Новогрудский «котел».

Несмотря на метания относительно глубины смыкания «клещей» окружения и корректировки первоначального плана командованием группы армий «Центр» основная идея изменений не претерпела. «Директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск» от 31 января 1941 г. требовала «уничтожения войск противника, находящихся между Белостоком и Минском». На практике это означало образование еще одного «котла», на этот раз «танкового». Прорывом к Минску танковой группы Гота задача окружения советских войск к западу от белорусской столицы была выполнена наполовину. Для полного замыкания кольца окружения к Минску оставалось выйти 2-й танковой группе Гудериана. Центром этого «котла» был город Новогрудок. Он и дал наименование этому окружению.

Иногда утверждается, что «котел» был замкнут уже с падением Минска 28 июня. Например, И. Стаднюк в романе «Война» писал: «Вчера вечером, 28 июня, Минск оказался в руках немцев. Не хотелось в это верить. Просто не укладывалось в сознании: за неделю войны враг проглотил в полосе Западного фронта обширную нашу территорию. Танковые группы немцев, пусть ценой огромных потерь, все-таки проломили себе дорогу к Минску со стороны Вильнюса и из района Бреста и окружили отчаянно сопротивлявшиеся войска 3, 10 и частично 13-й армий». В. А. Анфилов написал осторожнее: «В 17 часов 28 июня 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы после упорного боя ворвалась в Минск, а на следующий день 39-й и 47-й моторизованные корпуса из групп Гота и Гудериана соединились».

Однако датировка замыкания кольца окружения 28 и даже 29 июня не соответствует действительности. Такого не утверждает даже сам Гудериан, который в «Воспоминаниях солдата» даже дал положение соединений своей группы на 28 июня. Все они были еще довольно далеко от Минска. Причина этого в том, что в отличие от 3-й танковой группы Гота, двигавшейся практически в пустоте на стыке Западного и Северо-Западного фронтов, 2-я танковая группа Гудериана постоянно сталкивалась с подбрасываемыми ей навстречу резервами.

Командующий 2-й танковой группы Гейнц Гудериан в штабе 3-й тд. Слева – командир 3 тд Вальтер Модель, будущий фельдмаршал и «гений обороны».

В течение 28 июня немецкой 17-й танковой дивизией были лишь атакованы позиции 108-й стрелковой дивизии 44-го корпуса, выставленного заслоном к западу от города. Продвижение немцев от Койданова к Минску в тот день составило всего 6 км. Итог дня вполне определенно подводит замечание в журнале боевых действий XXXXVII моторизованного корпуса: «Командир корпуса около 15.00 сел в Несвиже в «Шторьх» и вылетел в Койданов в расположение 17-й тд, где составил представление о тяжелых боях в полосе дивизии и высказал свое признание ее заслуг». Собственно танки этой дивизии 28 июня еще стояли без горючего в Несвиже, и быстрого прорыва без них через линию ДОТов ожидать не приходилось.

Именно в этот период сказалось изъятие из 2-й танковой группы 29-й моторизованной дивизии, отражающей под Зельвой попытки прорыва частей 10-й армии и 6-го мехкорпуса. В журнале боевых действий XXXXVII корпуса за 29 июня имеется следующая запись: «Поскольку ожидается скорое взятие Минска XXXXVII танкового корпуса, а приказом танковой группы крупные силы корпуса (в первую очередь из состава 17-й тд) связаны на линии Мир – Койданов, командование корпуса просит высвободить, перебросить и вновь подчинить ему по меньшей мере крупные части 29-й пд, чтобы использовать главные силы 17-й и 18-й тд для наступление на Минск и далее на важную переправу через Березину у Борисова. 29-я пд должна прикрывать левый фланг корпуса фронтом на северо-запад». Фактически в распоряжении командира корпуса Лемельзена осталась одно соединение для удара на Минск – 18-я дивизия Неринга. Вторая дивизия должна была прикрывать фланги от возможных контратак. Последние могли последовать как изнутри намечающегося «котла», так с востока и юга за счет резервов Западного фронта. Попытки прорыва у Зельвы окруженных под Волковыском советских частей и соединений 29 июня были в самом разгаре. Поэтому ни о каком высвобождении моторизованной дивизии в этот день не было и речи. Даже если бы она была высвобождена, соединению требовалось пройти немалое расстояние до подступов к Минску. Все это существенно нарушало планы немцев по смыканию «клещей» и дальнейшему продвижению на восток.

