Сон, конечно, возник где-то среди ночи.

Валентин, как его учили в детстве, несколько отстранился от сна и следил за его развитием на расстоянии. Сны имели очень важное значение; это были послания правящих миром Сил, помогающие человеку строить свою жизнь; и игнорировать их можно было лишь на свой собственный страх и риск, ибо они являлись выражением глубочайшей истины. Валентин увидел себя идущим по большой пурпурной равнине под зловещим багровым небом и раздутым янтарным солнцем. Он шел один, лицо его осунулось, глаза ввалились. Земля перед ним растрескивалась, открывая зияющие ярко-оранжевые щели, из которых, как чертики из коробки, выскакивали какие-то существа. Они визгливо смеялись над ним и быстро прятались в трещины, прежде чем те закрывались.

Вот и все. Незавершенный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, в нем не было ни конфликтов, ни решений. Это был только образ, странная сцена, кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог сказать, кто послал этот сон: благословенная Хозяйка с Острова Сна или злобный Король Снов.

Наполовину проснувшись, он лежал, обдумывая сон, и наконец решил не придавать ему большого значения. Он ощущал какое-то странное отдаление от своего внутреннего «я», будто он и вовсе не существовал до вчерашнего дня; даже мудрость снов теперь от него скрыта.

Он снова уснул. Ничто не тревожило его, кроме недолгого, но шумного дождя, и сны больше не приходили. Разбудил Валентина теплый золотисто-зеленый свет, лившийся через открытую дверь с дальнего конца узкого длинного холла. Шанамира не было. Кроме Валентина в комнате спали еще двое.

Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги, оделся, умылся над раковиной у стены и вышел во двор, чувствуя себя бодрым, полным сил и готовым ко всему, что принесет ему день. Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и прозрачным. Ночной туман исчез. С чистого неба лился жар летнего солнца.

Во дворе росли три большие вьющиеся лозы, по одной у каждой из стен. Их искривленные стволы были больше чем в обхват толщиной, глянцевые лопатообразные листья имели глубокий бронзовый оттенок, а молодая поросль – светло-красный. Лозы были усыпаны ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но рядом с цветами на них висели созревающие плоды – тяжелые бело-голубые ягоды, блестевшие от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел. Она была сладкой, с привкусом молодого вина. Он съел вторую, потянулся было за третьей, но передумал.

Обойдя двор, Валентин заглянул в стойла и увидел животных Шанамира, спокойно жующих солому, но их хозяина не было – наверное, убежал по делам.

До Валентина донесся запах жареной рыбы, и он тут же почувствовал, что голоден, открыл расшатанную дверь и оказался в кухне, где маленький усталый человек готовил завтрак для полудюжины постояльцев различных рас. Он равнодушно взглянул на Валентина.

– Я опоздал к еде? – мягко спросил Валентин.

– Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.

Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар отсчитал несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку. Валентин сел у стены. Несколько позавтракавших собрались уходить. Стройная, гибкая девушка с коротко остриженными черными волосами задержалась около Валентина:

– Пиво в этом кувшине. Обслуживай себя сам.

– Спасибо, – ответил Валентин, но она уже вышла.

Он налил полную кружку. Пиво было крепкое, с резким привкусом. Через минуту он получил зажаренную до хруста, на удивление вкусную рыбу и быстро ее съел.

– Еще, – сказал он повару.

Повар мрачно посмотрел на него, но возражать не стал.

Во время еды Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с одутловатым лицом, пепельной рябой кожей и большими выпуклыми глазами, внимательно разглядывает его. Валентину это было неприятно, и через какое-то время он искоса взглянул на хьорта. Тот заморгал и быстро отвел глаза, но вскоре снова повернулся к Валентину и спросил:

– Только что прибыл?

– Ночью.

– Надолго?

– До конца фестиваля, во всяком случае.

В этом хьорте было нечто такое, что инстинктивно не нравилось Валентину. Возможно, виной всему – внешность, поскольку Валентин считал хьортов непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, думать так нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, в свою очередь кажутся им бледными существами с отвратительно гладкой кожей.

А может быть, Валентину не нравилось вмешательство в его жизнь – пристальные взгляды, вопросы. А может, и то, что кожу хьорта украшали жирные полосы оранжевого пигмента. Так или иначе, но он вызывал у Валентина ощущение тошноты и одновременно беспокойства. Однако, устыдившись своих мыслей и не желая казаться необщительным, он заставил себя улыбнуться:

– Меня зовут Валентин. Я из Ни-мойи.

