Мэр города Царицына Валерий Яковлевич Брюсов в семейной жизни был счастлив и несчастлив одновременно. Женился он, будучи директором Царицынского центрального гастронома, на старшем продавце того же гастронома Анне Леонидовне Кулагиной. Должность, занимаемая супругой, обязывала. Анна Леонидовна была властной и волевой женщиной, которая за семейное счастье боролась так же активно, как и за естественную убыль в своем отделе, которая всегда являлась немалым приварком к зарплате. Встав у руля новой советской семьи прямо перед достижением Россией независимости от Советского Союза и всех населяющих его народов, Анна Леонидовна быстро сообразила экономические перспективы большой политики и погнала мужа во власть. Время было противоречивое, старые и бессменные политики уже всем надоели, а новые политики еще только пытались понравиться массам на митингах своими зажигательными речами и отрицанием всего того, чему они поклонялись ранее. Валерий Яковлевич вступил в партию, а через неделю публично сжег на площади Борцов за революцию свой новенький партбилет, после чего зарегистрировался в кандидаты на пост мэра города. Должность директора центрального гастронома и возможность манипулировать поступающими в него товарами в пользу избирателей сделали свое дело — Валерий Яковлевич Брюсов стал мэром Царицына.

Незадолго до этого у него родился сын, которого в честь деда Валерия Яковлевича назвали Михаилом. Анна Леонидовна оказалась не только властной супругой, но и суровой матерью, которая не только хорошо знала, что нужно ее мужу, но и прекрасно понимала, что необходимо ее ребенку для правильного развития и воспитания. Отныне все полученные деньги Валерий Яковлевич сдавал в семейный бюджет, отчитывался перед супругой за каждый прожитый день, а за каждое появление в доме с запахом спиртного подвергался суровому разносу.

Первые подозрения, что с ребенком не все благополучно, у счастливых родителей возникли сразу после выписки усталой, но довольной матери с новорожденным из родильного дома. Малютка полежал в кроватке, задумчиво и капризно выпячивая пухлые розовые губки, открыл еще не налившиеся философской глубиной ясные глаза и хриплым застуженным басом потребовал:

— Пива!

Ошарашенные происходящим родители промолчали. Обиженный их невниманием малютка замолчал на долгих три года.

Во всем виновата была конечно же Анна Леонидовна, а Валерий Яковлевич всего лишь бесхребетно пошел у нее на поводу.

Каждый родитель мечтает о гениальном ребенке. Это аксиома, не требующая дополнительных доказательств. Пусть не Эйнштейн, не Ландау, не Лермонтов, великих талантов, ясное дело, на каждого ребенка не напасешься. Но если повзрослевший ребенок добивается административно-командных высот или к тридцати годочкам вступает в Союз писателей, то счастливые родители считают свою воспитательную задачу выполненной и заслуженно гордятся своим отпрыском ничуть не меньше, чем это делал бы папа того же самого Эйнштейна или, скажем, мама Евгения Евтушенко. При этом присущие домашнему гению и таланту недостатки возводятся в ранг своеобразных достоинств и считаются продолжением характера. Что поделаешь — свое чадо, не чужое!

Конечно, милое дело, когда талант у ребенка является наследственной чертой. Родители, скажем, — актеры, а дочь стихи пишет, сынок на скрипке пиликает. Тут уж все ясно — яблоко от яблоньки недалеко падает. А если родители дитятки обычные торговые работники, мечтающие о гении? Тогда основной упор делается на воспитание или на связи. Больше, конечно, на связи. Гениальность — это черта, которая может быть сформирована окружением. Главное, чтобы тебя считали гением, тогда ты им и будешь. Супруга Валерия Яковлевича, которая, как уже говорилось, до замужества работавшая старшим продавцом того же магазина, о дефиците знала все и справедливо полагала, что талант, как и всякий узко распределяемый товар, можно купить. Известное дело, такая дефицитная вещь, как талант, на прилавках не лежит, но ежели с умом и усердием, как говорится, используя личные связи, да к тому еще щедро приплатить, то ребенок без таланта конечно же не останется. А мечтала Анна Леонидовна о том, что их ребенок станет гениальным поэтом, переплюнет всяких там Евтушенок и Вознесенских, ну разве что Пушкину с Лермонтовым немного уступит. Понятное ведь, что большое поэтическое дарование, достойное народного гения, стоит огромных денег, никаких гастрономических возможностей для его приобретения не хватит.