Дальнейшее развитие событий в какой-то момент приобретает комический оттенок. К 16.00 29 июня 18-я танковая дивизия обходит открытый фланг 44-го стрелкового корпуса и выходит к высотам на подступах к Минску с юга. Здесь ее ждет первый сюрприз: мост через реку Свислочь оказывается взорванным, а переправы заминированы. Причем и то и другое оказывается делом рук немецких саперов из 20-й танковой дивизии группы Гота. Но сюрпризы дня на этом не заканчиваются. О произошедшем далее в журнале боевых действий XXXXVII корпуса имеется следующая запись: «При дальнейшем движении вспыхивает бой между 18-й и 20-й тд, поскольку на отправленный вечером 28 июня в 3-ю ТГр и принятый ею запрос о численности и местонахождении соединений 3-й ТГр в Минске на тот момент не было получено ответа». Вместо дружеского соединения двух танковых групп произошла перестрелка. Автору неизвестны другие примеры, когда окружающие группировки при замыкании кольца вступали друг с другом в перестрелку.

Встретив столь агрессивный прием со стороны товарищей по оружию из соседней танковой группы, командир 18-й танковой дивизии Неринг принял радикальное решение. Он решает совершить повернуть вправо и обойти Минск по шоссе с юго-востока. Лемельзен поддержал решение своего подчиненного. Маневр, заметим, имел вполне очевидный подтекст: он выводил части дивизии Неринга на шоссе Минск – Москва, идущее на восток.

В этот момент должен был наступить звездный час 17-й танковой дивизии. Она могла снискать славу соединения, установившего контакт с 3-й танковой группой и замкнувшей новогрудский «котел». Поначалу к этому были все предпосылки. Немецкая танковая дивизия наконец сломила сопротивление растянутых по фронту полков 108-й дивизии и продолжила быстрое продвижение к Минску. Во второй половине дня 29 июня она вышла своими авангардами к юго-западной окраине города. Здесь около 18.00 дивизия неожиданно получает «стоп-приказ». Командование танковой группы предписывает прекратить наступление на Минск и занять для отражения неизбежных вражеских атак с северо-западного и западного направления линию Столбцы – Минск (исключая последний). Непосредственно под Минском остается «окно» в построении немецких войск, да и сам фронт обороны от Столбцов до подступов к Минску слишком широк для одного соединения.

Можно было бы предположить, что для связки между двумя танковыми группами была использована 18-я танковая дивизия. Однако этого не происходит. Лемельзен настаивает, а Гудериан не возражает и дивизия Неринга… отправляется дальше на восток в направлении Борисова. Замыкания окружения и вообще каких-либо согласованных действий по построению силами соединений двух танковых групп заслона фронтом на запад под Минском 29 июня не происходит. Более того, и без того ослабленный изъятой из его состава 29-й мотодивизией XXXXVII корпус группы Гудериана лишается еще одной дивизии, торопливо брошенной на Борисов. Ситуацию нельзя назвать иначе как возмутительной. Такие маневры мог себе позволить Гот, у которого под Минском стояло сразу три танковых дивизии. Помимо этого на северном фасе «котла» находился LVII корпус 3-й танковой группы. Положение группы Гота было крепким и стабильным, допускающим маневрирование в восточном направлении. О положении войск Гудериана этого сказать нельзя. Заметим, что именно 29 июня сам командующий группой армий фон Бок увещевал Гудериана заняться южным и юго-восточным фасами новогрудского «котла». В своем дневнике фон Бок писал:

«я попросил его[Гудериана – А.И.] отнестись к делу со всей серьезностью, так как русские, скорее всего, будут прорываться на юго-востоке – по той простой причине, что им уже дали по носу на северо-востоке и на востоке ( в Лиде и Минске ), а также потому, что в стратегическом отношении юго-восточное направление представляется наиболее выгодным»

Однако «быстрый Гейнц» остался глух к этим увещеваниям. К слову сказать, Борисовым было прямым текстом поручено заняться 3-й танковой группе. Фон Бок писал в своем дневнике еще 29 июня: «Мне пришлось еще раз напомнить Готу, что ему необходимо взять Борисов, так как его захват напрямую связан с выполнением главной миссии танковой группы». XXXIX корпус уже с утра этого дня готовился к броску на Борисов. Гудериан вмешивался в сферу ответственности соседней танковой группы хотя в его собственных угодьях было не все благополучно.

