Глава 9. Мануал для преступников

Эмпатия – элемент Системы, тонко улавливающий чувства и настроение окружающих. В раннем детстве выглядит излишне ранимым и чувствительным, но со временем учится управлять эмоциональным фоном. Выработав способы изоляции, которые проявляются как отчужденность, получает способность тонкой манипуляции впечатлением окружающих без ущерба для себя. Уже к подростковому возрасту достигает в этом беспрецедентных успехов, на что ориентируется при выборе профессии – преимущественно в социальных сферах: психологии, воспитании, творчестве. Чаще всего не испытывает ярко выраженной потребности стать Знаменателем, так как избегает повышенной эмоциональной нагрузки. Склонность к насилию и применению своих способностей проявляет только в случае сопоставления издержек или выгод для всех сторон. По этой причине уступает Логике и Осознанию лидирующие позиции в Системе.

* * *

Благодаря врожденной рациональности, я быстро училась играть по правилам, установленным действующим Знаменателем. Всё, так или иначе, входило в привычную колею. К счастью, он не настаивал, чтобы я демонстрировала свои «чувства» наедине. Мы продолжали встречаться для всех, но как только покидали стены института или ускользали от внимательных взглядов знакомых, могли себе позволить оставаться друг с другом холодными. Даниил отвозил меня домой, как и раньше, а потом просто оставлял у подъезда, обычно ни слова не говоря. Мне тоже нечего было ему сказать. Это молчание и угнетало, и приносило некоторое облегчение. Штефан встречался с Ольгой, а одногруппники даже не подозревали, как сильно изменились отношения внутри нашего тесного круга.

Такая ситуация рано или поздно должна была дать сбой, потому что невозможно сохранять подобное равновесие без серьезных волевых усилий. И еще, как мне казалось, для нас со Штефаном было бы лучше мирно отдалить Ольгу. Но, похоже, он в самом деле привязался к ней, поскольку не предпринимал никаких попыток разрыва. Конечно, мы коротко обсудили со Штефаном произошедшее, но выводов сделать так и не смогли.

Даниил же изображал всеобщего благодетеля – то есть вел себя точно так же, как и прежде: участвовал в десятках институтских клубов, организовывал очередное мероприятие и контролировал соблюдение порядка. Но теперь я видела, сколько много показухи скрывается за каждым его действием – всемогущий Знаменатель просто обязан купаться в любви и преданности каждого встречного! Теперь я уже не восхищалась, когда он выскакивал из машины и бежал к какой-то шпане возле средней школы, чтобы в очередной раз навязать «справедливое разрешение конфликта без мордобития». Но при этом стала видеть гораздо больше. Почему я раньше никогда не замечала, насколько просто удается ему улаживать все споры? Ведь крайне редко ему приходилось применять свою невообразимую физическую силу – намного чаще даже самые агрессивно настроенные противники вдруг успокаивались и вместе с ним начинали искать варианты разрешения. Почему после его вмешательства жертву не донимали снова те же балбесы, словно теряя к ней интерес? Разве доводы разума хоть когда-то действуют в подобных случаях? Действуют, если в сценарий включены способности Эмпатии – Даниил всегда чувствовал, что конкретно нужно сказать человеку, за какую нитку потянуть, куда надавить, чтобы добиться своего. Из него вышел бы непревзойденный педагог… но он был обречен существовать для чего-то более грандиозного. Вся атмосфера, которую он создавал вокруг себя, служила полигоном для испытаний. И, безусловно, тешила самолюбие. Именно в таком виде теперь и представлялась картина, а оттого каждый его хороший поступок через призму циничного анализа уже не представлялся чем-то искренним.

