За неимением гербовой… 21 ск в бою
Попытки нанесения контрударов во фланг наступающим танковым группам противника были традиционными для советской стратегии первых дней войны. Павлов здесь находился в менее выгодном положении, нежели его южный сосед – командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос. У последнего механизированных корпусов было просто больше, не в последнюю очередь ввиду их формирования до войны методом простого деления. Поэтому командование Юго-Западного фронта могло себе позволить бросать их в бой один за одним. Если увязал в немецкой пехоте 15-й мехкорпус, удача (пусть ограниченная) улыбалась 8-му мехкорпусу. На Западном фронте в Белоруссии несмотря на необходимость противодействовать сразу двум танковым группам, боеспособных мехкорпусов было просто мало. Поэтому нелегкая задача воздействовать на фланг танковой группы досталась стрелковому корпусу. Первоначально собиравшийся в Лиде 21-й стрелковый корпус должен был взаимодействовать с группой Болдина и наступать из района Лиды на север и северо-восток. Даже потенциальные возможности такого контрудара были ограничены. Для руководства 21-м корпусом Павлов решил использовать управление 13-й армии. По планам одна должна была объединять ударную группировку фронта, идущую на Вислу. В реальности первым заданием армии стал контрудар пехотой.
Лишь волею случая пехота дивизий корпуса генерала Борисова получила бронетехнику. С эшелона на станции Юратишки сгрузили 8 КВ. Из числа отходящих частей собрали более 10 Т-34 и 15 Т-26. Скорее всего, заблудшие «тридцатьчетверки» были из состава потерпевшей поражение под Алитусом 5-й танковой дивизии. Танки объединили в сводный батальон и передали в подчинение 24-й стрелковой дивизии. Командир дивизии К. Н. Галицкий вспоминал, что танковый батальон майора Егорова состоял из трех рот и имел 8 КВ, 15 Т-34 и 14 Т-26. Согласно отчету начальника оперативного отдела 21-го корпуса подполковника Г. Н. Регблата им удалось собрать 8 танков КВ и 25 танкеток. Неясно кто выступает в роли танкеток. Возможно это танки Т-40 с 12,7-мм пулеметом. Так или иначе, всех их удалось обеспечить горючим и боеприпасами.
Контрудар был назначен на 26 июня. По иронии судьбы именно в этот день на Юго-Западном фронте 1-я танковая группа подверглась атакам сразу нескольких танковых дивизий разных мехкорпусов. Ничего подобного под Лидой с одним батальоном танков организовать было, конечно же, нельзя. Тем не менее, некий ударный потенциал у лидской группировки советских войск все же был. Острие советского контрудара было направлено прямо в тыл XXXIX мотокорпусу Гота, наступающему на Минск от Вильнюса. При благоприятном стечение обстоятельств 21-й стрелковый корпус мог перехватить дороги в его тылу, и вынудить немцев вести борьбу за их освобождение. Но даже скромные изначально возможности и планы были нарушены. Командир 24-й стрелковой дивизии генерал Галицкий вспоминал:
«С наблюдательного пункта мы хорошо видели расположение противника. Там было тихо. Но тишина в боевой обстановке обманчива. Трудно предугадать заранее, что замышляет враг. Светало. […] Ударная группа заканчивала подготовку к наступлению. Но планы наши были неожиданно нарушены. Около пяти часов утра мы услышали отдаленный лязг гусениц и ровное гудение моторов.
– Танки! Идут фашистские танки! – крикнул полковник В. В. Добронравов.
Гул нарастал. Из-за реки появились танки противника.
– Упредили, – подумал я»
Танки КВ-2, брошенные в Лиде. На снимке их просматривается четыре штуки. Они были направлены в 11-й мехкорпус, но не доехали до адресата.
В бой с пехотинцами 21-го стрелкового корпуса вступил германский LVII корпус, наступавший от Меркине на восток. Это был второй моторизованный корпус 3-й танковой группы. Несмотря на то, что ему не пришлось совершать бросок через Вильнюс, продвигался он сравнительно медленно, продираясь через плохие дороги и обходя взорванные мосты. В итоге он вышел в район севернее Лиды как раз вовремя чтобы предотвратить советский контрудар. Дивизии Галицкого пришлось вести оборонительный бой. Однако контрудар все же состоялся. Нельзя сказать, что немцами этот выпад советской пехоты был расценен как булавочный укол. Отдел Ic (разведки) LVII корпуса немцев позднее писал о нем как «об атаках крупных сил противника, поддержанных артиллерией и танками». Фактически немцам пришлось благодарить Провидение за удачное для них стечение обстоятельств. В журнале боевых действий 3-й танковой группы отмечалось: «Весьма благоприятным для защиты тылов трех наступающих на Минск танковых дивизий оказалось то обстоятельство, что 19-я тд у Сурвилиски сдержала наступление противника… Так на войне часто нежелательная изначально ситуация (отставание 19-й тд) невольно оказывает благоприятное воздействие на общее положение дел».