Хотя наверх уже было доложено, что кольцо окружения замкнулось, Гот мог лишь с тихой яростью наблюдать за происходящим к югу от Минска хаосом. Как обычно, «глазами» командующего стала авиация. В журнале боевых действий 3-й танковой группы за 29 июня имеется следующая запись:

«17.00 – В соответствии с донесением воздушной разведки, противник еще отступает на юго-восток по дороге Минск – Смиловице (моторизованная колонна длиной 10 км). 2-я ТГр не выполнила свою задачу завершить кольцо окружения, соединившись с 3-й ТГр восточнее и южнее Минска».

Заметим, советские части прорываются не отдельными группами и даже не с боем. Они спокойно отходят по дороге «моторизованной колонной» приличных размеров. Кто именно так отходил сейчас сказать затруднительно. Возможно, это были тыловые части какого-то механизированного соединения Западного фронта. Вечером 29 июня в ЖБД группы Гота вновь отмечается: «Разрыв со 2-й ТГр южнее Минска все еще не был закрыт. Оборона 3-й ТГр могла, таким образом, оказаться бессмысленной». Помимо разрыва сама по себе растяжка позиций одной танковой дивизии на широком фронте благоприятствовала прорыву и просачиванию окруженных советских частей.

Поскольку к увещеваниям со стороны фон Бока командующий 2-й танковой группы оказался глух, к нему обратились официально. 30 июня в 13.00 последовала телефонограмма из штаба группы армий в адрес Гудериана: «Главной задачей танковой группы остается обеспечение всеми средствами района между Минском и Слоним[ом], чтобы предотвратить там прорыв врага. Это задание стоит перед всеми другими».

Двумя часами позднее Гудериан прибыл в штаб Гота. Состоялось совещание, общий ход которого излагался в журнале боевых действий 3-й танковой группы следующим образом:

«15.00 – Командующие обсуждают положение в районе Минска и перспективы дальнейшего продвижения на восток и северо-восток. В качестве разграничительной линии между двумя танковыми группами была установлена линия Минск – Борисов – Демидов (населенные пункты – 2-ой ТГр). Встреча командующих позволила им обсудить ситуацию, но не обеспечила необходимую для действительного окружения противника встречу с войсками 2-й ТГр.

Разговор показал, что командование 2-й ТГр восприняло свою задачу по окружению противника не как указание занять оборону, и основной массой своих сил продолжила наступление на восток. Создается впечатление, что 2-я ТГр намеревалась решить сразу две задачи – окружение противника в Минске и дальнейшее наступление на восток. Возможно, имевшиеся в ее распоряжении значительные силы оправдывали такое решение, подобное которому командование 3-й ТГр отклонило. Тем не менее, это решение привело к тому, что противник мог прорваться на юго-восток, а части 3-й ТГр будут оставаться на своих позициях до 7 июля в ожидании 4-й армии, частично взяв на себя участок 2-й ТГр».

В мемуарах Гудериан позднее написал об этом совещании следующее: «С Готом я договорился о взаимодействии моей 18-й танковой дивизии с его правым флангом при наступлении на Борисов и при создании предмостного укрепления на р. Березина в этом районе». Если судить по журналу боевых действий 3-й танковой группы, шоссе Минск – Борисов было передано в полосу группы Гудериана приказом ГА «Центр». Соответственно Готу ничего не оставалось, как молча отдать Борисов на откуп своему суетливому соседу. Никаких практических шагов по исправлению положения с обширными «окнами» в новогрудском «котле» Гудериан по итогам совещания не принял. 18-я танковая дивизия на всех парах шла к Борисову.

Позднее в воспоминаниях Гудериан перевернул все с ног на голову. Он написал: «Фельдмаршал фон Клюге хотел, в соответствии с официальным мнением Гитлера, закрепиться на фронте вокруг Белостока и выжидать, пока капитулируют русские, отказавшись от дальнейшего продвижения на восток. Гот и я не были согласны с этим мнением. Мы стремились пробиться своими танковыми силами на восток, как это указывалось в первоначальной, еще не потерявшей своей силы директиве, и достичь наших первых оперативных целей. Мы хотели (об этом уже говорилось) сковать силы противника у Белостока минимальным количеством танковых сил и предоставить ликвидацию окруженной группировки полевым армиям, которые следовали за нашими танковыми группами. Главное командование втайне надеялось, что командующие танковыми группами без приказа и даже вопреки приказу будут стремиться достигнуть первых оперативных целей наступления. В то же время оно не решалось дать указания командующим группами армий и командующим армиями, чтобы побудить их принять желанное решение».