Когда человек оказывается в сложной ситуации, когда весь мир вокруг и внутри него рушится, он неизбежно ищет любой поддержки и готов увидеть свет даже в конце такого тоннеля, в который раньше бы не заглянул. Я понимала, что и Штефан, и Даниил могут стать для меня угрозой, но при сопоставлении всех имеющихся фактов Даниил – мой самый близкий друг до недавнего времени – выглядел теперь куда более темной лошадкой. Его мотивы и история были гораздо менее прозрачными. И, в конце концов, Штефан, несмотря на природные порывы, убить или искалечить меня до сих пор не пытался – да и кто знает, попытается ли! Ведь это сомнение в Штефане тоже породил именно Даниил.

Поэтому теперь я тянулась к немцу сильнее, чем раньше. Все усерднее мне приходилось утихомиривать всполохами рвущуюся наружу ревность к Ольге, все чаще искать повод, чтобы перекинуться с ним парой слов. Он же, напротив, будто окончательно успокоился: по крайней мере, внешне именно так и выглядело. Теперь Штефан даже меньше дерзил окружающим, лишь изредка переходя на нецензурный немецкий с уже идеального русского. Со своей стороны он тяги ко мне не выказывал. Это одновременно раздражало и выглядело самым правильным поведением в сложившихся условиях – все равно Даниил не позволит нам объединиться против него. Да и смысла в этом объединении нет.

И все равно я вставала на сторону Штефана в любой спорной ситуации. Стычки со Славой случались еще пару раз в институтском коридоре и ограничивались только язвительными комментариями, на которые Штефан ничего не отвечал. Конечно, он не боялся соперника, просто ему было все равно, как и всегда, когда дело выходило за рамки его основной мысли. Конфликты беспокоили только Ольгу, которая постоянно просила за это прощения. Однажды она даже отвела своего бывшего в сторону, чтобы в очередной раз поговорить или извиниться и перед ним тоже. Штефан же равнодушно продолжил путь в столовую. Я не увидела причин для волнения, потому поспешила за ним. И едва мы заняли свободный столик, как неожиданно нарисовался наш общий враг:

– Штефан, – Даниил обратился к нему без предисловий. – Где живет ваша Эмпатия?

Тот только нахмурился, да и я на его месте вряд ли ощутила бы позыв к откровенности. Даниил вздохнул с демонстративной тяжестью, намекая этим на усталость от искусственной тщетности бытия, которую мы так стремимся ему создать:

– Герр Беренд, душа моя, давай сократим издержки нашего взаимодействия. Я могу начать ломать твои кости – на которой по счету ты примешься с удовольствием отвечать на простые вопросы? – Я затряслась, воображая описанную картину, но продолжала молчать. – Или мы можем поступить еще проще. Вон там сидит Ксюша, в последнее время такая одинокая. Что с ней может случиться по пути из столовой в аудиторию? Насколько больно ты хочешь ей сделать?

– Мне наплевать на Ксюшу, – ответил Штефан тихо.

– Мне не наплевать на Ксюшу! – я дернулась, но на меня никто из них даже не взглянул.

– Верю, – смирился Даниил. – Тогда Ольга? Вика? Кто? С кем получится быстрее?

Вика? Даниил в открытую говорил о том, что может сделать больно и мне, если потребуется?

– На Кипре, – Штефан произнес это совсем тихо, но потом добавил громче: – Эмпатия живет на Кипре и в последние пять лет никуда оттуда не уезжала.

– Молодец, хороший мальчик. – Мне показалось, что Штефан скрипнул зубами. Зачем Даниил еще сильнее унижает его? Ведь он, обладая даром Эмпатии, не может не чувствовать, что этим только всё усложняет? Или он специально демонстрирует нам обоим, что в интересующих его вопросах всегда останется «сверху»? И, добившись своего, тут же милостиво пояснил: – Я не найду ее без тебя – ты это знаешь. Мне просто нужна уверенность, что она далеко и не подбирается к вам. Ведь мы втроем в этом заинтересованы, правда?

Я сказала – меня бы разорвало изнутри, не скажи я этого:

– Ты чудовище. Ненавижу.