Было самое начало девяностых годов, и дефицит постепенно выходил на свои лидирующие позиции в обществе. Спор физиков и лириков уже давно уступил свое место спорам продавцов и покупателей; водка — это универсальное мерило общественно полезного труда — пока еще продавалась по талонам; профессии заведующего складом и товароведа постепенно становились все уважаемей, а на «барахолке» у спекулянтов, плодящихся, как моль в набитом добром сундуке, можно было при определенном достатке и усердии купить все — от штатовских джинсов до черной браконьерской икры в трехлитровых стеклянных банках. Материальных возможностей уже не каждому хватало и, восполняя потребности общества, появились всякого рода экстрасенсы, колдуны и маги, которые, впрочем, возможности свои пока еще всячески скрывали, потому что возможности эти законом в то время квалифицировались, как мошенничество, а проще говоря, злоупотребление доверием. Однако деньги на этом все-таки зарабатывали, а как говорят искушенные американцы, без паблисити нет просперити. Правда, рекламных газеток в то время еще не было, но слухи расползались по городу с невероятной быстротой. Мода на колдунов и экстрасенсов пришла вместе с появлением на телевизионных экранах Кашпировского и Чумака.

Услышав от знакомых, что в Сарепте живет экстрасенс и народный целитель Иван Неплавный, супруги Брюсовы сразу же к нему отправились в надежде похлопотать за будущее своего сына, который в то время уже активно стучал ножками в живот Анны Леонидовны. Иван Неплавный к тому времени в Царицыне пользовался большим авторитетом. Во-первых, он одному армейскому прапорщику грыжу без операции выправил. Во-вторых, парализованных калек, просивших милостыню у местной церкви, заставил бежать с паперти. Но самое главное, он начальнику Красноармейского райотдела милиции ход очередной коллегии предсказал и, что совсем уж было невероятно, научил, как выпутаться из неприятностей. Правда, находились недоверчивые атеисты, которые в эти чудеса не особо верили: мол, армейскому тому прапорщику достаточно было трибуналом пригрозить, у него не только бы грыжа рассосалась, хватательно-носительные рефлексы тотчас бы исчезли. А якобы парализованные калеки и вовсе абсолютно здоровыми жуликами были, паразитировавшими на вечной жалости доверчивой массы простых верующих. И заставить их бежать с паперти особого труда даже ментам не составило бы, не делись с ними эти самые калеки своими нетрудовыми доходами. А что касаемо начальника милиции, то его от неприятностей спас не Иван Неплавный, а взятка, врученная перед началом коллегии начальнику штаба местного управления товарищу Макищенко, уж об этом-то Валерий Яковлевич, как мэр города, знал лучше других, но старался в это не верить и частенько говаривал, что злые языки страшнее пистолетов! И неудивительно, Ведь Николай Иванович Макищенко был его лучшим другом. Но, как говорится на мудром Востоке, — собака лает, караван идет. В городе Царицыне об экстрасенсе Неплавном заговорили шепотом и с боязливым уважением. Иван Неплавный приближался к юбилейному шестидесятилетию, но был еще дороден и крепок. Внешне он походил на хитрого бая из узбекских народных сказок. Выслушав просьбу супругов, почесал густую нечистую бороду, согласно кивнул кудлатой с намечающейся на темени лысиной головой и объяснил, что наделить ребенка поэтическим талантом особой трудности для него не составляет, реинкарнатора сейчас у города нет, и, наоборот, у него, Неплавного, есть на примете ряд свободных поэтических душ, тот же, скажем, Михаил Светлов или Иосиф Уткин, но стоить такая работа будет более чем прилично, поэтические души всегда в цене, а уж истинные таланты…

Услышав про Светлова, Владимир Яковлевич поморщился, но, посмотрев на супругу, сразу же сказал, что благодарность его будет безмерной. В разумных, разумеется, пределах. А «Гренаду» и «Каховку» он в детстве распевал у пионерского костра и поэтический дар Михаила Аркадьевича Светлова его совершенно устраивает. Анна Леонидовна проформы ради поинтересовалась и Иосифом Уткиным, она даже приобрела в букинистическом магазине сборники стихов сразу обоих поэтов и несколько вечеров придирчиво сравнивала их поэтические дарования. Наконец, она захлопнула оба томика, подняла на супруга задумчивые влажные глаза и певуче сказала:

— А Мишенька позвончее, поярче будет! Да и не в наше время сына Иосифом называть, люди неизвестно чего подумать могут! Доказывай потом, что ты не из жидков происходишь!

