Глава 3

СРАЗУ ПОСЛЕ ЗВОНКА БРИ тронулась по коридорам, стараясь по возможности не привлекать к себе внимания. Встреча с мистером Феллоу всегда выбивала ее из колеи. Вот и сейчас ей пришлось прислониться к шкафчикам и сделать пару глубоких вдохов, прежде чем переступить порог аудитории.

Хотя Бри уселась прямо перед учительским столом, мистер Феллоу даже не поднял на нее глаз. Постепенно в класс начали подтягиваться другие ребята. Они неохотно доставали из дизайнерских сумок томики поэзии Филипа Ларкина. Бри не сводила взгляда с мистера Феллоу. Он что-то сосредоточенно писал на официальном бланке формата А4, каштановые волосы падали ему на глаза. Бри сглотнула. Скрестила ноги в полосатых колготках. Снова их расплела.

Наконец мистер Феллоу заметил учеников и выпрямился.

– Прекрасно, прекрасно, – пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Затем вышел на середину класса и прислонился к белой интерактивной доске. – На чем мы остановились?

Бри вскинула руку и, не дожидаясь разрешения говорить, отрапортовала:

– На стихотворении «Чуть-чуть не считается».

С галерки послышались стоны. Бри не была уверена, вызваны они поэзией Ларкина или ее усердием на уроке.

Мистер Феллоу взял со стола свой потрепанный сборник и быстро его пролистал.

– Верно, Бри.

Она тут же откинулась на спинку стула, греясь в лучах его похвалы – не важно, какой бы мелкой и незначительной та ни была.

Мистер Феллоу нашел нужную страницу и с выражением прочитал:

 

Печальный промах: яблочный скелет

Ударился об урну. Рикошет —

И закатился в угол. Или нет?

 

 

Свивая в узел годы и века,

Ко рту вдруг возвращается рука —

И плод в ней, не надкушенный пока.

 

– Итак, в этом стихотворении Ларкин пытается бросить яблочный огрызок в урну, но промахивается. Что вы, ребята, об этом думаете?

Парень по имени Чак поднял руку.

– Да?

У Чака были маслянисто-черные, явно крашеные волосы.

– Думаю, ему и пытаться не стоило. Последние десять стихотворений он только ноет и ноет по любому поводу. Черт, если он реально в такой депрессии, что даже огрызок удержать не может, сходил бы лучше к врачу.

По классу прокатились смешки. Мистер Феллоу тоже не удержался от улыбки.

– Значит, у Ларкина депрессия?

Приободренный успехом, Чак яростно закивал:

– К гадалке не ходи. Я не понимаю, сэр, почему мы который урок читаем этого неудачника? Он же только и может, что хныкать! У других классов программа повеселее.

На любом другом уроке за такие дерзости можно было и схлопотать. Но мистер Феллоу отличался от всех учителей. По сравнению с ними он казался глотком воздуха в заколоченном гробу, пятнадцатиминутным антрактом в скучной пьесе, долгожданным привалом в многодневном переходе через горы… Тут у Бри заканчивались сравнения. Но самое главное – он обладал характером. Мистер Феллоу видел в учениках личности, а в отличниках – потенциальных гениев (а не массажер для своего преподавательского самолюбия). Никто не знал, как он получил эту работу или почему его до сих пор не выгнали. Он постоянно приносил им книги, которых не было в утвержденном директором списке, мог пропустить крепкое словцо, а по слухам, после одного выпускного даже выкурил с учениками косяк.

– Значит, Ларкин раздражает всех?

Рука Бри взметнулась в воздух.

– Нет. Мне он нравится.

– Сюрприз-сюрприз, – прошептал кто-то сзади, и класс снова всколыхнули смешки.

Бри и ухом не повела. Ну, почти.

– Что ж, приятно слышать, что он нравится хоть кому-то.

При этом мистер Феллоу даже не взглянул на Бри, и она сразу поникла.

– А вам, ребята?

– Он нудный.

– Он тоскливый.

– Не мог написать что-нибудь повеселее?

– Или поменьше! Теперь нам тоже тоскливо.

Мистер Феллоу покачал головой:

– Ребята, мне больно это слышать. Филип Ларкин – один из самых титулованных британских поэтов. Не стоит недооценивать его только потому, что у него грустные стихи.

Снова поднятая рука.