Тем самым бывший командующий 2-й танковой группой словно приобнимает на страницах воспоминаний Гота и приписывает ему не просто те же устремления, а те же действия. Как раз Гот дисциплинированно исполнял приказ об удержании западного фаса новогрудского «котла» хотя еще на этапе планирования операции против СССР стремился прорваться дальше на восток, к Витебску. Гудериан же напротив, прямые и недвусмысленные приказы командования попросту игнорировал. Тем самым «игра командой» попросту разваливалась.

Только 1 июля, пропустив неизвестное число советских «моторизованных колонн», 17-я танковая дивизия устанавливает контакт с находящимися в Минске немецкими частями. Дивизия восстанавливает разрушенный мост юго-западнее Минска (взорванный 20-й танковой дивизией еще 28 июня), разведывает и размечает путь движения через город.

Тем временем начались первые попытки прорыва из «котла». 21-й стрелковый корпус был самым крупным соединением, попавшим в «котел» к западу от Минска, в районе Новогрудка. После неудачи контрудара главной задачей корпуса стал прорыв к своим. Отходящие 37-я и 24-я стрелковые дивизии, 8-я противотанковая бригада вышли к реке Березино у местечка Бакшты ранним утром 29 июня. Обмелевшая летом речка не представляла трудностей для форсирования вброд пехотой, но для техники имелся всего один мост у села Бакшты. На переправе скопились крупные массы войск, представлявшие собой лакомую цель для авиации. С 5.00 утра до самого вечера скопление людей и техники подвергалось жестоким ударам с воздуха. Генерал Галицкий вспоминал: «…едва рассвело, как в воздухе появились «юнкерсы». Пикируя вдоль реки, они наносили бомбовые удары и буквально поливали пулеметно-пушечным огнем переправлявшиеся через Березину передовые подразделения. Немало бойцов было убито и ранено, разбиты и сожжены десятки автомашин и орудий. Мост был взорван несколькими прямыми попаданиями авиабомб». По рассказам прошедших этот ад, на переправе было уничтожено 2/3 матчасти. Часть техники все же удалось перетащить через реку по бродам на буксире тракторов и автомашин. Немало оставшейся в строю машин и орудий было переправлено в течение последующей ночи. Однако как организованное соединение, способное к активным действиям, 21-й стрелковый корпус свое существование прекратил. После переправы через Березино его части лишь более или менее организовано пробивались из окружения.

К сожалению, окружаемые к востоку от Минска советские части не обладали той полнотой данных о противнике, которой обладаем сегодня мы. Да что говорить: даже послевоенные исследования советского периода не давали адекватной картины происходившего. Поэтому выбор направления отхода для красных командиров был вещью в какой-то мере случайной. Те, кто выбирал в качестве маршрута прорыва северо-восточное направление, напарывались на прочную оборону 3-й танковой группы, давно и прочно занявшей свои позиции. Здесь шансы на успешный прорыв были минимальными.

В журнале боевых действий 3-й танковой группы 29 июня едва ли не с гордостью отмечалось: «Общая картина на 29 июня: Противник в районе Минска в состоянии распада. Организованное сопротивление отсутствует. Отдельные ожесточенные контратаки, по большей части силами танков. Напротив фронта LVII AK противник строит оборонительные позиции. Наши дивизии в течение многих дней подвергались атакам с юга, востока, юго-востока и севера. Все атаки были отбиты, врагу нанесены тяжелые потери, ни одному русскому не удалось пройти через позиции танковой группы. Взято 20.000 пленных и перебежчиков (что касается последних, то 600 человек сдалось после огневого налета одной батареи реактивных минометов)». Советские «катюши» к тому моменту еще не появились на фронте. «Сталинскому органу» только еще предстояло приобрести свою славу. Немецкие реактивные минометы применялись с первого дня войны. Характерный для реактивной артиллерии воющий звук выстрела наверняка производил сильное впечатление. Поэтому последней фразе в приведенной цитате не стоит удивляться. Неудачи в попытках прорваться через немецкие заслоны, несомненно, приводили окружаемых бойцов и командиров в подавленное состояние.

