Глава тридцать четвертая
Иосиф опять посмотрел на меня.
– Вы как себя чувствуете?
– Нормально, – удивилась я, – только пить хочется.
Хозяин налил в стакан воды и подал мне, потом спросил у Дегтярева:
– Она всегда такого цвета, как трава из подвала?
Полковник кивнул, Наумов сел в кресло.
– Герман примчался ко мне с заявлением: «Женюсь». Рассказал такую историю:
– Есть баба, зовут Аделаида. Молодая, любит меня до беспамятства, но воспитана старомодно, в постель без штампа ни-ни. У нас с ней случился романчик. Месяц я грядку окучивал, потом Ада точки расставила:
– Или женимся, или расстаемся. Иначе никак.
Хотел с ней разбежаться. А сейчас вижу: девушка – наиболее подходящий вариант для жены: родни нет, денег тоже, тихая, больше молчит, чем говорит, образование хорошее, моего круга курочка. Внешне хороша, ее одеть, обуть, украсить, станет лучше многих. Если ее не особенно баловать, то век благодарна будет. Хочешь посмеяться? Она меня попросила поклясться в вечной верности, заявила: «Не переживу измены, сразу с собой покончу». Я выполнил ее желание.
Иосиф потер затылок.
– Гера сел на трон, стал рулить журналом. Год, наверное, он налево не бегал, это был рекорд для него, потом за старое принялся. Ада родила девочку. Герман ребенка не хотел, но решил, что стать отцом – это солидно, поможет в карьере. А он нацелился на пост в горкоме, хотел делать карьеру по партийной линии. Домой Траубе приходил только ночевать. Один раз я его предостерег:
– Не перегибай палку. Узнает супруга о твоих зигзагах, беда случится. Развод все твои расчеты обломит.
Он засмеялся.
– Не! Адка уверена: раз я поклялся в верности, значит, налево не сверну.
Жили они тихо, без скандалов. Гера к жене хорошо относился, в деньгах ее не стеснял. Дочь ему по барабану, но ребенок одет, обут, бутерброды с черной икрой ест. Полный штиль. Потом звонок! Гера на трубке.
– Йося! Срочно приезжай. Беда.
Я кинулся к нему и узнал историю, которую вы мне сообщили. Кое-как я все утряс. К Гере претензий у милиции не было. Кончину Ады объяснили болезнью. Дескать, она узнала, что неизлечимо больна, и решила сама уйти из жизни, испугалась мучений. Девочку забрала подруга Аделаиды. Гера ей до восемнадцати лет на Эмилию алименты платил. Его вскоре после похорон жены тихо убрали по собственному желанию с должности главного редактора, он ко мне приехал, попросил:
– Найди того, кто Аде письмо прислал. Я хочу знать, чьих рук это дело. Кто из моих друзей-знакомых тварь? Мстить не стану. Но надо понимать, с кем общаюсь. Пожалуйста, сделай, о чем прошу. Даже виду подлецу не подам, что знаю: письмо – его работа. Необходимо выяснить: кто меня так ненавидит? За что?
Мы выпили с ним, Гера спать лег. Я понял, что ему плохо и морально, и физически. И так мне захотелось найти эту тварь, бабу, которая глупую девочку сподвигла открытку настрочить. Она Аду на самоубийство толкнула и попросила кого-то фото сделать. Снимок должен был убедить Аделаиду, что от нее и муж уйдет, и дочка, которую мать без памяти любила. В открытке указывалась Сталина Константиновна Маратова и ее адрес. Я поехал на ту улицу, дверь мне открыла молодая женщина. Увидела удостоверение, испугалась до трясучки, в стену вжалась, шепчет:
– Я ничего плохого не делала!
Я попытался ее успокоить.
– Сталина…
Девица в слезы.
– Меня зовут Лена!