– Да, Бри?

– Некоторым еще не нравится, что он был сексистом.

– Верное замечание.

Бри просияла.

– Но меня огорчает, что вы не стремитесь увидеть второе дно его стихов. А оно там есть.

На этот раз руку поднял Чак.

– Да?

– Сэр, кому охота копаться в грязном белье лузера, который умеет только ныть, какая хреновая у него жизнь? Лично мне фиолетово, что у него там были за расстройства. Может, почитаем кого-нибудь еще?

– Ни в коем случае. Давайте разберем это стихотворение, и я уверен, вы измените свое мнение о нем.

Глава 4

НАКОНЕЦ ПРОЗВЕНЕЛ ЗВОНОК на большую перемену. Бри поплелась к столу мистера Феллоу. Он снова что-то писал, волосы скрыли глаза. Бри помолчала, ожидая, когда он ее заметит.

– Да, Бри?

Она переступила с ноги на ногу.

– Я получила еще одно письмо с отказом.

Мистер Феллоу откинулся в кресле и смерил ее сочувственным взглядом.

– Мне очень жаль. Я знаю, сколько ты вложила в этот второй роман.

– Я уже не понимаю, что им не нравится. Я так старалась! И действительно вложила в него все свои идеи. Но получилось все равно дерьмо.

– Не дерьмо, просто…

Бри воспользовалась паузой:

– Нет? А что тогда?

Мистер Феллоу вздохнул и запустил пальцы в волосы, заметно смущенный:

– Слушай, Бри, я знаю, какая ты трудяга…

– Я не хочу быть трудягой! Я хочу быть хорошим писателем. Востребованным!

– Знаю-знаю. Просто… то, что ты пишешь… Ты когда-нибудь задумывалась о том, насколько оно привлекательно коммерчески?

Коммерчески? Бри нахмурилась от одного звучания слова.

– Вы хотите, чтобы я писала на продажу? Какое-нибудь слезливое бульварное чтиво?

– Нет, не в этом смысле. Просто… Публикуют то, что продается, помнишь?

– Я знаю, что хорошо пишу. У меня высший балл за годовое сочинение. Экзаменаторы даже попросили разрешения взять его за образец!

– Я в курсе. Все-таки я твой учитель…

– Тогда почему мои романы не нравятся издательствам?

Мистер Феллоу задумчиво покрутился в кресле. При этом он избегал смотреть на Бри. По крайней мере прямо. Он вообще старался не встречаться с ней взглядом с тех пор, как произошло… То событие. Но сейчас она как никогда нуждалась в его поддержке. К кому еще она могла прийти за советом?

– Твои сочинения великолепны, Бри. Но по меркам школьных сочинений. Книги – другое дело. Они должны продаваться. Не обижайся, но никто не захочет читать четырехсотстраничный роман про девушку, которая бросается с пирса.

Бри упрямо скрестила руки на груди.

– Почему?

Мистер Феллоу выдвинул нижний ящик стола и достал оттуда стопку листов. Затем сдвинул брови и принялся с выражением читать:

«Роза вглядывалась в черную глубину, пенящуюся под старыми, изборожденными трещинами досками причала. Ее не отпускала мысль, сколько времени потребуется морю, чтобы сделать ее тело частью своей стихии. Ее труп распухнет? Или его раньше съедят акулы? А может, море будет отщипывать от нее по кусочку – голубому и мягкому, словно размокшие овсяные хлопья на дне белоснежной керамической чашки…»

Бри поджала губы. Ладно, вне контекста этот отрывок и правда звучал глуповато – но только потому, что мистер Феллоу читал его ТАКИМ голосом.

– И что здесь не так?

Он улыбнулся:

– Ровным счетом ничего, Бри. Вот почему у тебя всегда хорошие отметки за сочинения. Они буквально сочатся метафорами, а экзаменаторы такое любят. Хотя, возможно, они просто испугались, что ты и в самом деле хочешь броситься с причала, и на всякий случай решили завысить балл.

Бри не удержалась от улыбки.

– Но читать целый роман, пронизанный подобным отчаянием? Такое не каждому под силу.

– Но это реальная жизнь.

– Что? Хочешь сказать, подростки только и думают, как бы половчее броситься с причала?

Бри поразмыслила над вопросом:

– Да.