Однако те, кто выбирал маршрут отхода через полосу действий 2-й танковой группы Гудериана добивались лучшего результата. Остатки 21-го стрелкового корпуса отходили от переправы у Бакшты на юго-восток. У деревни Рубежевичи 24-я стрелковая дивизия попала в «огненный мешок», но сумела его прорвать. Движение двух дивизий и штаба корпуса застопорилось 3 июля только под Дзержинском, на рубеже Минского УРа, на оставленных 108-й стрелковой дивизией позициях. Теперь на них уже сидели немцы и встретили окруженцев пулеметным и артиллерийским огнем.

Командиры 21-го корпуса собрались на совещание. К тому моменту корпус возглавлял его начальник штаба генерал-майор Д. Е. Закутный. Личность эта, надо сказать, достаточно любопытная. В плен генерал Закутный попал уже позднее, в конце июля 1941 г. В плену он пошел на сотрудничество с немцами, стал одним из организаторов и руководителей Комитета освобождения народов России (КОНР). Сподвижник небезызвестного А. А. Власова. После войны был задержан американцами и передан СССР. 1 августа 1946 г. повешен во дворе Бутырской тюрьмы.

Однако 3 июля 1941 г. генерал Закутный был еще вполне лояльным командиром Красной армии. Боеприпасы уже практически отсутствовали и было решено уничтожить матчасть и прорываться небольшими группами. 24-я стрелковая дивизия составила два отряда, один численностью 1200 человек, другой – 500 человек. Командир дивизии генерал-майор Галицкий возглавил первый отряд. Прорыв небольшими отрядами через разреженное построение немецкой 17-й танковой дивизии прошел успешно. После 350 км перехода по лесам и болотам оба отряда вышли к своим 16 июля в районе Мозыря. Части 17-й и 37-й стрелковых дивизий выходили менее организованно, но тоже мелкими группами просочились к своим.

В районе к западу от Минска собралось множество разных частей. Сюда отошли части 8-й противотанковой бригады И. С. Стрельбицкого, в этот же район вышел И. В. Болдин. Также здесь оказался генерал Борисов, командир 21-го корпуса. Вскоре он погиб. После неудачной попытки прорываться в Минск (считалось что его еще удерживает Красная армия), собравшиеся к востоку от белорусской столицы окруженцы разбились на мелкие отряды и просачивались на юго-восток. Также в район к западу от Минска вышли со Щары части 3-й армии. 30 июня в расположение отрезанных прорывом Гота в Минск частей 44-го стрелкового корпуса на машинах приехали командующий 3-й армией генерал-лейтенант В. И. Кузнецов с несколькими генералами и полковниками. Уже имевший опыт энергичного прорыва командарм-3 сразу же взял управление в свои руки. Командир 64-й стрелковой дивизии Иовлев вспоминал: «После обстоятельного обсуждения различных вариантов выхода из окружения генерал Кузнецов продиктовал, а начальник штаба 64-й стрелковой дивизии полковник Белышев записал приказ следующего содержания: “Под своим командованием объединяю две дивизии (64-ю, 108-ю) и мелкие разрозненные части. Всем прорываться на юг в районе станции Фаниполь, затем повернуть на юго-восток в общем направлении на Бобруйск, Гомель, где соединиться с частями Красной Армии. Выход начать в ночь с 1 на 2 июля”». К тому моменту в дивизиях еще оставалась артиллерия. Прорыв прошел в целом успешно, были даже подбиты немецкие танки и захвачены пленные. Как нетрудно догадаться – из состава 17-й танковой дивизии. И Иовлев, и Кузнецов вышли к своим. Последний прошел всю войну, а в апреле 45-го командовал 3-й ударной армией, первой вышедшей к Рейхстагу.

Остатки 11-го механизированного корпуса Мостовенко вышли из Новогрудка в район Столбцов в ночь с 1 на 2 июля 1941 г. Отход «моторизованной колонной», как это происходили несколько дней назад под Минском, был уже нереален. Попытка прорваться с боем через заболоченную речку Уша у деревень Бол. Жуховичи, Будзевичи 2 июля была безуспешной. В этом бою согласно докладу Мостовенко погиб командир 29-й танковой дивизии полковник Студнев. Части 11-го мехкорпуса разбились на небольшие группы и далее просачивались через немецкие позиции и выходили к своим уже пешим порядком. Сам генерал Мостовенко вышел из окружения 14 июля 1941 г.

Мне приходится останавливаться в первую очередь на судьбах управлений соединениями т.к. они хотя бы оставили письменные доклады о своих действиях. Однако по образу и подобию их прорывов выходили из окружения отдельные части и группы бойцов и командиров Красной армии. См. выше описание попытки прорыва трех советских танков через Слоним, организованного их экипажами.

