38

– Как я выгляжу? – спросила я, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале.

Адам подошел сзади, положил руки на мое бурно растущее брюхо и поцеловал меня в щеку.

– Выглядишь ты страшно сексуально, – заявил он.

Я не видела в себе ничего сексуального, но мне было совершенно ясно, что Адам считал весьма привлекательными те изменения, которые происходили с моим телом. В эти недели он не оставлял меня в покое. Натягивая на свои необъятные груди нечто, напоминающее гамак, я часто обнаруживала, что он сидит на краю кровати и пялится на меня в похотливом восторге.

Мы не сразу свыклись с мыслью, что я беременна. Мы то ссорились, то занимались любовью, часто – в одну и ту же ночь.

Всего несколько недель назад мы страшно повздорили из-за того, что я ношу.

– Тебе нельзя появляться на людях вот в этом, – заявил Адам, глядя, как я втискиваюсь в новое черное платье, собираясь провести вечерок в городе – с Пиппой и Себом. Оно мне сразу понравилось, когда я увидела его в Whistles. Платье красиво облегало мои узкие бедра – брюхо тогда еще так не выпирало.

– С каких это пор? – поддразнила я его. – Ты же обожаешь меня во всем таком коротеньком и облегающем. А прелесть этой вещички в том, что она будет расти вместе со мной. – В доказательство я растянула лайкру перед животом.

– Это раньше, а сейчас все иначе, – серьезным тоном произнес он. – Я не хочу, чтобы ты выходила в таком виде.

Я повернулась к нему:

– Ты не шутишь?

Покачав головой, он отвел взгляд:

– Теперь ты носишь моего ребенка, и тебе следует одеваться соответственно.

– Что значит – соответственно? – засмеялась я. – Может, мне следует в плащ-палатке ходить? При том что у меня пока еще даже не виден живот?

– Просто прояви определенное уважение, – произнес он. – И ко мне, и к ребенку.

– Да ладно тебе, Адам. Ты говоришь прямо как твоя матушка. Что я предпочитаю носить или не носить – это мое дело, тебя это совершенно не касается. – Я окинула взглядом свою фигуру. – Несколько месяцев назад эта одежка свела бы тебя с ума. Ничего не изменилось, я выгляжу все так же, и при этом ты говоришь мне, что я проявляю какое-то там неуважение? Серьезно?

Тут он бросился ко мне, схватил за запястье:

– Ты беременна – и при этом ты радостно выбегаешь на люди, одетая как шлюха, да? Ты привлечешь к себе внимание самого недопустимого рода. Не допущу, чтобы какой-нибудь пьяный развратник стал к тебе приставать. Да и вообще тебе не следует бывать ни в каких таких местах.

– Ладно, я все поняла! – заорала я. – Я беременна всего два месяца – и, по-твоему, я уже нигде не должна бывать? Я не собираюсь переодеваться.

Подхватив сумочку, я направилась к двери спальни, чтобы выйти.

Но он стоял у меня на пути. Его туша заслоняла весь дверной проем.

– Подвинься, – сказала я довольно уверенным тоном, хотя на самом деле особой уверенности не испытывала.

– Ты никуда не пойдешь.

Сердце у меня колотилось, в горле пересохло, черепную коробку словно сдавливали тиски.

Я смотрела на него, взглядом умоляя его сдвинуться. Но он стоял как скала. Наши две воли словно сошлись в поединке.

– Подвинься, – повторила я.

– Нет.

Я принялась колошматить его грудь кулаками.

– А ну с дороги! – завопила я. По лицу у меня текли слезы – от обиды, от разочарования, от досады. – Богом клянусь – если ты не уберешься…

Он поймал меня за запястья, прижал к стене. Я подумала, что он снова будет осыпать меня колкостями или, того хуже, поднимет на меня руку. И так и сжалась, готовясь к нападению. Но вместо этого он поцеловал меня, просунув язык в самую глубину моего рта. Я не хотела откликаться. Я хотела показать ему, что по-прежнему страшно на него злюсь. Но не могла удержаться. Он порвал на мне колготки, сдирая их как безумный. И я вскрикнула, когда он вошел в меня.

– Больно? – заботливо спросил он.

Я помотала головой. И тогда он посмотрел на меня так, словно впервые за это время увидел по-настоящему.

– Прости, – проговорил он. Казалось, он сразу стал покорным, податливым, смиренным. – Не знаю, что на меня нашло. Ты так потрясающе выглядишь, вот и все. И я…

Тут он тоже вскрикнул, и я почувствовала, как его ноги подгибаются. Его голова мазнула меня по шее, словно ища опоры. Он тяжело дышал.

– Ты все-таки идешь, не передумала? – спросил он в паузе между этими вдохами-выдохами.

– Да, – ответила я, разглаживая на себе платье. Я толком не понимала, что у нас только что произошло. Интересно, это вообще нормально? Как два человека могут ссориться, кидаться друг на друга, а через две минуты как ни в чем не бывало заниматься любовью?