Даниил наконец-то посмотрел на меня:

– Не преувеличивай, Вик. Даже любящим родителям приходится быть строгими с детьми, если речь идет о безопасности.

– Родителям? С детьми?!

Я вскипела, но Даниил перебил меня ровным голосом:

– А вот и Ольга. Ну что там со Славой, он успокоился?

Несмотря на то, что ничего страшного не происходило – вообще ничего не происходило, – недели через три я была морально истощена и постепенно подбиралась к краю нервного срыва. Я чувствовала контроль со стороны Даниила почти постоянно, даже в те моменты, когда он не находился рядом. Любые мои попытки поговорить со Штефаном в институте сопровождались пристальным вниманием. И хоть прямо никаких угроз больше не было, уже озвученные всегда висели в воздухе. Поэтому новость об отъезде Даниила на несколько дней я восприняла с восторгом, словно меня годами держали в закрытом душном подвале и вдруг выпустили на свежий воздух.

Сначала я настороженно сжалась, когда он, привычно остановив машину возле моего подъезда, вдруг вышел следом. Но Даниил сказал:

– Мне надо уехать. Примерно на неделю. Очень надеюсь, вы за это время не натворите тут ничего непоправимого.

Ну вот, очередная угроза «любящего родителя непослушным деткам»! Он сделал движение ко мне, но остановился. Неужели хотел обнять или поцеловать, будто забыл о том, что все наши отношения свелись к полному фарсу? Меня передернуло от одной только мысли, что еще совсем недавно я принимала его ненастойчивые ласки с огромным удовольствием. Он и раньше не давил, не торопил события. К счастью, не намеревался делать ничего подобного и теперь – это превратило бы мое положение в невыносимое. Добавил только непонятное:

– Вика, мне очень жаль, что у тебя пока нет дара Эмпатии. Ты бы могла увидеть некоторые вещи, которых не видишь сейчас.

Пока нет? То есть в его планы входит получение мною этого дара когда-нибудь в будущем? Зато у него эта способность есть – всегда была! Теперь-то мне уже не надо было объяснять, каким образом он создавал мнение о себе еще в самом начале, чем так сильно увлекал и привязывал, почему предложил мне встречаться в самый подходящий момент и… что он никогда ничем не рисковал в отношениях со мной. И если бы хотел влюбить меня, то сделал бы это – уверена, с его способностью это не составило бы труда даже со стодвадцатилетним деканом физико-математического факультета. А уж со мной – раз плюнуть. И тому могла быть только одна логичная причина – он этого не хотел. Тогда зачем продолжал эту двусмысленность?

Я только кивнула и вошла в подъезд, а со второго этажа побежала вприпрыжку от радости. Целая неделя без него! Целая неделя внутренней и внешней свободы, а это уже огромный подарок в моей ситуации. Куда и зачем он уезжал, меня интересовало мало. Точнее, интересовало, конечно, но этот вопрос я задать не решилась. Зато через два дня после его отъезда уже чувствовала себя куда спокойнее и легче переосмысливала текущие события. В этом человеке я теперь не видела ничего хорошего. Все, чего я хотела, – освободиться от него навсегда. И иногда меня даже посещала мысль, что создание Знаменателя может быть обосновано. Например, если надо остановить чистое зло. Даниил Романов для меня и стал чистым злом. По крайней мере, он не отрицал, что может причинить вред не только мне, но и тысячам, миллионам людей, если этого потребует его Цель.

На следующий день в институте я решила поговорить со Штефаном, который уже был в курсе временной отлучки нашего надзирателя. Мы не могли упустить эту возможность и должны были использовать ее хотя бы для того, чтобы продумать дальнейшую стратегию, выяснить детали, которые нас обоих волновали. Но почему-то Штефан сам свернул разговор, показывая, что не желает идти на открытый контакт. Возможно, опасался, что Ольга неправильно воспримет наши кулуарные беседы. Или, что еще вероятнее, боялся гнева Знаменателя сильнее, чем я.