И давай рыдать. Я в квартиру вошел, дверь захлопнул, умыл девчонку, велел спокойно объяснить, что случилось. Узнал глупую донельзя историю! Сталина – хозяйка, Елена – ее домработница. Первая богатая, отец у нее при чинах был, да умер. А дочурка его работать не умела и не хотела, она у себя Лену Рыбину поселила, та за жилье деньги не платила, но убиралась, готовила, белье стирала-гладила, прислугой стала, короче. Сталина вела веселый образ жизни. Она не училась, не работала, каждый вечер убегала куда-то, возвращалась под утро, часто пьяная. Потом от нее перестало нести алкоголем, но вид у Маратовой стал странный: взгляд остекленевший, изо рта вырывалось глупое хихиканье. Войдя в квартиру, Сталина кое-как добредала до спальни, падала в кровать, дрыхла до вечера, затем мылась, одевалась и уносилась. А потом хозяйка исчезла. Пару месяцев Лена сидела тихо, но вскоре поняла, что владелица апартаментов, наверное, умерла. Возможно, она перекурила анаши, которую тогда привозили из Средней Азии. Или кто-то из собутыльников прирезал неразборчивую в связях милашку. Лена решила прикинуться москвичкой: сама она была из глубинки, о своем жилье в столице и не мечтала, а тут такой поворот. В квартире было много дорогих вещей, украшения у пропавшей подружки очень дорогие, их много. И что самое удачное, паспорт Сталины лежал в спальне. Внешне девушки были похожи. Чтобы увеличить сходство, Лена сделала стрижку, как у пропавшей, стала носить вещи хозяйки, продала одно ее кольцо, жила без забот, через год познакомилась с Борей, мальчиком из приличной семьи. У них случилась любовь. Борис сделал ей предложение руки и сердца, попросил невесту пригласить в гости его мать и сестру. Честно предупредил:
– Моя мать, Раиса Ивановна, училка, биолог, но ведет первые классы, характер у нее тяжелый, не спорь с ней. Все равно нам вместе не жить, я к тебе перееду.
В назначенный день пришли к Лене гости: Раиса Ивановна, Борис и его сестра Алена. Девушка выглядела ровесницей Лены. С собой будущая родня прихватила подростка Кирилла. Лена решила, что пареньку лет десять-двенадцать. Он оказался младшим братом Бори, о котором тот невесте не рассказывал. Раиса Ивановна устроила Лене форменный допрос. Та кое-как ответила на вопросы, но…
Иосиф Леонидович встал, открыл шкаф, опять заглянул в амбарную книгу.
– Фамилия учительницы – Шатунова. Во время беседы она заподозрила неладное. Вслух ничего не сказала, но быстро свернула чаепитие, собрала свою семью и удалилась. Боря ушел вместе со всеми и пропал. Появился он через неделю, когда Лена не знала, что и подумать.
Жених вошел, остановился в прихожей и толкнул речь. Суть ее была такова: невеста – обманщица. Она не Сталина, квартира ей не принадлежит, девушка – голодранка, которая решила выйти замуж за парня из приличной семьи, получить прописку. Хорошо, что у Бори внимательная мать, а у нее много друзей. Вывели Елену на чистую воду.
Вот так закончилась любовь. Борис ушел, Лену трясло от страха целый месяц, она боялась, что Раиса сообщила в милицию, самозванку арестуют. Но никто в дверь не стучал, не звонил. Елена перевела дух, успокоилась, а зря. Потому что вскоре она поняла, что беременна. Материальных трудностей Рыбина не испытывала. Ювелирных изделий Сталины ей могло хватить на две сытые жизни. Когда Лена собралась стать матерью, она уже была уверена – настоящая Сталина мертва. Елена может жить как Маратова. Что произойдет, если вдруг-таки появится Сталина? Лена решила отложить решение вопроса до наступления такого случая. Вернется настоящая хозяйка? Ну, тогда и поломаем голову.
Рыбина продала еще одно кольцо из шкатулки, выручила за него сумму, на которую обычная семья безбедно проживет несколько лет, сходила в женскую консультацию, договорилась с доктором. Жизнь ее текла тихо, произошла лишь одна странная, неприятная встреча. Незадолго до того как ей родить, к ней приехала женщина, назвалась Аделаидой и спросила:
– Вы Сталина Маратова?
У Лены екнуло сердце, но она отважно солгала:
– Да!
– Значит, это правда, – прошептала дама, – вы ждете ребенка? Когда роды?
– Скоро уже, – улыбнулась Лена, не понимая, что посетительнице надо.
– А где сейчас ваш любовник? – чуть слышно осведомилась незваная гостья. – Отец будущего малыша.
Рыбина опешила:
– Какое ваше дело?
– Он ничего про свою семью не рассказывал? – продолжала Аделаида.