– Далеко забрался, – отозвался хьорт, шумно пережевывая пищу.

– Ты живешь неподалеку?

– Немного южнее Пидруида. Звать Виноркис. Торгую шкурами.

Он занялся своим завтраком, но через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально уставившись на него своими рыбьими глазами.

– Ты путешествуешь с этим мальчиком?

– Нет. Я встретил его на пути в Пидруид.

Хьорт кивнул:

– После фестиваля вернешься в Ни-мойю?

Вопросы начали надоедать Валентину, но ему все еще не хотелось показаться невежливым даже по отношению к столь навязчивому хьорту.

– Еще не знаю, – ответил он.

– Значит, думаешь остаться здесь?

Валентин пожал плечами:

– Я вообще ничего не планирую.

– М-м-м, – промычал Виноркис, – хороший образ жизни.

Из-за гнусавости хьорта трудно было понять, с одобрением он высказался или с саркастическим осуждением. Но Валентина это мало беспокоило. Решив, что все приличия соблюдены, он замолчал. У хьорта, по-видимому, хватило ума прекратить разговор. Он покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все хьорты, поплелся к двери, бросив напоследок:

– Теперь – на рыночную площадь. Еще увидимся.

Валентин вышел во двор. Там шла очень странная игра. У дальней стены стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами, крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а двое – людьми, которых Валентин видел за завтраком, когда вошел в кухню: стройная темноволосая девушка и худой мужчина со строгим взглядом, удивительно белой кожей и длинными белыми волосами.

Кинжалы летали с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце; на всех лицах было угрюмо-сосредоточенное выражение. Никто ни разу не уронил кинжал, никто не схватил его за острие, и Валентин даже не мог сосчитать, сколько же кинжалов носилось взад и вперед. Их, казалось, постоянно бросали и хватали, все руки были заняты, и все больше оружия мелькало в воздухе. Он подумал, что это жонглеры отрабатывают номер, готовясь к выступлению на фестивале.

Скандары, четырехрукие и тяжеловесные, демонстрировали невероятную ловкость, но мужчина и женщина не уступали им и жонглировали столь же искусно. Валентин стоял на безопасном расстоянии, зачарованно следя за летающими кинжалами.

Затем один из скандаров крикнул:

– Хоп!

И все перемешалось: шесть чужаков начали бросать кинжалы только друг другу, все увеличивая скорость, а двое людей отошли в сторону.

Девушка улыбнулась Валентину.

– Эй, давай с нами!

– Что?

– Сыграй с нами!

Глаза ее лукаво блеснули.

– Опасная, я бы сказал, игра.

– Все игры опасны. Лови!

Она без предупреждения бросила ему кинжал.

– Как тебя звать, парень?

– Валентин, – выдохнул он и отчаянно схватил кинжал за рукоятку, когда тот пролетал мимо его уха.

– Неплохо, – похвалил беловолосый. – А ну-ка этот!

И тоже метнул кинжал.

Валентин засмеялся, поймал его уже с большей ловкостью и встал, держа по кинжалу в каждой руке.

Скандары, совершенно не обращая внимания на эту сцену, методично продолжали обмениваться каскадом кинжалов.

– Верни бросок, – приказала девушка.

Валентин нахмурился и бросил излишне осторожно, боясь задеть ее. Кинжал описал слабую дугу и упал к ногам девушки.

– Мог бы и лучше, – усмехнулась она.

– Извини.

Другой кинжал он послал с большей силой. Она спокойно поймала его, выхватила еще один у беловолосого и метнула их один за другим Валентину. Думать было некогда – он быстро схватил оба. На лбу выступил пот, но Валентин уже вошел в ритм.

– Давай, – велела девушка.

Он бросил ей один кинжал, второй, поймал от беловолосого третий и послал его в воздух, а к нему уже летели два других.

Лучше бы они были игровыми, тупыми, но он знал, что это не так, и очень волновался. Это занятие вызывало автоматическую реакцию, заставляло его сосредоточиться и, не упуская из виду подлетающий кинжал, вовремя отправлять другой.

Валентин двигался размеренно, ловил и бросал, ловил и бросал, и все время один кинжал летел к нему, а другой – от него.

Валентин понял, что настоящий жонглер должен работать обеими руками одновременно, но он не был жонглером, так что ухитрялся только скоординировать хватку и бросок, и делал это хорошо, лишь иногда гадая, скоро ли совершит неизбежный промах и будет ранен.