В новых обстоятельствах 27 июня была взята пауза. Командованию 21-го корпуса не позавидуешь. Связь со штабом фронта и 13-й армии отсутствовала. Как складывается общая обстановка и каково место корпуса в этой обстановке было непонятно. Снабжение частей было с трудом организовано с оставшихся не уничтоженными складов в районе Лиды. Но его было совершенно недостаточно, несмотря на полное использование запасов с этих складов. После первых выпадов советский корпус попал в поле зрения немецкой авиации, и она начала активно действовать по штабам и войскам на поле боя. Вечером 27 июня по Лиде был нанесен мощный удар бомбардировщиков, после которого немецкая 161-я пехотная дивизия пошла на его штурм. Через час с небольшим город был в руках немцев. Появление пехотной дивизии из состава 9-й армии существенно меняло соотношение сил в районе Лиды. Дивизия подошла к городу еще вечером 26 июня, а на следующий день заявила о себе его штурмом. Тем не менее, 28 июня контрудар 21-го стрелкового корпуса был продолжен. Если называть вещи своими именами, то корпус не струсил и исправно выполнял последнюю поставленную командованием задачу.
В ходе контрудара 28 июня танкисты из группы Гота впервые встретились с тяжелыми танками КВ. Произошло это у местечка Сурвилиски к северо-востоку от Лиды. Новые танки стали тем тараном, который обеспечил хотя бы ограниченный успех очередного контрудара пехоты советского 21-го корпуса. Как писал в своем отчете вышеупомянутый подполковник Регблат «появление танков КВ вызвало большой переполох и смятение в рядах фашистских стервятников и способствовало успешному продвижению вперед батальона и уничтожению танков противника». За счет этого дивизия Галицкого продвинулась на 8–10 км вперед. Однако с точки зрения противодействия окружению всего фронта это была капля в море.
Два танка КВ-2. На борту левой машины отчетливо видны следы попаданий снарядов.
Командованием 3-й танковой группы очередной контрудар под Лидой был оценен как «массированные атаки». Немцы насчитали в рядах атакующих не 8, а всего четыре «тяжелейших» танка, хотя признали, что ни одного из них не подбили. В докладе штаба 19-й танковой дивизии указывалось: «Во время оборонительных боев 28.6.41 на участке 74-го сп неожиданно появились тяжелейшие русские танки, которые немедленно были взяты под обстрел 5-см противотанковыми орудиями с расстояния 1200 м. Наблюдение показало, что они не смогли добиться успеха. Находившиеся поблизости легкие полевые гаубицы также вступили в бой, но не смогли добиться успеха». Казалось бы, перед нами классическое описание встречи немцев с КВ или Т-34 в 1941 г. Однако неклассическим является финал этой истории. Стальной монстр не вернулся из боя с сотней лунок на броне. Неожиданно для самих немцев танк остановился. Как показал его осмотр немцами после боя, советский танк вышел из строя в результате технической неисправности (разгерметизация маслопровода). Жизнь часто оказывается прозаичнее рассказов о сотнях привезенных из боя попаданиях. По прилагавшемуся к немецкому докладу техническому описанию трофеем 19-й танковой дивизии стал КВ-2. Если бы он подошел на более близкую дистанцию, он мог бы быть подбит, как многие его собратья на разных участках советско-германского фронта. Всего по немецким данным в том бою им удалось подбить 18 танков т.е. почти половину батальона майора Егорова. Советская заявка на выбивание 127 танков 19-й танковой дивизии представляется сильно преувеличенной.
Ознакомление противника с возможностями танков КВ стало лебединой песней 21-го стрелкового корпуса. Потери, невосполнимый расход боеприпасов заставили свернуть активные действия. В отчете отдела Ic(разведки) LVII корпуса есть красноречивая фраза относительно состояния 24-й стрелковой дивизии: «Согласно показаниям пленных, дивизия из-за нескольких безуспешных атак и сложностей со снабжением находится в процессе распада». Уже 28 июня командованием корпуса было принято решение начать отступление к старой государственной границе. Начало отступления было назначено на 20.00 того же дня. Поздно вечером неожиданно появилась радиосвязь со штабом фронта. Т.к. все шифровальные документы были уничтожены, переговоры велись открытым текстом. Скорее всего, их с большим интересом выслушала немецкая радиоразведка. Возражений относительно решения командования корпуса на отход у штаба фронта не возникло.
Начальник штаба 21-го стрелкового корпуса генерал-майор Д. Е. Закутный.
После захвата немцами Минска 28 июня сражение за город фактически закончилось победой немцев. Однако командование фронта пыталось еще как-то изменить ситуацию в свою пользу. Против прорыва к Минску Гота были брошены все силы, которые только можно было собрать. 29 июня, уже после оставления города, Павлов вновь отдает приказ 21-му стрелковому корпусу приказ на контрудар. Он гласил: «Ваша задача – ударом направлении Раков 35 км северо-западнее Минск уничтожить группировку противника в районе Раков». Но в сражении уже наступил момент, когда практически любые приказы были невыполнимы. Приказ на контрудар 21-му стрелковому корпусу не составил исключения. Корпус уже фактически находился в окружении.