Однако не всем окруженным в районе Новогрудка частям удалось прорваться из «котла», пусть даже мелкими группами. Бои с окруженными советскими частями продолжались несколько дней. Причем немцам пришлось задействовать для борьбы с ними значительные силы, в том числе танки. 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы надолго задержалась под Минском, несмотря на настойчивые просьбы Гота высвободить ее для дальнейших наступательных операций на витебском направлении. Более того, в журнале боевых действий группы Гота за 5 июля имеется запись «16.00 – По прямому приказу 4-й ТА 12-я тд и 53-й пп 14-й пд начинают наступление на запад для зачистки Новогрудского котла». Т.е. даже спустя несколько дней после окончательного окружения советских войск борьба продолжалась.

Слова «бои за Белосток и Минск закончены» прозвучали в оперативном донесении группы армий «Центр» от 8 июля 1941 г. В нем также содержалась заявка на пленных и трофеи:

«Группа армий «Центр» вела бои с четырьмя русскими армиями, насчитывающими в своем составе около 32 стрелковых дивизий, 8 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад и 3 кавалерийских дивизий.

Из них были разгромлены:

22 стрелковых дивизии

7 танковых дивизий

6 мото-механизированных бригад

3 кавалерийские дивизии.

Остальные соединения противника, которым удалось избежать окружения, ослаблены в своей боеспособности. Потери противника убитыми весьма велики.

Предварительные данные о пленных и трофеях до 8.7 составляют:

289 874 пленных, в их числе имеются командиры корпусов и дивизий

2 385 захваченных или уничтоженных танка, в том числе тяжелые

1 449 орудий

246 захваченных самолетов»

Небезынтересно отметить, что общий итог по количеству взятых пленных существенно превосходит промежуточный итог по «котлу» в районе Белостока и Волковыска. Тогда, напомню, было заявлено о захвате 116 100 пленных. Вопрос с потерями будет еще обсуждаться подробнее ниже. Здесь же имеет смысл дать небольшую качественную оценку. Во-первых, из «пехотного котла» многим удалось прорваться в район к западу от Минска. Однако они израсходовали боеприпасы, горючее, потеряли технику. Поэтому не все из усталых и измученных длительными боями людей сумели прорваться через жидкое «сито» выставленное Гудерианом. Во-вторых, в районе Новогрудка попали под удар тыловые службы войск Западного фронта. В итоге боеспособность войск в окружении к западу от Минска была существенно снижена. Трудно было ожидать от них дерзких прорывов.

Одновременно бросается в глаза то, что количество захваченных орудий оказывается практически неизменным. В предварительном донесении цифра даже ниже, чем в донесении по Белостоку-Волковыску. Орудия быстрее, чем танки оказывались небоеспособными, без боеприпасов. Также запряжки и орудия на прицепе тягачей были куда уязвимей для ударов с воздуха. Все это привело к быстрому выбиванию артиллерии войск Западного фронта, ставшей трофеем наступающих немецких войск.

В донесении от 8 июля также подчеркивалось, что сообщенные данные являются предварительными и окончательные цифры, скорее всего, будут еще больше. Уже к 10 июля они действительно существенно выросли. Новые данные были заметно выше ранее доложенных величин:

«Захвачено пленных – 323 898

Захваченных и уничтоженных танков – 3 332

Орудий – 1 809

Захвачено 339 самолетов».

Эта цифра также не стала окончательной. Позднее, уже в сентябрьском 1941 г. отчете штаба группы армий «Центр», были указаны в качестве итогов боев под Белостоком и Минском: 338 493 человек пленных, 3188 танков, 1830 орудий (включая противотанковые и зенитные) и 344 самолета. Любопытно отметить, что количество захваченных и уничтоженных танков было откорректировано в сторону уменьшения, при некотором возрастании остальных цифр. В окончательном варианте также выросло число заявленных как уничтоженными соединений Красной армии. Теперь утверждалось, что войсками группы армий «Центр» были уничтожены не 22, а 38 стрелковых дивизий, не 7, а 8 танковых дивизий.