– Или вы объясняете, зачем пришли, или уходите, – отрезала Елена и на всякий случай, чтобы ее не сочли развратницей, добавила: – Мы с женихом без посторонних разберемся.
– Он с вами давно встречается? – пролепетала Ада.
Елена разозлилась, потом пришел гнев, который вылился в грубость.
– Да! – рявкнула незаконная владелица просторных апартаментов. – Да! Мы безумно счастливы. И никто нам не нужен. Вы в первую очередь. Проваливайте, не желаю вас видеть.
– Что мне делать? – неожиданно спросила Ада. – Что?
– Прыгни с балкона, удавись, отравись, напейся, мне это по барабану! – потеряла самообладание Лена. – Чего стоишь?
Разговор проходил в прихожей. Рыбина ожидала, что странная посетительница убежит, но она вдруг улыбнулась и протянула ей почтовую открытку.
– Возьмите.
– Зачем? – спросила Елена.
– Мне в рай не попасть, – прошептала тетка, – таких, как я, хоронят за оградой кладбища. А вас мне жаль и страшно за малыша. Вы открытку сберегите, когда вас Господь к себе призовет, пусть ваш ребенок ее в гроб положит. А вы на Страшном суде скажете: «Меня Аделаида простила, вот эта почтовая открытка – доказательство того, что она на меня зла не держит».
Аделаида всхлипнула и сбежала вниз по лестнице. Елена захлопнула дверь и лишь тогда испугалась. Что за баба приходила к Сталине? Она точно больная на всю голову! Положить открытку в гроб? Надо же такое придумать. Но даже решив, что гостья больна, Рыбина не успокоилась. Лена постаралась увеличить свое сходство с пропавшей Сталиной. Но те, кто знал настоящую Маратову, поняли бы, что Елена – обманщица. Значит, тетка никогда не видела истинную хозяйку квартиры. Эта мысль слегка успокоила Рыбину.
Иосиф прервал рассказ.
– Когда я приехал к Рыбиной, та уже родила, я не стал уточнять, какого пола и возраста младенец. Меня это не интересовало. Я понял, что, скорей всего, с открыткой связана Раиса Ивановна Шатунова. Попросил у Лены почтовую карточку, которую ей Ада дала. Елена ответила: «Не знаю, куда она делась». Пришлось встретиться с Шатуновой без открытки. Мое удостоверение привело ее в состояние истерики. Мы беседовали в парке, вокруг никого не было.
Иосиф скривился.
– Неприятно вспоминать! Шатунова рыдала, кричала, обвиняла всех. Даже мне, который разного люда навидался, противно стало. В конце концов баба призналась. Она, находясь в гостях у потенциальной невестки, сделала вид, что пошла в туалет, а сама решила поискать документы девушки. Шатунову насторожило, что на некоторые ее вопросы Сталина отвечала неуверенно. Мать Бориса дама без комплексов. Она зашла в спальню хозяйки, порылась в шкафу и нашла там два паспорта. Один на имя Сталины Маратовой, второй на Елену Рыбину. Раиса рассказала сыну, что его невеста мошенница, потребовала от Бори разорвать отношения. И все могло завершиться визитом Бори к Лене, скандалом, который он ей закатил. Но эта история имела продолжение. Шатунова не любила детей, в особенности младшеклассников, Раиса Ивановна не один год преподавала биологию в старших классах. Ей всегда хотелось денег, поэтому учительница намеренно занижала оценки некоторым ученикам, грозила им двойкой в году. «Неуд» в аттестате! Родители пугались, нанимали репетитора. И кто занимался с неуспевающим? Все та же Шатунова. Схема безотказно работала долгое время, а потом нашлась мамаша, которая прекрасно знала биологию и поняла, что ее сыну ставят заниженные отметки. Она нажаловалась директору, Раису уволили, шум никому в таком случае не нужен. Ну зачем школе пятно на репутации? Шатуновой после долгих поисков удалось пристроиться в другое учебное заведение, но там требовалась учительница начальных классов, пришлось упрашивать, чтобы ей дали семилеток. Раиса злилась на весь мир и вымещала дурное настроение на Эмилии Траубе, которая ее бесила. Девчонка из богатой семьи, отец писатель. Туфли маленькая дрянь носила импортные, дорогие, ценой в зарплату Шатуновой.
