— Склярова где? — спросил капитан, когда я сел рядом с ним. — Погибла, — безразлично сказал я. У капитана Салахова сузились глаза. — Твоя работа?

— Медуза, — не обращая внимания на вспышку его бешенства, объяснил я. — Километра два отсюда. Грузовик на дороге видели? — Видел, — сказал капитан. — Там и произошло.

— А ребенок? — кивнув на заднее сиденье, где спал пацан, поинтересовался капитан. — В Карповке подобрали. Там бесы бойню устроили. Чудом выжил. — Ясно, — кивнул Петрович. — Досталось вам?

Я кивнул, глядя на дорогу и ожидая, когда он заведет разговор о главном. Для него смерть Элки была непредвиденным обстоятельством, которое могло помешать делу. Для меня…

— Что ты решил? — спросил капитан, и его пальцы излишне сильно сомкнулись на баранке.

— Пока я с вами, — сказал я и, словно извиняясь за свое решение, кивнул на спящего мальчишку. — Она просила отвезти его своей матери. — Выполнимо, — сказал капитан.

Мне показалось, что он расслабился. Похоже, принятое мною решение его вполне устраивало. — Ты уже видел? Я понял, что он имеет в виду. — Да. Жестоко и страшно.

— Они освобождают территории, — сказал Петрович. — Люди им не нужны. Они хуже фашистов.

Я промолчал. А что я мог сказать? Про фашистов я только слышал, сам их зверств не видел, а те немцы, которые остались у нас в городе в начале Лихолетья, вели себя нормально, практически ничем не отличаясь от остального населения. Может, они и валили евреев во рвы, как бесы, но, повторяю, я этого не видел. А когда не видишь чего-то собственными глазами, всегда сомневаешься в истинности чужих рассказов, тем более если у тебя перед глазами примеры, которые противоречат рассказам. «Эмка» шла по дороге, расплескивая воду из луж. — Они идут на юг, — сообщил я. — Не пойму только почему.

— Что там не понять, — зло сказал капитан. — Там рождаемость выше и, стало быть, население больше. — И криво усмехнулся. — Харча, значит!

— Мы их остановим, — твердо сказал я.

— Только не в одиночку, — твердо отозвался Петрович. — Это можно сделать только сообща. Всеми людьми.

— Ну спасибо, капитан, ты мне прямо глаза открыл! — я впервые назвал Салахова на «ты» и при этом не испытал неловкости. — Прописные истины говоришь!

— Умнеешь, Пурга, — чуть насмешливо сказал капитан. — Пора бы понять и главное. Агитировать тебя не буду, сам все увидишь.

— Зачем ты давал команду меня убить? — неожиданно спросил я. — Из-за светорубов?

— Из-за глупости твоей, — откровенно признался Салахов. — Ты думаешь, эти штуки только тебе нужны? Никогда еще не появлялось возможности их заполучить. То, что они у тебя оказались, счастливая случайность. А если удастся понять принцип их работы? Это же оружие, хлопче! И оружие страшное! Как его можно было оставить в твоих руках? Но я сразу понял, что она не сможет. Так оно все и получилось. Да, Пурга, заставил ты меня понервничать!

— Насчет случайности ты ошибаешься, они мне кровью достались, — сказал я. — Хорошо, что не шкурой заплатил. Впрочем, это неважно. Спасибо, что откровенно сказал. Мог и глаза круглые сделать: мол, не знаю и не ведаю, это тебе в уши нажужжали. Как ты нас нашел?

— Склярова вышла на связь. Сказала, что предчувствия у нее. Я в предчувствия не верю, посчитал, что ты ей чем-то угрожаешь. Любовь, хлопче, любовью, но тут на карту слишком многое поставлено было, чтобы довериться любви.

Деловой человек! Ему позвонили, он сразу прикинул что к чему, встревожился за успех операции, бросил семью и поехал спасать ситуацию. Настоящий профессионал, любовь для него лишь способ добиться желаемого. Интересно, а семья у него настоящая или для легенды? От профессионала можно всего ожидать, даже жизни с чужой и нелюбимой женщиной.

И Элка хороша! Надо же — позвонила…

Впереди показались многоэтажные дома.

— Сталинград, — сказал капитан. — Смотри, Пурга, внимательно смотри!

— Адольфом Николаевичем меня зовут, — пробурчал я. — Запомни, капитан.

— Я же говорю, умнеешь! — ухмыльнулся Салахов.

Панорама города открылась перед нами. Точнее, это была панорама бывшего города.

Вместо домов взгляду открывались выщербленные развалины, их было невероятно много, зелень садов не могла скрыть их уродливого безобразия. Закопченные стены, зияющие впадинами бывших окон, проплывали за стеклами машины. Земля была черной, испещренной множеством мелких и больших воронок.