Сравнение немецких данных с советскими вызывает если не оторопь, то сильное удивление. По горячим следам событий в середине июля 1941 г. в отделе укомплектования штаба Западного направления сделали оценочный расчет потерь в «котле». Для советского командования он был единым, минским. Был получен следующий результат:

Четыре стрелковых корпуса с корпусными частями (х3500) – 14 000 чел.;

Три мехкорпуса с корпусными частями и дивизиями (х30 000) – 90 000 чел.;

Один кавкорпус с корпусными частями и дивизиями (х13 000) – 13 000 чел.;

50 % воздушно-десантного корпуса (х8 000) – 4 000 чел.;

Десять стрелковых дивизий (х10 500) – 105 000 чел.

Три бригады ПТО (х7 000) – 21 000 чел.

Четыре артполка РГК (х1 400) – 5 600 чел.

Итого – 252 600 чел.

Разумеется, не все эти 250 с лишним тысяч человек были потеряны. В пояснениях к расчетам указывалось: «Из этого количества в данное время собрано и обращено на укомплектование 25–30 000 чел. Сбор людей продолжается». Учитывая, что отдельные группы выходили к своим в конце июля и даже начале августа, можно оценить число погибших или попавших в плен в Белостокско-Минском «котле» примерно в 200 тыс. человек в расчете на боевые войска.

Возникает законный вопрос: насколько корректны были расчеты и исходные данные для них? В качестве расчетных величин (10 500, 30 000) принималась ориентировочная численность соответствующих частей и соединений по штатам мирного времени. Здесь не было никакого лукавства. К началу войны соединения Западного особого военного округа действительно находились в статусе дивизий и корпусов мирного времени. При этом они не дотягивали до штата, действительно составлявшего примерно 10 500 человек. Так 113-я стрелковая дивизия по данным на 1 июня 1941 г. насчитывала 10 375 человек, 13-я стрелковая дивизия по данным на 25 мая 1941 г. – 9 952 человек. При этом при проведении сборов приписного состава в мае-июне 1941 г. ни одна из перечисленных выше стрелковых дивизий не пополнялась. Так что 10 500 человек это даже слегка завышенная оценка. Не обошлось, правда, без заниженных оценок. Реальная численность 6-го кавкорпуса на 1 июня 1941 г. составляла все же не 13 000 ровно, а чуть больше – 13 583 человека.

В целом, конечно, расчеты отдела укомплектования Западного направления нельзя назвать безупречными. В них, например, не учтены попавшие в окружение непосредственно под Минском части 44-го стрелкового корпуса. Также не учитываются тыловые подразделения и части боевого обеспечения Западного фронта, оказавшиеся в окружении вместе с перечисленными стрелковыми и механизированными корпусами. Конечно, ввиду специфики ситуации, когда округ вступил в бой неотмобилизованным, тыловые части составляли меньшую часть его численности. Сокращение численности армии мирного времени достигается не в последнюю очередь содержанием в уменьшенном составе тылов и частей боевого обеспечения. Поэтому с попадавшими уже в ходе войны в «котлы» армиями и даже фронтами сравнивать будет некорректно.

Можно попробовать восполнить этот пробел в расчетах отдела укомплектования Западного направления. Согласно одному из последних предвоенных донесений, Западный особый военный округ насчитывал 413 тыс. человек. 24 стрелковых дивизии насчитывали 254 тыс. человек. Кавкорпус насчитывал почти 14 тыс. человек, танковые войска – 82 тыс. человек, артиллерия – 38 тыс. человек. Итого на части боевого обеспечения остается около 25 тыс. человек или 6 % общей численности. Если принять это соотношение, то можно принять в качестве расчетной численности попавших в окружение войск цифру 270 тыс. человек.

Так или иначе, разница в названных сторонами цифрах – огромная. Даже если предположить, что указанные окруженные части целиком попали в плен, почти 340 тыс. получить сложно. Незадолго до войны, в апреле 1941 г., весь Западный особый военный округ, включая войска связи, ПВО и железнодорожные войска насчитывал всего 413 160 человек. Согласно известному статистическому справочнику «Боевой и численный состав вооруженных сил СССР» численность войск Западного фронта к началу войны составляла 671 165 человек, в том числе 71 715 человек, призванных на сборы. Не совсем понятна, правда, структура этой цифры т.е. что именно в нее включили составители справочника.

