Либби было не по себе в толпе шоперов и туристов на лондонской Оксфорд-стрит.

– Сюда, – указала она, и они с Нией свернули на менее оживленную Рэтбоун-стрит.

Вскоре после увоза Либби осознала, что стала общественным достоянием. Ее лицо передали на миллиарды электронных устройств и телеэкранов, сделав его узнаваемым с первого взгляда. Даже сейчас ей едва удается одолеть полдороги без того, чтобы ее не остановили с просьбой сделать с ней селфи. А некоторым не хватает приличия даже попросить – просто просовывают руки с телефонами ей поверх плеча или из-за талии, щелкают и даже не удосуживаются сказать «пожалуйста» или «спасибо». Она усвоила, что если хочет избегать внимания в повседневной жизни, то должна держаться подальше от определенных мест, где ротозеи так и роятся. Порой, выскальзывая из дому ради ночного похода за покупками или пробежки, она чувствовала себя эдаким вампиром.

Как правило, публика на ее стороне. Они прожили этот захват с ней вместе и надеялись на тот же исход «долго и счастливо», что и она. Но Джуд Харрисон обманул и их. Никто – и Либби прежде всего – не знал, кто он на самом деле и куда подевался.

Однако Либби была уже сыта симпатией публики по самое горло. СМИ, колумнисты и блогеры вовсю расписывали ее как жертву, но сама она себя жертвой вовсе не считала. Реальными жертвами были Пассажиры – и выстрадавшие это судилище до самого конца, и не пережившие его. По сравнению с ними Либби отделалась всего-навсего сердцем, разбитым по вине лжеца.

– Как насчет этого? – Ния указала на вход в бар в закоулке. Сквозь его темные окна снаружи было почти ничего не видно.

– Идеально, – ответила Либби.

Внутри, пока Ния ждала у барной стойки, Либби выбрала уединенную кабинку в углу и села спиной к стене, чтобы постоянно видеть окружающих. Она не забыла, как однажды в ресторане в Нортгемптоне, когда она обедала с мамой, весь их разговор отснял и выложил в Сеть блогер, сидевший через столик от них. Совершать одну и ту же ошибку дважды Либби не собиралась, относясь к каждому чужаку с подозрением.

Она думала о том, как сильно переменилась ее жизнь с того злополучного утра вторника, когда она пришла на следствие. А позже, подстегиваемая необходимостью, чтобы ее перестали считать очередной пострадавшей от рук Хакера, ухватилась за возможность найти своей славе доброе применение.

Либби была в курсе существования группы активистов «За прозрачность Искусственного Интеллекта» еще до того, как с ней связались ее представители. До самого увоза они выступали за то, чтобы основания для принятия решений по результатам следствий были преданы гласности. Но правительство отвечало на все просьбы категорическим отказом, ссылаясь на национальную безопасность под тем видом, что тогда хакеры могут взломать код ИИ. Иронию случившегося в результате сумели оценить все до единого.

После увоза Пассажиров интерес к работе группы взмыл до небес, и после нескольких встреч Либби согласилась стать представительницей по связям с общественностью. Ее роль подразумевала регулярное появление в СМИ и выступления в качестве основного оратора на митингах и съездах в поддержку ЗПИИ. Либби хотелось разнести весть пошире, совершая поездки за границу, чтобы предупредить о потенциальной опасности и другие страны, закупившие британскую модель беспилотной автомобилизации. Но почти не располагая средствами, такой размах ЗПИИ позволить себе не могла.

– Мне надо выпить, – провозгласила Ния, ставя на столик два пинтовых бокала лагера, и приподняла один: – Будем! – Они чокнулись. – По дороге сюда ты была не очень-то разговорчива. Опять думаешь о Джуде, да? Когда он у тебя на уме, вид у тебя становится отрешенный.