Мистер Феллоу внимательно на нее взглянул – может быть, впервые за вечность. В широко распахнутых глазах учителя читалась жалость. Бри чуть не сгорела от стыда. Лучше бы он и дальше на нее не смотрел.

– Послушай, Бри, ты очень талантливый автор. И ты знаешь, что я говорю искренне. Я вовсе не хочу тебя обидеть. Я понимаю, ты несчастлива…

Бри уже открыла рот для возражений, но мистер Феллоу проигнорировал ее порыв.

– Да, несчастлива. Ты притворяешься, будто тебе нет до этого никакого дела, но правду не скроешь. Ты не задумывалась, что твои романы не находят в читателях отклика, потому что их автор несчастен? Потому что ты не живешь той жизнью, какой могла бы? Жизнью, о которой хотелось бы прочитать? Ты наверняка слышала это клише – писать о том, что испытал на собственном опыте, – но что ты испытала, Бри? Что можешь поведать миру?

У Бри начал дергаться глаз. Почему он не остановился после «ты очень талантливый автор»? Ей просто нужна была поддержка. А не разбор ее жизни на шурупы и винтики.

– А как же Филип Ларкин? У него каждая строка пропитана безысходностью, и все же он классик.

– Ага, и посмотри, какой популярностью он пользуется у твоих одноклассников. Они же его ненавидят. Он слишком безысходный, Бри. А ты все-таки хочешь донести свои тексты до читателей, верно?

Она кивнула.

– Ты не допускала мысли, что не все твои ровесники утопают в пучинах отчаяния? А если и утопают, им скорее пригодился бы спасательный круг в виде книги повеселее?

– Нет.

Бри принялась колупать паркет носком туфли, стараясь отвлечься от по-прежнему дергающегося глаза.

– Мне кажется, тебе нужно быть более открытой. Впустить в свою жизнь что-то новое. Делай побольше интересных вещей, Бри, а темы для книг не заставят себя ждать. Постарайся стать таким человеком, о котором тебе самой захотелось бы прочесть.

Следующие слова Бри немногим отличались от шепота.

– Что? – не понял мистер Феллоу.

– Я спросила, вы бы захотели обо мне прочитать?

Он откинулся на спинку кресла и прочистил горло:

– Не думаю, что это существенно. Я лишь пытаюсь тебе помочь. Я же твой учитель.

Бри заставила себя встретиться с его сочувственным взглядом.

– Но вы мне не просто учитель.

Он отвел глаза:

– Не начинай, Бри. Только не снова.

– Но вы меня поцеловали!

Мистер Феллоу слегка побледнел, отчего его ореховые волосы стали казаться еще темнее.

– Бри, я тебя не целовал, – прошипел он. – Перестань так говорить. Меня могут уволить.

– Я не собираюсь никому рассказывать. Просто не понимаю, зачем вы притворяетесь, будто ничего не было.

Мистер Феллоу поднялся.

– Потому что ничего и не было! Я тебя не целовал, – и он снова запустил руку в волосы. – По крайней мере, не так, как ты себе это воображаешь, – наконец уступил он, глядя куда-то ей за спину.

Бри яростно заморгала, стараясь совладать с чувствами. Он ее поцеловал. Бри знала это наверняка, потому что за всю жизнь ее целовали только два человека. И поцелуй с мистером Феллоу был первым настоящим. То есть таким, которого хотели оба участника.

Ее первый первый поцелуй – то есть первый раз, когда ее губ коснулись чьи-то еще, – произошел во время недели литературного мастерства для подростков. И это было одно из самых болезненных воспоминаний Бри. В последний день кто-то пронес в лагерь бутылку вина. Восемь человек из их компании выпили по стакану, а потом весь вечер старательно делали вид, будто пьяны в хлам. Они затеяли игру в «бутылочку», но проклятая посудина никак не желала указывать на Бри, так что ей оставалось лишь наблюдать за тем, как целуются остальные. Некоторых осторожно клевали кончиками губ, других – посимпатичнее – целовали смелее. Там был один парень, Дилан… Если бы Совершенство согрешило с Интеллигентностью, он был бы их внебрачным сыном. К тому же он писал крутые стихи. Когда Бри уже решила, будто ей никогда ничего не перепадет, настала очередь Дилана крутить бутылку. И горлышко указало на нее. Бри чуть не завизжала от восторга. Хотя, разумеется, тотчас приняла равнодушный вид, выпрямилась и завела прядь волос за ухо.