Но я не сдавалась. После занятий позвонила ему и договорилась о встрече. Штефан был напряжен, согласился без удовольствия, но я была настроена хоть что-то предпринять.

– Мы должны попасть в его квартиру, Штефан! – я едва дождалась, когда он запрет дверь, и сразу перешла к главной теме.

– Зачем?

Он тоже выглядел измученным. Предполагаю, его состояние не слишком сильно отличалось от моего.

– Может, хоть что-то найдем. Вероятно, там есть какие-то документы, или сумеем залезть в его компьютер… Штефан, мы не имеем права упустить этот шанс, если хотим получить хоть какие-то козыри против него!

– А если он поймет? Не знаю как… Я не чувствую его как элементы своей Системы, но дышать и впрямь стало легче. Почти уверен, что его на самом деле нет в Москве, но…

– И что он сделает, если узнает? Не убьет же, в конце концов!

Я нервно рассмеялась и тут же осеклась. Штефан даже не пытался изобразить веселье. Даниил дал понять четко – он пока не заинтересован в нашей смерти. Но ровно до тех пор, пока мы не создаем ему проблем…

– И все-таки, – уже менее уверенно настаивала я. – Если мы даже не попытаемся сопротивляться, то впереди нас ждет очень унылое существование. Я больше так не могу! Я должна знать, что внутренне не смирилась, что еще есть силы идти против него! А ты?

Штефан думал долго, но все-таки был вынужден согласиться с моим предложением.

Никто из нас не был профессиональным взломщиком, но и простыми смертными мы уже не являлись. Пусть не Знаменатели, но люди, получившие некоторые силы, мы могли наконец-то их применить. Хотя бы для собственного, а не вселенского блага. Все с чего-то начинают.

Мы сразу разделили задачи, для начала выловив из моей суперпамяти все детали, которые могли бы помочь. Штефан почти сутки крутился вокруг дома Даниила, дабы удостовериться, что не чувствует его поблизости. И плюс к тому был обязан наладить отношения с соседом с верхнего этажа – простоватым одиноким мужичком и любителем выпить по выходным. Все это я знала заранее: очень глупо со стороны Даниила было так близко подпускать к себе и своему жилью будущего врага.

Сосед был приветливым, но не настолько, чтобы тащить незнакомца к себе в квартиру, поэтому было решено действовать тоньше, предварив операцию недолгой слежкой. Штефан должен был подойти к нему в баре, поговорить ни о чем и угостить пивом… с сюрпризом. Например, антидепрессанты – даже слабые, которые можно достать без рецепта врача, – при взаимодействии с алкоголем дают заметный снотворный эффект. Когда жертва поплывет, она уже вряд ли будет противиться предложению нового знакомого проводить до дома. Там еще проще – дать мужичку воды с антигистаминными. Это на случай, если у него на предыдущие таблетки аллергия, да еще и снотворный эффект усилится. Дело будет сделано – таким образом Штефан без труда попадет в нужную квартиру.

На меня жебыла возложена более сложная миссия: просчитать все варианты проникновения, постаравшись придумать такой способ, чтобы Даниил впоследствии ни о чем не догадался, – с чем я успешно и справилась. Выяснилось, что с интернетом даже Знаменателем не надо быть, чтобы провернуть… да что угодно! А уж со способностями Аннет вкупе с моим мышлением можно преспокойненько горы сворачивать.

Я ждала их ночью в подъезде с легким рюкзачком, в который собрала все необходимое: молоток, веревку с крюком и домашний халатик. Больше ничего по моим выкладкам для операции не требовалось. Мужик едва передвигал ноги и что-то невнятно пытался объяснить Штефану, тяжело опираясь на его плечо. Хочет не хочет, а вырубиться ему придется. Желательно до утра. Потом он вряд ли вспомнит лицо своего собутыльника. А если и вспомнит, никаких претензий предъявить не сможет – из его квартиры нашими усилиями ничего не пропадет. Весь вред, который мы собирались ему причинить, заключался в глубоком и длительном сне, что в глобальном смысле сущие мелочи. А я уже начала учиться мыслить глобально.