В любом случае в окружение попал отнюдь не весь фронт в полном составе. Многие соединения оказались вне «котла», в окружение попала лишь половина имевшихся к началу войны стрелковых дивизий (даже с учетом двух дивизий 44 ск под Минском). Темпы захвата пленных также были довольно скромными. До 2 июля 3-я танковая группа под Минском берет 20 тыс. пленных. 1 июля 17-я танковая дивизия отчиталась всего о 1200 пленных. На следующий день картина не изменяется. 5-й пулеметный батальон берет ночью и рано утром 2 июля 2000 пленных, части 63-го мотопехотного полка северо-восточнее Койданова – 1500 пленных, столько же пленных собирает полк «Великая Германия». Кроме того, сами немцы неоднократно подчеркивали, что потери советских войск убитыми были исключительно велики. Одним словом даже 150–200 тыс. пленных в «котле» под Белостоком и Новогрудком представляются предельной величиной, не говоря уж о 338 тыс. человек.

Однако у всей этой весьма странной и запутанной истории есть одно объяснение. Оно прочитывается из дневника командующего группой армий «Центр» фон Бока. 2 июля Гальдер докладывал Гитлеру состояние дел на востоке и в частности освещал ситуацию в районе Минска. Начальник германского генерального штаба бодро сообщил, что в результате достигнутого ГА «Центр» успеха противнику не удастся создать на этом участке организованного фронта. Фюрер отнесся к этому заявлению скептически и задал сакраментальный вопрос: «Где, в таком случае, пленные?». Фон Боку пришлось оправдываться, что 100 000 человек пленных, взятых в «котле» у Белостока и Волковыска это тоже неплохо. Буквально через несколько дней, подобно фокуснику, извлекающего кролика из шляпы, командование группы армий «Центр» докладывает почти о 290 тыс. пленных. Вскоре эта цифра зашкаливает за 300 тыс. человек. Нам словно говорят «Фюрер хотел пленных? Получите и распишитесь!» Могли быть, конечно, более простые причины нестыковки советских и немецких данных: гримасы двойного подсчета, интерпретация как «пленных» военнообязанных итп. Так или иначе, завышение числа пленных в докладах «наверх» не является чем-то исключительным для обеих сторон в той войне. Даже в одном из донесений группы армий «Центр» позднее было сказано: «…иногда бывает неизбежен двойной подсчет пехотными и танковыми соединениями».

Вопрос о потерях немецких войск в сражении на окружение под Минском и Белостоком пока остается открытым. Имеются только отрывочные данные о потерях соединений и объединений группы армий «Центр». Согласно журналу боевых действий 3-й танковой группы она потеряла: «Убитыми: 48 офицеров и 387 солдат, ранеными – 75 офицеров и 1111 солдат, пропали без вести 2 офицера и 146 солдат».

Также в оперативной сводке группы армий «Центр» за 2 июля было сказано следующее:

«О собственных потерях имеются частичные данные от 4 и 9 армий и 3 танковой группы.

Имеется:

Убитых – 221 офицер, 2655 унтер-офицеров и рядовых;

Раненых – 389 офицеров, 7125 унтер-офицеров и рядовых;

Пропало без вести – 20 офицеров, 945 унтер-офицеров и рядовых».

Следует отметить, что это именно потери армий, без учета подчиненных непосредственно группе армий частей и соединений.

Полных данных о потерях 2-й танковой группы за указанный период не имеется, однако есть данные о потерях XXXXVII танкового корпуса: «Потери с начала кампании и до 2.7.41: 17-я тд – 41 офицер и 612 нижних чинов – 4,1%. 18-я тд – 73 офицера и 1273 нижних чина – 8,4%. 29-я пд – 56 офицеров, 970 нижних чинов – 7,1%». Следует заметить, что потери 18-й танковой дивизии Неринга являются едва ли не рекордными среди всех танковых дивизий, участвовавших в приграничном сражении июня 1941 г. Так в Дубненских боях даже больше всех пострадавшая 11-я танковая дивизия потеряла лишь несколько больше 1 тыс. человек. Так или иначе, корпус Лемельзена прибавляет к общим потерям группы армий сразу 3 тыс. человек. Потери остальных корпусов группы Гудериана вряд ли были такими же тяжелыми. Их можно оценить в 1–2 тыс. человек, учитывая, что XXXXVI моторизованный корпус был введен в бой только 28 июня.

Таким образом, 10 дней боев обошлись группе армий «Центр» примерно в 15–16 тыс. человек. Если пользоваться данными из дневника Гальдера, то потери ГА «Центр» в приграничном сражении составили примерно треть от общих потерь германской армии на Восточном фронте. В любом случае, ввиду характера сражения потери немцев были, к сожалению, существенно ниже, чем потери советских войск. Численное превосходство и упреждение в развертывании делали свое черное дело.