Дилана выбор бутылки порадовал меньше. Когда он увидел свою партнершу, у него вытянулось лицо. Потом он усмехнулся и спросил так громко, что услышали все до единого:

– Бри? Неужели мне и правда придется целовать Бри?

Бри? Неужели мне и правда придется целовать Бри?

Бри? Неужели мне и правда придется целовать Бри?

Бри? Неужели мне и правда придется целовать Бри?

Эхо этих слов часто звучало у нее в голове в те ночи, когда она в очередной раз не могла уснуть.

Сердце Бри было разбито под аккомпанемент всеобщего смеха.

Дилан нагнулся и торопливо чмокнул ее куда-то в уголок губ. Затем сморщил нос и с нарочитой театральностью утер рот рукавом (снова смех), таким образом положив конец пятнадцати годам романтических фантазий Бри о первом поцелуе и заменив их суровой реальностью.

Однако ее второй поцелуй был совсем другим. Таким, каким она представляла первый.

В прошлом году они с мистером Феллоу организовали литературный кружок для юных дарований. Социальное самоубийство, конечно, но Бри это не беспокоило. Не то чтобы она обладала общественным весом, который страшно было потерять. Так что две обеденные перемены в неделю она помогала семиклассникам писать и издавать буклет с их стихами и рассказами. После каждой встречи мистер Феллоу читал ее собственные сочинения и делился впечатлениями. В обмен Бри выслушивала его рассказы про неудачную женитьбу, бунтарскую юность и несбывшиеся мечты тоже стать писателем. Им всегда находилось о чем поговорить. Мистер Феллоу был фантазером, творческим человеком, который понимал ее жажду заключить мир в слова и объяснить людям, почему происходят плохие вещи. В его компании Бри чувствовала себя уютно и защищенно, будто со старым другом. Хотя ничего удивительного: ему едва перевалило за тридцатник (однажды он вскользь упомянул об этом, когда предостерегал ее от раннего замужества).

В конце года Бри приняла решение. Она тайком, ничего не говоря родителям, подала документы в государственную школу дальше по улице. О ней ходили страшилки, будто в классах там по тридцать человек, ученикам не помогают с годовыми проектами, а на уроках царит настоящий хаос. Но Бри считала себя достаточно умной, чтобы приспособиться к любым условиям. К тому же ей мучительно хотелось новой обстановки. Места, где она могла быть собой, где ее приняли бы. В Квинс-Холл к ней так прочно прилип ярлык «страшилы-гика», что его было не отстирать даже с мылом.

Накануне каникул Бри рассказала обо всем мистеру Феллоу. Он погрустнел и сказал: «Я буду по тебе скучать». Бри знала, что тоже будет. Примерно с того дня она и начала думать о нем перед сном.

В свой предположительно последний вечер в частной школе Бри и Холдо рискнули выбраться на выпускной бал. Конечно, выпускным он назывался очень условно, потом что после одиннадцатого класса никто из школы не уходил. Бри должна была стать первой. Она даже надела платье-футляр цвета шампанского, которое сидело на ней кое-как и заставило маму поморщиться. Пока Жасмин, Хьюго и их свита рассекали по танцплощадке в идеально подогнанных нарядах, Бри с Холдо сидели за столиком в углу, смотрели, как веселятся остальные, и думали, что прийти сюда было не такой уж хорошей идеей. Однако потом мистер Феллоу присел за их столик и украдкой распахнул пиджак. Из внутреннего кармана выглядывала фляга с виски.

– Вам не помешает, – сказал он, передавая бутылку под столом. – Похоже, это ваш единственный шанс хоть как-то сегодня повеселиться. К тому же… – он наклонился к Бри, – ты больше не моя ученица, верно?

Пару глотков виски – и они выбрались на танцпол и даже что-то сплясали.

– Отлично! – крикнула Бри сквозь грохот музыки. – Завтра я отсюда сваливаю и никогда не вернусь. Могу делать что хочу!

После этого она изобразила нечто, напоминающее ирландские танцы.

– Вот фри-и-ик, – протянула Гемма, ближайшая подруга Жасмин, с другого конца зала. Раз в восемь громче диджея.

