Из кабачков я не вылезал дня два, тоже без особых результатов, если не считать обычного перечня бед. Единственным плюсом было то, что мы с Лизой каждый день спали вместе, правда, мне приходилось рано уходить, чтобы не разбудить мальчика. В «Крокодиле» все шло своим чередом и без меня. В четверг Мауро удалось напасть на след Гринго. Мобильник зазвонил под конец дня, когда я проверял очередное заведение по списку. На этот раз я находился в городке Сесто Сан-Джованни, награжденном золотой медалью Сопротивления. Лука выступал в клубе «Анпи» с ужасающе безвкусными репризами по поводу концлагерей. Он рисковал нарваться на самосуд, но мне показалось, что никто из стариков, посещавших клуб, не собирался ему мстить. Я сделал несколько записей: кто знает, что сможет заинтересовать Бастони. С адвокатом я связался в перерыве между переездами. Из тюрьмы новостей не было, за исключением того, что Катерина перестала есть. Если так пойдет и дальше, ее придется кормить через зонд, как гуся к Рождеству.

Гринго изображал шута на открытии нового торгового центра «Рододендрон» на радиальной линии метро: бесформенного каменного сгустка с розовыми стеклами и огромным стометровым цветком над входом. Обитатели района протестовали, потому что здание центра деформировало пейзаж, но, судя по всему, бой проиграли. Когда я приехал, шоу, слава богу, почти закончилось. Не знаю, что могло подвигнуть шестидесятилетнего мужика переодеться Майклом Джексоном, но, подозреваю, кое-что похуже обычного голода. На помосте, полускрытом от толпы покупателей, Гринго, в видавших виды штанах с люрексом и когда-то белой рубашке, пел «Thriller» на ломаном английском. Лицо его, в лучших традициях расистской иконографии прошлого века, казалось покрытым слоем блеска для обуви, и кожа смотрелась гораздо темнее, чем на самом деле. Гринго домучил песню с одышкой и отпустил несколько бородатых острот. Никто не засмеялся, и какой-то человек, наверное администратор, отобрал у него микрофон раньше, чем разошлись зрители.

Я настиг Гринго у подножия помоста, он платком стирал с лица темный грим. От него за версту несло вином, и поначалу он меня не узнал. Я раз десять повторил ему свое имя и имя Луки. Тогда он залился слезами.

Я постарался его утешить, и он повис на мне, пачкая рубашку. Я разрывался между жалостью и желанием убить его и положить конец всем его страданиям. В конце концов я выбрал третье решение: затащил его в бар торгового комплекса, украшенный желтыми цветами, как покрывало на кровати моей тетушки. Нам удалось найти свободный столик, я усадил его и заказал двойной коньяк. Он выпил коньяк, как воду, слегка пустив слюну. Я заказал еще, и на этот раз Гринго заправился достаточно, чтобы говорить. Теперь остановить его было трудно. Он начал восхвалять Луку, какой он был добрый, какой он был молодец, настоящий талант.

– Он обещал взять меня в свой новый спектакль. И посмотри, какое несчастье. У меня был настоящий шанс. А теперь его убили. Эта шлюха.

Он снова захлюпал носом, но я его остановил:

– Что за спектакль?

– Новый. Он уже написал текст, оставалось только найти другого импресарио. Этого козла Марчелло он не выносил. И Лука бы его нашел. Он вернулся бы на телевидение, и я вместе с ним. Надо было его поддержать. И тут – на тебе. Из-за этой шлюхи…

– Я не уверен, что это Катерина, Гринго.

– Она, кто же еще. Я видел Луку неделю назад. Он был взбешен как черт и говорил, что эта шлюха грозилась его урыть. И урыла. Мы должны были быть вместе сегодня. – С носа у него скатилась огромная слеза.

Неделю назад. Как раз перед тем, как его убили.

– Как это – урыть?

Он не отвечал, и я встряхнул его:

– В каком смысле «урыть»?

Гринго отпихнул мою руку:

– Какая тебе разница? Она его пришибла. Как собаку. Бедный Лука.

На этот раз он заплакал по-настоящему. Я не выдержал и бросил его за столиком, как живую рекламу о вреде алкоголя. Потом устыдился, вернулся и сунул ему в карман полтинник:

– Постарайся не пропить сразу.

Он поглядел на меня пустыми глазами, и на душе у меня лучше не стало. К счастью, когда я влез в машину и в клочки порвал листовку «Рододендрона-два» на станции «Орци Нуови», позвонила Лиза:

– Ты не забыл о сегодняшнем вечере?

– О сегодняшнем вечере?

– Сегодня четверг. Что у нас в четверг?

– Клецки? – Из мобильника повеяло холодом. – Да шучу, шучу, в четверг в «Арчи» выступает твой сын, правда?

– Браво! Я смогу вас познакомить, и ты дашь ему несколько полезных советов.

– Я не уверен, что способен теперь давать советы по поводу спектаклей.

– Не скромничай. Мне так хочется, чтобы ты стал его менеджером.

Бог не слишком милостив ко мне в этот период. И если это было единственным недостатком Лизы, с ним можно было и примириться.

– Обсудим это в спокойной обстановке, ладно?

Мы договорились увидеться прямо в клубе, и я поехал в «Крокодил». Мауро делал вид, что в упор меня не замечает, пока я не пригрозил его убить.

– Как Гринго? – спросил он.

– Исчезни!

Я отправился в складское помещение, ибо всегда чувствовал себя лучше в компании бочонков с пивом и ящиков с прохладительными напитками. Я не узнал о Луке ничего нового, кроме того, насколько он опустился. Единственным, от кого я хоть чего-то добился, был выживший из ума старик, убежденный в виновности Катерины. Его явно кто-то обманул. Но зачем? Я чувствовал себя опустошенным и, как всегда в таких ситуациях, на какую-то долю секунды пожалел, что бросил пить.

Я переоделся в чистую рубашку и тихо, как вор, вышел из бара.