Через четыре месяца в семье Брюсовых появилось долгожданное пополнение. К тому времени экстрасенс и народный целитель Иван Неплавный обзавелся в Сарепте небольшим уютным особнячком, а родившийся у супругов Брюсовых сын Мишенька с самого рождения был наделен большим поэтическим даром, о котором и сам еще не подозревал.

В год и два месяца Мишенька пошел, в два годика украл из папиного кармана десятку, а в три, прервав долгое и томительное молчание, обругал домработницу Клавдию, использовав для этого такие обороты ненормативной лексики, что сразу стало ясно — в семье растет крупный филолог и не менее крупный лингвист. В четыре года Миша овладел алфавитом и в пять уже мог прочитать свои стихи, написанные до рождения. При этом он мило картавил и упрямо вздергивал подбородок. Примерно в то же самое время в тетрадках, заботливо купленных Анной Леонидовной, появились первые, еще неуверенные строки будущего поэта. «Мама мыла раму, — высунув от усердия розовый язычок, старательно выводил малыш. — Миша кушал кашу». И даже в такой мелочи Мишенька врал. Кашу он не любил, а раму мыла не мама, а домработница Клавдия. Вообще Мишенька рос живым и любознательным ребенком, однако новые стихи будущий гений, как ни добивались от него того родители, писать не хотел. Более того, подсовываемые ему листы писчей бумаги Мишенька предпочитал заполнять не поэтическими строчками, а примитивными рисунками, доступными любому семилетнему ребенку. Достаточно было на эти рисунки взглянуть, чтобы сделать единственно верный вывод: не Пикассо над ними трудился и даже не известный в Царицыне Кугель-Заплавский. Несколько разочарованный Валерий Яковлевич попытался тайком от жены выбить из сына художественные устремления, и в какой-то мере ему это удалось. В один из счастливых дней Валерий Яковлевич обнаружил в спальне домашнего гения листок бумаги с коряво выведенным двустишием:

— Аня! Аня! — закричал воодушевленный отец и помчался на кухню, размахивая листком с первым поэтическим творением сына. — Ты только послушай!

Анна Леонидовна выслушала взволнованную декламацию мужа со слезами радости на глазах. Подхватив с пола юного гения, она осыпала лицо Мишеньки тысячью поцелуев. Вечер этого чудесного дня ознаменовался чаепитием с огромным тортом. Первое поэтическое творение сына Валерием Яковлевичем и Анной Леонидовной было прочитано по телефону всем своим родственникам и просто знакомым, причем заслужило самые высокие оценки.

Однако первый поэтический успех одновременно оказался и последним. В день, когда Михаилу Брюсову исполнилось семь лет, Анна Леонидовна обнаружила его в спальне с полупустой бутылкой «жигулевского» пива. Глядя на истерику матери, Мишенька весело засмеялся и стал показывать ей язык, время от времени не по-детски умело прикладываясь к бутылке.

Тяга ребенка к спиртному и полное нежелание его отдаться творчеству вновь возбудили у супругов Брюсовых самые черные подозрения. Желая развеять эти подозрения, супруги Брюсовы обратились к известному в городе медиуму Семену Второвертову с просьбой вызвать душу поэта Михаила Светлова и допросить ее о нынешнем месте пребывания. Семена Второвертова им особо уговаривать не пришлось. Уважая Валерия Яковлевича как мэра города и увидев, что сумма обещанного гонорара за услуги обрела три последующих за цифрою ноля, медиум дал согласие на вызов требуемого духа и даже собственноручно доставил в квартиру Брюсовых круглый спиритический столик. Вызов духа покойного советского поэта Михаила Светлова состоялся в полночь. Свет в комнате был погашен, а шторы плотно прикрыты. Спириты сидели за столиком, испуганно взявшись за руки. Некоторое время Второвертов гнусаво читал какие-то заклинания, потом объявил, что вызывает душу Светлова. Столик под сцепленными руками супругов Брюсовых дернулся, зашевелился, словно живой, и Анна Леонидовна страшным шепотом принялась читать «Отче наш». Второвертов сердито дернул ее за руку, но тут послышались шлепающие шаги босых ног. Душа приближалась. Тут уже и сам медиум ощутил холодок в груди, поскольку вызванная им душа самостоятельно явилась впервые. Душа остановилась рядом со столиком, шумно сопя, задвигала стулом, и Анна Леонидовна, закусив губу, чтобы не закричать, больно стиснула руки мужа и медиума. В комнате вспыхнул свет, и спириты увидели стоящего на стуле Мишу. Ребенок был в одной ночной рубашечке. С нескрываемым торжеством жандарма, неожиданно раскрывшего заговор, Мишенька вглядывался в потрясенные лица родителей.