Мистер Феллоу сжал кулаки и сделал шаг в ее сторону, но Бри остановила его, покачав головой. Ее больше не волновали школьные «звезды». Она уходила. Навсегда. Скоро все это станет дурным воспоминанием.

Холдо отошел в туалет, и мистер Феллоу нагнулся к Бри. При этом в его взгляде мелькнуло сочувствие. Или ей так показалось. Бри надеялась, что показалось.

– Хочешь подышать свежим воздухом?

Она кивнула, и они, пошатываясь, выбрались на галечную дорожку, которая вела к роскошному гольф-клубу.

– Надеюсь, нас никто не увидит, – сказал мистер Феллоу, улыбаясь. – Все-таки ты моя ученица.

Бри направилась за угол клуба. Мистер Феллоу следовал за ней, пока они не скрылись от случайных взглядов.

– Я больше не ваша ученица, забыли? – поддразнила его Бри.

Она флиртовала? Это могло считаться флиртом? Она вообще умела флиртовать?

– Не напоминай.

Солнце опускалось в летнем небе, заливая поля для гольфа розоватым сиянием. Декорации, в которых вполне могло случиться что-то романтичное.

– Я буду по вам скучать.

Бри не была уверена, почему это сказала. Может, из-за виски. Но это была правда. Мысль о том, что они больше не смогут видеться каждый день, наполнила ее внезапным чувством потери.

Мистер Феллоу отмахнулся:

– Да брось. Заведешь дружбу с этими несчастными и обо всем забудешь.

Бри рассмеялась:

– Это хорошая школа. Просто бесплатная.

Он тоже рассмеялся:

– Знаю. Думаю, ты сделала правильный выбор. Квинс-Холл никогда тебе не нравилась, да ведь?

Бри с грустью покачала головой:

– Нет.

А затем мистер Феллоу взял ее за руку.

– Это не твоя вина, Бри, – сказал он. Она чувствовала его пульс в их переплетенных пальцах. – Ты другая, вот и все. Я знаю, ты думаешь, будто дело в тебе, но это не так. Ты особенная. И заслуживаешь счастья. Если ты не похожа на других детишек миллионеров, это еще ни о чем не говорит. За воротами школы начинается совсем другой мир, и он подходит тебе больше. Хотя это не значит, что я не буду скучать. Кто теперь поможет мне с литературным кружком?

– Думаю, вы найдете другого отщепенца, – заверила его Бри.

– Ты не отщепенец. Ты моя любимая ученица. Мне ведь можно признаться в этом теперь, когда ты уходишь?

Честно говоря, Бри сомневалась, что ему в принципе можно было говорить или делать то, что он сказал и сделал в тот вечер. Но это ей и нравилось в мистере Феллоу. Он тоже не вписывался в мир Квинс-Холл. Вдвоем они напоминали обгрызенные большие пальцы на руках с идеальным маникюром.

Бри опустила взгляд на его ладонь, по-прежнему сжимавшую ее.

– А вы мой любимый учитель. Хотя, может быть, просто самый любимый человек…

Они одновременно взглянули на свои сомкнутые руки, и жизнь на мгновение остановилась. Потом за углом заржала компания подростков, и чары улетучились.

– Пора идти, – с неохотой сказала Бри. – Наверное, Холдо уже вернулся…

Мгновение они смотрели друг на друга. Никто так и не двинулся. А затем что-то заставило Бри привстать на цыпочки. Мистер Феллоу поколебался, но не стал ее останавливать. Поэтому она подалась вперед еще немного и закрыла глаза. Ее губы коснулись его – очень, очень нежно. Он не пошевелился, но поцелуй продлился еще секунду или две. Когда Бри отстранилась, она ощутила на губах холод.

– Ты права, – сказал мистер Феллоу и закашлялся, явно смущенный. – Лучше нам вернуться.

Этот случай мог превратиться в прекрасное воспоминание, которое согревало бы Бри еще долгие месяцы. Но нет. Отец узнал о ее планах сменить школу и проявил неожиданную заинтересованность в будущем дочери. Ей запретили даже думать о том, чтобы покинуть Квинс-Холл, и заставили вернуться осенью – с новообретенной репутацией фрика, который отплясывал джигу на выпускном балу.