Мы отсиделись в его квартире почти до рассвета. могли удостовериться, что ничего серьезного с хозяином не сотворили – я пока не была и в будущем не собиралась становиться убийцей. Но он своим молодецким храпом час за часом успокаивал нашу совесть. Часов в девять утра большинство жильцов отправляются на работу, а проснувшаяся Москва сделает практически любой шум незаметным. Но на Данькин балкон мы спустились по веревке затемно, решив, что лучше отсидеться там пару часов. Сам спуск, благодаря Чон Со, которого высота двенадцатого этажа не смущала, не вызвал никаких хлопот. Дальше уже было дело техники. Мне пришлось рассмотреть множество вариантов взлома и даже на всю жизнь запомнить, что «90 % окон ПВХ запираются при помощи цилиндра и колодки. Снаружи можно вытолкнуть цилиндр из колодки, используя тонкий инструмент». Всё это вполне можно было провернуть, но не так, чтобы не осталось и царапины, поэтому подобные варианты я отмела. Мой разум требовал погрузиться в головоломку полностью, не упрощая задач.

Штефан снял кожаную куртку и приложил к стеклу. Ударил по ней молотком сначала слабо, потом чуть сильнее. И когда пошла первая трещина, спросил:

– Напомни, почему мы не взяли стеклорез?

Я просто отмахнулась. Мне нравился Штефан, и работать с ним заодно оказалось увлекательным удовольствием, но в чем-то Даниил был прав – в логическом мышлении у того иногда наблюдались заметные провалы.

Уже в квартире я спокойно переоделась в халатик и набрала номер ремонтников. Договорилась о замене стеклопакета – никому и в голову не придет, что дело нечисто. А вот если бы в окне зияла аккуратная дыра от стеклореза, даже идиот заподозрил бы неладное.

Когда через пару часов рабочие, уже вставившие новый стеклопакет, отправились по дальнейшим заказам, перед нами не осталось ровным счетом никаких проблем. Даже закрыть потом дверь снаружи труда не составит. Ведь замки всегда идут с запасными ключами, которые мы нашли в квартире, и за это время Штефан успел сделать дубликат. Мир просто создан для воров и обманщиков! Перед уходом мы сосредоточенно осмотрелись, используя память и внимательность Аннет, и я бы руку дала на отсечение, что в квартире каждая пылинка осталась точно на том же месте, что и до нашего появления.

Потом, когда мы уже ехали к Штефану, беспричинно смеялись до колик. Словно нас запоздало настиг азарт, или отпустило напряжение. И не так-то много мы нашли, все дело было в том, что нам это удалось! Да и появилась, пусть и скромная, но хоть какая-то пища для размышлений.

В квартире Даниила мы обнаружили некоторые документы. Загранпаспорт говорил о том, что он не отправился на Кипр, чтобы попытаться разыскать нашу Эмпатию – а я до сих пор не знала точно, способен ли он это провернуть без непосредственной помощи Штефана. Скорее всего, нет, что немного утешало. Аттестат выпускника того самого интерната № 2 полностью подтверждал старую версию. Даниил Романов не врал только о родном городе, все остальное было легендой, даже возраст. Год окончания интерната предшествовал году поступления в наш вуз – а это означало, что выигранным грантом он воспользовался. А может быть, потратил это время на устранение последних элементов своей Системы. В ноутбук мы проникнуть не смогли по причине его отсутствия. Зато в рабочем столе обнаружили папку с газетными вырезками и распечатками с сайтов новосибирских СМИ, в которых речь шла о непонятном деле. Несколько человек свидетельствовали, что девочек из городского детского дома куда-то увозили по ночам. Неравнодушные требовали расследования, публиковали в соцсетях темные и неразборчивые фотографии и делились подозрениями, которые и подхватил один из сайтов, но процесс затянулся, даже судебное дело не было открыто. Очень много информации в папке было посвящено какому-то местному чиновнику. Тот, очевидно, был причастен либо к растлению, либо к блокировке судебного процесса. В общем, получалось, что именно туда Даниил и отправился – раз органы не озаботились расследованием, то, вполне возможно, пришла пора вмешаться в ситуацию тому, кто мнит себя Справедливостью?