— Впечатляет? — спросил Петрович.

— Кто это сделал? — я был потрясен. — Бесы? Медузы?

— Люди, — Петрович казался невозмутимым. — Люди это сделали, Адольф Николаевич! В сорок втором! Немецкая армия бомбила.

Ай да вестеры! Почему-то я сразу поверил капитану. Красным, что ушли за Волгу, бомбить свой город было ни к чему, а о поведении бесов я знал по жизни на Свободных территориях. Помнится, у нас в городке затеялись строить церковь. Обнесли строительную площадку забором, поставили каркас. На заборе появилась надпись: «Осторожно! Злая собака!» На следующий день на другом заборе красовалось: «Да и поп не добрее!» Не удивляло, что бесы и медузы ополчились на людей, они для того и явились в наш мир, потрясало, что на поступки, достойные тварей, оказались способными и люди. Камня на камне от города не оставили!

Потрясенный, я разглядывал город, похожий на собственную тень.

Надо было выплеснуть много яда и злобы, чтобы сделать город таким.

Около одного из разрушенных домов стояла кучка людей в военной форме. Дорогу преграждал шлагбаум. Капитан остановился и протянул сунувшемуся в окошко солдату какие-то документы. Тот внимательно проверил их, вернул капитану и вытянулся, прикладывая руку к странному головному убору, немного похожему на вареник защитного цвета.

— Переправа работает? — спросил Салахов.

— Так точно, товарищ капитан, — отозвался тот. — Сопроводить?

— Не надо, я дорогу знаю, — отказался Петрович. — Вот так, — наставительно сказал он, когда машина тронулась. — Между прочим, в этих развалинах погибло около миллиона человек.

Меня эта цифра не впечатлила, мне хватало одной-единственной потери.

— Столько лет прошло, а ничего не восстановили! — все-таки пробормотал я.

— Потому и не восстановили, — сказал Петрович. — Лихолетье помешало.

Машина спустилась к тяжелой, отливающей свинцом реке.

Мост через Волгу казался бесконечным, «эмка» медленно шла через него, громыхая на стыках понтонов. В небе вновь появилось несколько непривычных летательных аппаратов. За все время, прожитые на Свободных территориях, я лишь однажды видел плывущий в небе дирижабль. Он походил на серебристый баллон, под которым вращались винты. Летательные аппараты, несущиеся над Волгой, больше походили на стремительных хищных ос.

— Истребители, — сказал Петрович. — Наше спасение.

Он еще что-то говорил, говорил, но я его не слушал.

Пустота была у меня в душе. Глухая непроницаемая стена отделяла меня от окружающего мира после смерти Элки. Зло царило в моем мире, всепоглощающее торжествующее зло. И чтобы не чувствовать себя обреченным и одиноким, предстояло сделать выбор, пусть даже этот выбор приходилось делать среди двух кучек дерьма. По крайней мере, обе принадлежали людям. Впрочем, выбирать сторону мне не приходилось, разумеется, я выбирал тех, кто пытался драться, пытался остановить черное содружество, плывущее над землей. Только победив одно зло, можно было приниматься за другое. Капитан был не прав, в нашем мире можно довериться только любви. Без любви не построишь мир. Можно даже не стараться.

Машина выбралась на крутой берег и покатила по грунтовой дороге.

С левой стороны у одноэтажного домика стояло два танка с удивительно длинными пушечными стволами. Медленно и неотвратимо я въезжал в новую, совершенно незнакомую мне жизнь. К ней еще предстояло привыкнуть, правда, я не знал, сумею ли это сделать.

Рабства я не боялся, за время путешествия я научился умирать, а еще Монтень говорил, что готовность умереть избавляет человека от всякого подчинения и рабства. Но новый мир меня немного пугал своей непредсказуемостью и новизной. Трудно встретиться с тем, что казалось тебе чужим и ненужным.

И все-таки был во всем этом один положительный момент.

Пока я старался быть собой, не терять лица, за меня расплачивались другие. Я сам хотел платить по своим счетам. Предстояло сделать добро из зла, в окружающем меня мире не было других вариантов.

Дорога шла через поля с луговой травой. Навстречу нам вдоль дороги шла корова. Даже на расстоянии я видел, как ей мешает вымя, полное молока.

— Капитан, — спросил я, — у тебя ведро есть?

— Есть, — сказал Салахов. — Какая же машина без ведра?

— Остановись, — попросил я.

— Зачем? — не понял Петрович.

— Подоить корову хочу, — сказал я, покосившись на ребенка, спящего на заднем сиденье.

Кто знает, сколько времени нам предстоит провести в дороге. Но дети не понимают трудностей, им нужно есть каждый день.