Когда Бри вошла в класс на первом уроке английского, лицо мистера Феллоу окаменело от шока. С тех пор он избегал говорить с ней о том, что произошло, не позволял себе дружеского тона, а теперь еще и принялся отрицать сам факт поцелуя.

Бри снова стала помехой. В большинстве случаев ее это не беспокоило, но ведь мистер Феллоу не относился к большинству. Он был особенным. И сейчас вел себя с ней так же, как остальные.

Мистер Феллоу спрятал ее сочинение в ящик стола, и его тон тут же изменился – весь спокойствие и назидание.

– Послушай, я не думаю, что этот разговор нас куда-нибудь приведет. Мне правда жаль, что тебе снова отказали. Все-таки обдумай мои слова. Постарайся сделать себя и свою жизнь более интересной, а темы для романов подтянутся. Перестань от всех закрываться.

Бри слова не могла вымолвить от унижения, а потому молча вылетела из класса. Она промчалась по коридорам и почти вломилась в дверь женского туалета. Там она заперлась в кабинке, стянула колготки и плюхнулась на сиденье, часто-часто моргая.

Снова послышался скрип двери. В туалет зашла пара девушек.

– Черт, придется нанести тушь заново. У меня по лицу будто паук прополз.

Жасмин и ее Идеальная Компания. Кудахчут над макияжем. Ну конечно.

Бри замерла, боясь шмыгнуть носом и тем выдать свое место засады.

– Ничего подобного. У тебя шикарные ресницы.

Ага, это Гемма. Подмазывается, как обычно.

– Думаешь? Накладные – не чересчур для школы? Я их сегодня впервые сюда надела.

– Не-а. Роскошно выглядят.

Раздался стук и звяканье: кто-то вывернул косметичку в раковину.

– Надо быть во всеоружии. Хьюго до сих пор строит из себя слепого, так что придется работать на короткой дистанции, хех.

– Точно. Что он сейчас делает?

– Понятия не имею. – Жасмин вздохнула. – Ходят слухи, что затесался на вечеринку для девочек и там окрутил какую-то левую телку.

Бри подалась вперед, стараясь не упустить ни слова. Она слышала, как Хьюго рассказывал об этой девочке утром.

– И ты веришь слухам?

– Не знаю.

– Да ладно! Чтобы ты – и сомневалась в себе?

Жасмин? Сомневается в себе? Бри чуть не фыркнула и тем чуть не выдала себя.

– Не знаю. Ладно, ты права. Конечно, официально мы в разрыве… Но, возможно, с заключением мира стоит поторопиться.

Бри судорожно вздохнула.

– Чтобы успеть к вечеринке в честь восемнадцатилетия?

Жасмин рассмеялась. Следом послышалось подобострастное хихиканье.

– А то. Это должно быть событие года. Я уже присмотрела десяток платьев.

– Тогда тебе стоит приструнить его поскорее.

– Мда. – Кафельные стены эхом вернули звук чмокающих губ. – Возлагаю надежды на эту новую помаду. К тому же… Признаться, я сама была не очень хорошей девочкой.

Судорожный вздох.

– Жасмин? Серьезно?

– Тсс. Помнишь, мы «в разрыве».

– Кто? Кто он?

Тюбики собрали и спрятали обратно в косметичку. Затем послышался стук каблуков и наконец – скрип двери.

– Помнишь ту вечеринку у Сета?..

Дверь захлопнулась, оборвав рассказ Жасмин на полуслове. Больше Бри ничего не могла разобрать, как ни старалась. Неожиданно она почувствовала раздражение. Она балансировала буквально на краю (туалетного сиденья), пытаясь расслышать, что за таинственный парень составил конкуренцию Хьюго.

А потом до нее дошло.

Жасмин Даллингтон была интересной.

Бри интересовала ее жизнь.

Значило ли это, что Бри должна стать похожей на Жасмин? Сама эта мысль вызывала отвращение. Омерзение. Жасмин была не более чем надушенным пустым местом, и все же людей волновала ее жизнь. Ее ужасные друзья. Всем хотелось знать, с кем они встречаются. О чем думают. Что делали на прошлых выходных.

Никто не хотел ничего знать о Бри.

Опустив взгляд, она поняла, что расчесывает вчерашние шрамы. По ноге стекала капелька крови. Бри торопливо отмотала туалетную бумагу и стерла ее.

Ей о многом предстояло подумать.