Да, я все-таки пошла, хотя не получила от этого никакого удовольствия. Чему тут радоваться, когда ты сама не пьешь, а два твоих лучших друга нажираются в хлам. Может, Адам и прав, думала я. Все действительно иначе. И возможно, это навсегда.

Вот как это было несколько недель назад. Теперь же я смотрелась в зеркало, то заправляя блузку, то вытаскивая ее обратно. Прошло всего три месяца с небольшим, а маскировать мой торчащий живот становилось все труднее. Но сегодня это не имело значения. Сегодня я впервые могла выставлять его на всеобщее обозрение, гордо нести свою беременность. И при этом ощущала себя просто какой-то толстухой.

– Ничего не подходит, – канючила я, роясь в шкафу в поисках вдохновения и ничего не находя. Я заводилась все сильнее, от злости у меня стиснуло грудь.

– То, что сейчас на тебе, выглядит шикарно, – снова заявил Адам, глядя, как я сражаюсь с плечиками и швыряю на кровать все новые и новые топики и брюки. Пусть твердит это хоть до посинения. Я не выглядела шикарно, я не чувствовала себя шикарно, во мне вообще не было ничего шикарного. Мне хотелось просто расстегнуть пуговицы на штанах, лечь на кровать и заплакать.

– А нам обязательно надо ехать? – проныла я, словно трехлетний ребенок.

– Ты сто лет не виделась с моей матерью. И потом, мы же должны сообщить ей наши новости, – заметил он. Я внутренне застонала.

– Неужели нельзя просто сказать ей по телефону? – спросила я умоляющим голосом.

– Эм, у нас будет ребенок, а она станет бабушкой, впервые в жизни. О таком не сообщают по телефону. И вообще все получится не так плохо, как тебе кажется. Потому что еще и Джеймс будет, со своей новой девушкой. Думаю, это слегка изменит… динамику взаимодействий.

Мне хотелось заорать. Какого черта, как я вообще все это переживу? Я не видела Памми со времен фиаско, которое я потерпела в торговом центре возле больницы. Я проигнорировала два ее голосовых сообщения. Адам отвез ее на последний «сеанс химиотерапии» и пришел в полный восторг, когда неделю спустя Памми позвонила ему и сказала: врачи так довольны улучшением ее состояния, что решили временно прекратить лечение. Я натянуто улыбнулась, когда он передал мне эту хорошую новость, хотя все время, пока он говорил, я подавляла в себе страстное желание завопить: «Она врет!»

Сама мысль о том, чтобы ее увидеть, заставила меня содрогнуться. Меня уже несколько недель не тошнило, но теперь я чувствовала, как мое нутро сводят знакомые спазмы – словно реакция на саму идею пребывания с ней в одном помещении. Казалось, мои нервные окончания растрепались и кровоточат.

Я представляла себе ее черты, искаженные болезненным удовольствием. Представляла, как она (несомненно) устроит так, чтобы я оказалась перед самым носом у Джеймса, тем самым словно бросая мне вызов: хочешь начать обличать меня? Ну-ну, только попробуй. При этом она все время будет начеку, готовясь обрушить свой гибельный удар, который, как она отлично понимает, полностью разрушит мои отношения с Адамом, все, что нас с ним связывает. А может, это Джеймс опустит нож гильотины. У меня закружилась голова, когда я в очередной раз задумалась, каковы же его мотивы – зачем он так себя вел? Зачем так говорил со мной? И что Джеймс и Памми могли выгадать, раздавив меня и разлучив нас с Адамом? Интересно, Джеймс рассказал ей правду? Признался, что я его отвергла? Или он такой же лжец, как его матушка, и потому изложил ей совсем другую версию развития событий? В любом случае все это сейчас не имело значения. Она могла превратить мою жизнь в ад и держать меня в заложницах, но действительно ли она собиралась так поступить? Она же наверняка понимает, что это неразумно. Она же понимает, что я о ней знаю. Но к тому времени, как она все-таки нанесет свой удар, это уже будет не важно, верно? У нас с Адамом все кончится еще раньше, чем мне выпадет шанс рассказать ему, как бессердечно она врала насчет своей болезни.

– Я не могу поехать, не очень хорошо себя чувствую, – сказала я Адаму. – Меня что-то тошнит. Поезжай один, сообщишь им новости.

– Ладно тебе, Эм. Соберись. Ты беременна, это не болезнь. Всего два часа в милом ресторане – и потом мы будем свободны. С этим-то ты можешь справиться?

Я совершенно не представляла себе, как смогу это вынести – сидеть в окружении Памми, Адама, Джеймса и его девушки и постоянно бояться этой гранаты, которая вот-вот взорвется. Впрочем, еще посмотрим, кто из нас первым выдернет чеку.

– Я за тобой присмотрю, – заверил он, словно читая мои мысли. – Все будет не так уж плохо, вот увидишь.

У меня на глазах выступили слезы: я понимала, что на моей стороне тут лишь один человек – и что его могут оторвать от меня в любой момент, когда это только вздумается Памми.