Если не вдумываться, этот поступок Даньки выглядел сущим благородством. Но с другой стороны, неужели в необъятной Москве все проблемы решены? Чтобы помогать людям, не обязательно ехать к черту на кулички, достаточно осмотреться по сторонам. И с этой точки зрения, его отъезд выглядел скорее продуманным маневром, целей которого можно было вообразить несколько. Например, он предполагал, что мы можем пробраться в его дом и обнаружить эту папку. Какой прекрасный способ впечатлить сомневающегося оппонента! И как он собирается разобраться в подобном деле всего за неделю? Я на всякий случай запомнила фамилию указанного чиновника – отныне буду следить за новостями, а не произойдет ли с тем внезапно несчастный случай. Другими словами, есть ли границы у Даниила в стремлении к справедливости. Мне понравилось думать именно так. Ведь иначе бы выходило, что Даниил Романов применяет свои способности на благо детей, которых больше некому защитить, в то время как мы со Штефаном… для взлома и проникновения. Но человек не способен думать о себе плохо слишком долго – у него от этого настроение портится. Потому отгоняет ненужные мысли прочь за ненадобностью. А уж мы в своей азартной эйфории вообще думать толком ни о чем не могли. Даже когда оказались в маленькой обшарпанной квартирке.

На этой волне, еще не дождавшись отката адреналина, который всегда грозит мертвецкой усталостью, я поднялась на носочки и поцеловала Штефана. Он оттолкнул меня, втянул воздух сквозь зубы, сощурился… А потом сам шагнул навстречу, толкнул к стене и прижался к губам. Он не ожидал этого, судя по первой реакции, но и сопротивляться не мог.

«Уверен, мы не можем друг другу не нравиться».

Мы и не могли. Мы были близкими еще до того, как впервые встретились, а при такой магнитной тяге окончательное сближение – только вопрос времени. И, наверное, оба синхронно почувствовали облегчение, оттого что, наконец, перестали сопротивляться.

И даже утопая в долгожданном блаженстве, даже задыхаясь от внутреннего давления, полностью отключить свою рациональность я не могла – никогда этого не умела. Да, у меня есть формальный бойфренд – могущественное нечто, которое прекрасно осведомлено о моем к нему отношении. Разозлился бы он, узнав, как я сейчас тяну Штефана к дивану и не могу от него оторваться? А у Штефана есть Ольга – неформальная и отчего-то теперь выглядевшая призрачной подруга. Она такого не заслужила, но когда все настолько очевидно предрешено, некоторые жертвы допустимы. Нам со Штефаном словно суждено было оказаться в этом моменте. Разве не искал он меня всю сознательную жизнь? Разве не его я ждала столько времени?

«Уверен, мы не можем друг другу не нравиться».

Элементы других Систем обречены никогда не связать судьбу с самыми близкими – они поставлены в условия бесконечной борьбы за трон. Но в нашем случае есть Даниил, который является гарантом того, что воевать нам со Штефаном ни к чему. Зачем кому-то из нас убивать второго, если победителю все равно не выжить в схватке с действующим Знаменателем? Благодаря существованию Даниила мы могли себе позволить стать счастливыми. Он ведь сам не оставил нам выбора!