— Ни фига себе! — озадаченно и вместе с тем озаренно пробормотал медиум Второвертов, вцепившись обеими руками в острую рыженькую бородку. — Ни фига себе! Я так и думал!

— Мишенька, — слабо сказала Анна Леонидовна и страдальчески закатила глаза. — Что ты здесь делаешь?

Сын покачнулся на шатком стуле, но удержался. Глаза его жарко и вдохновенно горели.

с чувством продекламировал ребенок, топая босой ножкой.

Малютка он и есть малютка? Услышал где-то и повторяет… Такое в шесть лет не сочиняют, житейского опыта не достает.

— Светлов, — безапелляционно сказал медиум, вскидывая густые брови. — Самый настоящий Светлов. Но «левый»!

Что с медиума самопального возьмешь? И не такие Светлова со Смеляковым путали!

Анна Леонидовна не обратила на слова медиума внимания. Выслушав маленького декламатора, она вскинулась над спиритическим столиком гибким сильным телом и, гневно размахнувшись, отвесила мужу звонкую и оттого оглушительную оплеуху.

— Я так и знала! — яростно прошептала она. — Я давно это подозревала! Да не верила, дура! Не верила! Ты все-таки связался с этой шлюхой! С этой лахудрой крашеной!

Миша звонко засмеялся, захлопал в ладоши и, топоча босыми ножками, выбежал из комнаты, оставив родителей наедине с их ссорой. Впрочем, нет, в комнате оставался медиум Семен Второвертов, потрясенный неожиданной чистотой спиритического опыта. Но, люди добрые, когда ссора в самом разгаре, кто из ее участников замечает случайных свидетелей?

Спиритический сеанс имел неожиданные последствия.

— Бывают души чистые, — объяснял Семен Второвертов утром родителям малолетнего гения. — Так сказать, целостные. Но иногда случается, что по объективным причинам эта целостность не сохраняется, и тогда умелый медиум достраивает ее случайной эктоплазмой. Как говорится, что с источника питания соберет. Если уж совсем наглядно, то все происходит, как в сказке о колобке — по сусекам помели, по амбарам поскребли… С виду душа, как новенькая, а на деле сфальсифицирована, словно водка у азербайджанцев.

Они сидели на кухне. Не дожидаясь решительных действий хозяина дома, Второвертов плеснул себе из пузатой бутылки и выпил.

Правая рука его с зажатой в ней вилкой осой закружилась над тарелками в поисках нужной закуски.

— Это что же получается? — мрачно поинтересовался Брюсов, машинально поглаживая свежий лейкопластырь на левой щеке. — Выходит, этот самый Неплавный нам негожую душу всучил?

— Как вам сказать, — замялся Второвертов, не желая окончательно разоблачать товарища по ремеслу. — Душа вам досталась именно та самая, но с брачком. Может, хранилась в неподобающих условиях… А может быть, все это следствие неправильных последних лет жизни поэта, говорят, закладывал он последнее время более чем крепко.

Анна Леонидовна умело и деловито запудривала синяк под правым глазом.

— Этот Неплавный у меня и в самом деле угловатым станет, — мстительно пообещала она. — Такие деньги, подлец, содрал, а за что? Вместо поэта алкаша какого-то подсунул. Светлов, Уткин! — издевательским тоном спародировала она кого-то. — И ты тоже хорош, муженек, по бабам таскаешься, вместо того чтобы за сыном смотреть. Да добро бы действительно бабы были, так нет, такую лахудру крашеную выбрал, на нее же без слез глянуть невозможно! — И обидно добавила: — Мэр долбаный!

— Аня! Аня! — страдальчески морщась, сказал Брюсов.

— Что Аня? Что Аня? — яростной мстительной фурией вскинулась Анна Леонидовна. — Ищи расписание электричек, развратник! Когда там ближайшая в Сарепту идет?