– Извини, ничего не могу с собой поделать, – отозвалась Либби. – Я никак не возьму в толк, почему его до сих пор не нашли. Буквально миллиарды человек знают Джуда в лицо, но его по-прежнему не видела еще ни одна живая душа.

– А какие последние сведения поступали от полиции?

– Ничего такого, о чем я еще не знаю. Очевидно, по всему миру рассеяны автоматизированные боты, наводняющие интернет и полицию фальшивыми сообщениями, что его видели, фальшивой информацией о нем, фальшивыми именами, фальшивыми детскими фотками, фальшивыми знакомствами, фальшивыми послужными списками, фальшивыми свидетельствами о рождении, фальшивыми свадебными фотографиями… десятки и десятки что ни день с самого увоза. Информация поступает в таком темпе, что следователям, по их собственному признанию, потребуются годы, чтобы ее просеять и выудить правдивую. Внутреннее чутье подсказывает мне, что ответов они не найдут никогда. – Голос Либби стих до шепота и умолк.

– А насколько сильно тебе еще хочется узнать эти ответы? – поинтересовалась Ния.

– Очень… Не представляю, что со мной не так, – Либби потерла веки большим и указательным пальцами. – Знаю, что он должен был играть в случившемся грандиозную роль, но мы как будто связаны невидимой нитью. Сама не понимаю, почему и как, но мне нужно точно знать, кто он такой на самом деле. Я чокнутая, да?

– Нет, ничуть не чокнутая. Ты типа горюешь. Ты надеялась, что, если вы двое снова встретитесь, ты сможешь продолжить с того же места, где прервалась в тот первый вечер. Ты потратила на поиски этого субъекта не один месяц, а произошло это при таких обстоятельствах, какие и за миллион лет никто бы не выдумал…

– Кроме него.

– Он не в счет. По-моему, ты горюешь по тому Джуду, которым его считала.

– Как ты думаешь, когда я впервые с ним встретилась в том баре, это было случайно или он все организовал?

Ния накрыла ладонь Либби своей.

– Если честно, по-моему, он это подстроил. По-моему, он знал, кто ты и что видела на Монро-стрит, знал о твоем брате и его проблемах, с чем связана твоя работа, и играл на твоей потребности помогать людям с серьезными эмоциональными проблемами. Вот почему он скормил тебе эту ложь о планировании суицида. Это было лишь ухищрением, чтобы ты захотела помочь ему. Он просто воспользовался твоим добросердечием.

Либби промокнула увлажнившиеся глаза салфеткой. Ния не сказала ничего такого, о чем она и сама еще не думала. Но когда это озвучила ее лучшая подруга, почувствовала себя еще большей дурой. Она не могла признаться в этом Ние, но как ни силилась возненавидеть Джуда, не могла на это сподобиться – пока из его собственных уст не услышит, какую роль он сыграл в нападении. Но подобное разрешение от бремени ей вряд ли светит.

– Не позволяй этому идиоту огорчать себя, – продолжала Ния. – Он не стоит ни одной твоей слезинки.

– Просто я чувствую себя такой дурой, что купилась на все это…

– Да и кто бы не купился? Вот почему так много людей тебя любят – потому что ты точь-в-точь такая же, как они.

Отхлебнув из бокала, Либби окинула паб взглядом. Парочка, ожидавшая у стойки, глазела на нее. Встретившись с ней глазами, они поспешно отвернулись.

– Как ты думаешь, смогу ли я когда-нибудь вернуться к прежней жизни? – спросила она.

– А ты этого хочешь?

– Ты же знаешь, как мне не по себе от такого внимания, но это дало мне единственный в жизни шанс сыграть свою роль в том, что мне небезразлично. Однако порой мне все-таки недостает обыденности.

– Ты должна пройти это до конца или будешь до самой смерти гадать, чего могла бы добиться. Когда вернешься из своего бессрочного отпуска, работа будет тебя ждать. Но тебе надо смириться с тем фактом, что обычной ты уже вряд ли станешь.

– Вот это-то меня и тревожит.