После того как Герман Траубе побеседовал с директрисой, Шатунову уволили с волчьим билетом. У дурной славы быстрые ноги. Учительницу не взяли ни в одну школу, ей пришлось искать работу не по профессии. В конце концов соседка, директор книжного магазина, взяла ее к себе товароведом. Никакой радости от новой работы Шатунова не получала: она лишилась подарков родителей, не могла более наслаждаться страхом в глазах учеников, которым злая баба ставила двойки. На службу Раиса теперь ходила только из-за стажа.
Один раз, войдя в магазин, она увидела объявление о встрече читателей с главным редактором литературного журнала, писателем Германом Траубе.
Иосиф кашлянул.
– Объяснить вам, какие эмоции она испытала?
Мы с полковником одновременно произнесли:
– Не надо.
– Я тоже так подумал, – хмыкнул Наумов. – Скажу лишь, что Раису прямо заколотило от ярости. Она спряталась в толпе и увидела Германа, модно одетого, богатого, успешного. Похоже, жизнь у Траубе удалась, чего нельзя сказать о Шатуновой, которая из-за него теперь вынуждена сидеть в подвале книжного магазина.
– То, что она сама виновата, ей в голову не пришло? – не выдержала я.
– Мысль «я кузнец своего несчастья», редко возникает у человека, – протянул Дегтярев.
– Кто-то из читателей спросил у писателя о его семье, – продолжал Иосиф, – Герман нарисовал идеальную картину: у него прекрасная жена, умница, красавица, обожаемая мужем. Талантливая дочь-отличница, на пианино играет, рисует, поет. В личной жизни у него полный штиль, шоколад с медом.
– Неужели, задавая знаменитости такой вопрос, человек полагает, что ему скажут правду? – удивилась я. – Откровенно заявят: супруга мне надоела, давно от нее налево бегаю, ребенком не интересуюсь?
Иосиф издал смешок.
– Ну да, мало кто даже сейчас сообщит об истинном положении дел. Но Раиса услышала хвалебную оду Эмилии с Аделаидой, и ее ярость приобрела совсем уж черный цвет, в голове негодяйки моментально сложился план. У Траубе счастья через край? А мы эту идиллию убьем! И она придумала иезуитскую комбинацию.
Наумов закрыл амбарную книгу.
– Все! Как развивались события дальше, вы знаете. Есть вопросы?
Я подняла руку.
– Вещай! – разрешил хозяин дома.
– Кто попросил Эмилию написать открытку? Точно не сама Раиса. Девочка узнала бы вредную училку.
– Алена, дочь Раисы. Ей тогда было слегка за двадцать. Но Эмилии она показалась взрослой, – пояснил Иосиф Леонидович. – Герману я всей правды не доложил, сказал, что все затеял человек, который никогда не входил ни в дальний, ни в ближний круг его общения. Он уточнил:
– Кто-то из писателей?
Я ему ответил:
– Нет. Чужое счастье некоторым людям поперек горла становится. Зависть – вот мотор многих преступлений.
– Имя ты мне, конечно, не назовешь, – заметил Герман.
– Уговор дороже денег, – парировал я. – Ты хотел понять: есть ли среди твоих друзей-знакомых преступник. Ответ: нет. Если у тебя зародилась мысль о мести, то лучше ее на корню затоптать. Спокойно оформляй документы на командировку в ГДР. Ты вдовец, а не разведен, в Москве остается дочь. Все у тебя получится.
И он уехал, более мы не встречались. Конец истории.
Я решила еще раз уточнить:
– Значит, Рыбина не знала, где открытка, которую ей Аделаида дала?
– Я уже говорил, что задал ей этот вопрос, – сказал Иосиф, – она ответила: «Не помню, куда ее дела. Мы в прихожей стояли, может, на комод положила, открытка завалилась куда-то. Не видела ее потом. И зачем она мне?»
Когда мы с Дегтяревым отправились в обратный путь, я не смогла скрыть разочарования.
– Так и не узнали, кто такая Ксения Федоровна Бузурукинская. Вернее, кем она была до того, как стала…
Внезапно язык перестал меня слушаться. Я попыталась повернуть голову, но не смогла, перед глазами запрыгали разноцветные, потом черные точки. Издалека прозвучал голос:
– Дашуля, что с тобой?
Я хотела ответить: «Все в порядке», но не сумела, решила сделать вдох – не получилось. Потолок кабины моего «Мини Купера» перевернулся, на меня навалилось черное липкое одеяло.