груди.

– Молодчина, Анна! Я-то не знал, как мне от него отделаться! Как ты до этого додумалась?

– Кто это был? Врач? Я думала, он из гестапо, и не могла выдержать неизвестность. Иди помедленнее, Отто, я вся дрожу. Давеча не дрожала, зато сейчас прямо трясет! Что случилось? Он что-то знает?

– Нет-нет. Не тревожься. Он ничего не знает. И ничего не случилось, Анна. Но с сегодняшнего утра, с тех пор как ты сказала, что мы должны навестить твоего брата, меня не оставляло дурное предчувствие. Думал, это из-за письма, которое я хотел написать. И из-за скуки у Хефке. Но теперь понимаю, все дело в предчувствии, что нынче что-то случится и из квартиры лучше не выходить…

– Значит, что-то все же произошло, Отто?

– Да нет, ничего. Я же сказал, Анна, ничего не случилось. В общем, поднимаюсь я по лестнице, аккурат собрался положить открытку, держу ее в руке, и тут этот господин выбегает из своей квартиры. Говорю тебе, Анна, он так мчался, что чуть с ног меня не сбил. Спрятать открытку я не успел. «Что вы здесь делаете?» – крикнул он. Ну, ты знаешь, я всегда стараюсь запомнить какое-нибудь имя с вывесок у входа. «Я к доктору Боллю», – говорю. «Это я! – отвечает он. – Что стряслось? У вас кто-то заболел?» Что мне было делать? Пришлось соврать. И я сказал ему, что ты больна и ему нужно к нам зайти. Слава богу, вспомнил про Фон-Айнемштрассе. Я думал, он скажет, что зайдет вечером или завтра утром, а он говорит: «Отлично! Мне как раз по дороге! Идемте, господин Шмидт!» Я, видишь ли, назвался Шмидтом, людей с такой фамилией вправду очень много.

– Да, а я назвала тебя «господин Берндт»! – испуганно воскликнула Анна. – Он наверняка заметил.

Квангель озадаченно остановился.

– А ведь правда, – сказал он, – об этом я не подумал! Хотя он, по-моему, не обратил внимания. На улице ни души. За нами никто не идет. На Фон-Айнемштрассе он, конечно, будет искать напрасно, но к тому времени мы давным-давно будем сидеть у Хефке.

– Знаешь, Отто, теперь я тебе скажу: давай не пойдем к Ульриху. Теперь у меня такое чувство, что день нынче неудачный. Поедем домой. Открытки я разнесу завтра.

Но он с улыбкой покачал головой:

– Нет-нет, Анна, раз уж мы здесь, давай все-таки их навестим. Мы же договорились, в последний раз. Вдобавок мне не хочется именно сейчас идти на Ноллендорфплац. Чего доброго, опять встретим этого доктора.

– Тогда хотя бы открытки отдай мне! Не хочу, чтобы ты сейчас нес их в кармане!

Поначалу он заупрямился, но потом отдал ей обе открытки.

– Вправду нехорошее воскресенье, Отто…