Вот тут внимательный читатель недоверчиво прищурится — это что же, у городского мэра машины своей не имеется? А если и не было, что он, служебную вызвать не мог? Имелась у Брюсовых своя машина, редкостная в те времена иномарка у них в гараже стояла. Но, во-первых, дело было около пяти часов утра, а во-вторых, нарушать закон не хотелось. Известное дело — пьяный за рулем всегда потенциальный преступник. А тут еще и нервы случившейся ночной ссорой потрепаны! Служебную машину Валерий Яковлевич не вызывал по все тем же причинам.

Второвертов выпил еще, страдальчески морщась, подождал, пока водка освоится в желудке, закусил кусочком буженины и, задумчиво глядя на юную лысину хозяина, склонившегося к тарелке, сказал:

— Не мое это дело, конечно, Анна Леонидовна, но на вашем месте я с этим целителем связываться не стал бы. Наслышан я о нем, ох как наслышан! Этот самый Неплавный в своей области бо-о-ольшой авторитет, особенно заговорами мастерски владеет.

— Промолчать? — Анна Леонидовна швырнула на стол косметичку. — Да вы знаете, сколько он с нас за эту драную душу содрал? Не-ет, я его, сволочугу старую, исцелю! Он у меня заговоры свои забудет! Он у меня всю оставшуюся жизнь кособоким ходить будет!

— Аня! — простонал Андрей Андреевич, трясущейся рукой щедро наливая себе из бутылки.

— Прощать, оно, конечно, не надо, — раздумчиво сказал Второвертов. — И деньги с него назад можно будет взять, только без горячки, без спешки излишней… А вот с дитем что-то делать надо. Сопьется малыш!

Супруги оторвались от тарелок и мрачно уставились на медиума.

— Да не в больницу же обращаться! — возмутилась Анна Леонидовна. — В наших больницах здорового залечить могут, что уж о больных говорить! Да и соседи меня не поймут, если я дите шестилетнее кодировать по способу Довженко поведу! И мужнин авторитет никак нельзя подрывать. Второй ведь срок кончается! Выборы на носу! Ехать надо, — с мстительным нетерпением сказала она, — ехать, ехать!

— В клинику, оно, конечно, обращаться не след, — согласился Второвертов, задумчиво похрустывая болгарским маринованным огурчиком. — Но и Ваньку Неплавного лишний раз гневить не стоит. Осерчает мужик, больших бед от него ждать можно. Ему, Анна Леонидовна, семейный достаток порушить — раз плюнуть! Одно слово — ас!

— Что же делать тогда? — всплеснула руками мать фальсифицированного гения. — Стерпеть? Утереться?

— Газетки читать надо, — посоветовал Второвертов. — Там сейчас каких только рекламных объявлений нет. Глядишь, и найдется человек, который вашему горю пособить может. Нынче жизнь сама талантливых людей выдвигает, найдется и такой, что самого Неплавного за пояс заткнет.

И тут Второвертов был прав. Конечно, самозванцев вроде Чумака и шарлатанов навроде Кашпировского у нас пока еще хватает. То речку зарядят, то по телевизору кого-нибудь обезболят. Народу к этому не привыкать. Но ведь и в самом деле иной раз какая-нибудь Матрена Филипповна наловчится сглазы вылечивать да порчу снимать, что вместе с этими чисто психическими отклонениями катаракту излечивает, простатит на нет сводит! Талант! И главное, что необходимо, это внимательно прессу разную читать. Настоящий талант рано или поздно, но себя покажет.

Андрей Андреевич читал много и охотно. А что касаемо Анны Леонидовны, то она в рекламных объявлениях чувствовала себя, как рыба в воде. А быть может, даже и посвободнее! Только ничего подходящего в газетах не обнаруживалось. Известное дело: искомого всегда днем с огнем не найти. Кругом шарлатан сидел на шарлатане, а в газетах сплошь и рядом предлагали свои услуги те, кто знал надежнейшие способы разбогатеть. От клиента, желающего обогатиться, ничего особенного и не требовалось — полтинник да конверт с обратным адресом. Простота эта Анну Леонидовну поразила: по почте деньги было легче зарабатывать, чем за прилавком. Даже обвешивать, рискуя нарваться на ОБХСС или госторгинспецию, не надо было — дурак, мечтающий разбогатеть, пер буром и даже не особенно обижался, получив честный ответ.

А вот специалиста, который и в самом деле мог помочь семье Брюсовых в решении их проблемы, не находилось. Было от чего прийти в полное уныние — Мишенька к тому времени на пиво начал глядеть с пренебрежением, и Владимир Яковлевич начал от него запирать свой домашний бар…