Жонглеры смеялись и убыстряли темп. Он тоже смеялся с ними, бросал и ловил еще добрых две или три минуты, пока не почувствовал, что от напряжения его рефлексы слабеют. Пора было остановиться.

Он хватал и намеренно ронял кинжалы, пока все три не легли у его ног, а затем наклонился над ними, хлопая себя по бедрам и тяжело дыша.

Его партнеры зааплодировали.

Скандары не замедляли чудовищную скорость бросков. Но вот один из них снова крикнул:

– Хоп!

Секстет чужаков, не произнося ни слова, танцующей походкой двинулся прочь, к спальным помещениям.

Молодая женщина подошла к Валентину.

– Я – Карабелла, – представилась она.

Она была не выше Шанамира и совсем молода. В ее маленьком мускулистом теле играла неукротимая жизненная сила. Она была одета в плотно облегающий светло-зеленый камзол и брюки, на шее сверкала тройная нитка полированных раковин. Глаза ее были такими же темными, как и волосы. Она улыбалась тепло и приветливо.

– Ты раньше жонглировал, приятель? – спросила Карабелла.

– Никогда, – ответил Валентин и вытер вспотевший лоб. – Тяжелый спорт. Удивляюсь, как я не порезался.

– Никогда не жонглировал? – вскричал блондин. – Только природная ловкость и больше ничего?

– Полагаю, что именно так, – пожав плечами, кивнул Валентин.

– Возможно ли это? – удивился блондин.

– Думаю, да, – сказала Карабелла. – Он хорош, Слит, но не в форме. Ты же видел, как двигаются его руки. Чуточку нервно, чуточку жадно, они не ждут, когда рукоятка окажется в нужном месте. А его броски? Поспешные, дикие. Ни один из тех, кто когда-либо тренировался, не мог бы так легко имитировать неуклюжесть. Да и зачем? У этого Валентина хороший глаз, Слит, но он сказал правду. Он никогда не жонглировал.

– Глаз у него более чем хороший, – пробурчал Слит, – а его проворству можно позавидовать. У него дар.

– Откуда ты? – спросила Карабелла.

– С востока, – неопределенно ответил Валентин.

– Я так и думала. Ты говоришь как-то странно. Ты из Велатиса или, может быть, из Кинтора?

– Из тех краев.

Уклончивость ответов не ускользнула от Карабеллы и Слита. Они переглянулись.

Валентин подумал, не отец ли это с дочерью. Пожалуй, нет. Слит вовсе не так стар, как это казалось с первого взгляда. Скорее всего, примерно средних лет. Белизна кожи и волос увеличивала его возраст. Он был крепким, подтянутым, с тонкими губами и короткой остроконечной бородкой. От уха до подбородка шел шрам, уже бледный, но еще вполне отчетливый.

– А мы с юга, – сказала Карабелла. – Я из Тил-омона, а Слит из Нарабаля.

– Вы приехали выступать на фестивале короналя?

– Именно. Нас только что нанял в свою труппу скандар Залзан Кавол – во исполнение недавнего указа короналя относительно найма людей. А ты? Что привело тебя в Пидруид?

– Фестиваль.

– Хочешь найти работу?

– Просто посмотреть на игры и парад.

Слит понимающе засмеялся.

– Не стесняйся нас, друг. Нет ничего дурного в том, чтобы продавать животных на рынке. Мы видели, как ты приехал с мальчиком прошлой ночью.

– Нет, я только вчера познакомился с юным погонщиком, когда подходил к городу. Это его животные. Я просто пришел с ним в гостиницу, потому что я здесь чужой. У меня нет никакого товара.

В дверях показался один из скандаров – гигантского роста, раза в полтора выше Валентина, страшно неуклюжий, с тяжелой челюстью и узкими желтыми глазами. Его четыре руки свисали до самых коленей, кисти походили на громадные корзины.

– Идите в дом! – резко крикнул он.

Слит поклонился и поспешил туда. Карабелла помедлила, улыбаясь Валентину.

– Ты очень странный, – сказала она. – Ты не врешь, но и правды не говоришь. Я думаю, ты и сам мало что знаешь о собственной душе. Но ты мне нравишься. От тебя исходит свет, ты знаешь это, Валентин? Свет невинности, простоты, тепла и еще чего-то – не пойму. – Она почти робко коснулась двумя пальцами его руки. – Да, ты мне нравишься. Может быть, мы еще будем жонглировать.

И побежала за Слитом.