Глава тридцать третья

– Будем вам признательны за продолжение истории, – кивнул полковник.

Эмилия развела руками.

– Я спросила у Ирины, где сейчас мой отец, и узнала, что он уехал в ГДР, там познакомился с какой-то фрау, они поженились. Герман Львович остался в Берлине. Он честно до восемнадцати моих лет посылал Семеновой алименты. Потом перестал. Я его не интересовала, а меня грызло чувство вины. Это же я написала письмо! Ощущение, что я убила маму, оказалось очень сильным, настолько, что я решила, как она, уйти из жизни. Наелась таблеток, очнулась в Склифосовского. Врачи откачали дурочку. Больница полнилась пациентами, но меня положили в одноместную, правда, крохотную палату с санузлом. Однажды вечером туда приехал Иосиф Леонидович и откровенно поговорил со мной. Он сообщил, что мой отец постоянно ходил налево, категорически не хотел детей. Аделаида, наоборот, хранила верность супругу, обожала его так, что не могла оценивать его объективно, верила ему безоговорочно. Если Герман сказал, что он находился на совещании в издательстве до полуночи, то это, конечно же, правда. Ада жила с закрытыми глазами. Лишь один раз она пошла против воли мужа: не сделала аборт, родила дочь. Германа малышка раздражала, он старался поменьше с ней общаться. Писатель никогда не любил свою дочь. Не стоит мне пытаться искать отца, налаживать с ним контакт. Ничего хорошего из этой затеи не получится. Еще я выяснила, что папа ухитрился обменять свою огромную московскую квартиру на однушку, прописал там себя и меня. Как ему этот финт удался? Неизвестно. Но понятно, что он получил за аферу неплохие деньги. Сразу после сделки с апартаментами он уехал в ГДР и там осел.

Эмилия усмехнулась.

– Я намотала на ус слова Наумова. Отца не искала, понятия не имею, что с ним. Тетя Ира умерла от старости, завещала мне все свое имущество, включая квартиру и дачу. Я успешная художница, у меня все хорошо. Официально я в брак не вступала, но одинокой не живу. Детей нет, желания обзавестись ими никогда не возникало. Фамилию Траубе я сменила на Красавину. Почему? Она мне просто понравилась. Вот такая история.

– Значит, Сталина Константиновна Маратова вам незнакома? – уточнил Дегтярев.

– Я просто написала письмо под диктовку той женщины, которая назвалась редактором, – пояснила гостья.

– А кто такая Туся? – спросила я.

Эмилия издала протяжный вздох.

– Рада бы объяснить, да точно не знаю, может, это она обманом вынудила меня написать открытку. А может, нет. Вы поговорите с Наумовым. Возможно, он в курсе.

– Он жив? – изумился Кузя.

Эмилия вздернула подбородок.

– Молодой человек, Иосиф Леонидович не мальчик, но его памяти, бодрости и чувству юмора вы точно позавидуете. Я всегда поздравляю Наумова с праздниками. Он в отставке, но дома не сидит, ведет занятия с курсантами. Сейчас найду его контакт.

– Спасибо, номер есть, – остановил ее полковник.

Когда Красавина уехала, Сеня проявил любопытство:

– Александр Михайлович, ты знаком с Иосифом?

– Он мой первый босс, – объяснил толстяк, – и учитель. Легендарная личность. Я тоже поздравляю его со всеми красными датами, иногда навещаю. Сейчас спрошу шефа кое о чем.

Дегтярев приложил трубку к уху и вскоре заулыбался.

– Иосиф Леонидович, это Сашок. Точно! Сашок – пенсионер. Самому не особенно нравится. Хочу воспользоваться вашей уникальной памятью. Нет, не льщу. Знаю, что вы в книжечки все записываете. Уперся я лбом в стену. Герман Львович Траубе. Говорят, вы с ним были знакомы. И Эмилию, дочь его, встречали. Ладно, раз велите не ходить вокруг да около, говорю прямо: мы занимаемся делом, в котором возникла открытка, ее школьница Эмилия по просьбе якобы редактора отца написала. Сейчас явимся. Я и Даша. Конечно, уже к машине идем.

Полковник встал и направился к двери, я пошла следом.

– Он в курсе, кто такая Туся? – крикнул нам вслед Сеня.

– Не уверен, – ответил на ходу полковник, – он велел: приезжай, поговорим.

– Сколько лет Иосифу? – поинтересовалась я, садясь за руль.

– Хм, – протянул полковник, – никогда не задумывался над этим. Ну… э… Да какая разница? Он не так чтобы очень молодой.

Я сделала вид, что напряженно слежу за дорогой. Когда Дегтярев пришел на работу в милицию, Иосиф уже заведовал отделом. А Александр Михайлович не сразу после школы подался в органы, ему, наверное, было лет двадцать семь, когда он получил удостоверение. Скорей всего, Наумову сейчас за восемьдесят.

Но мужчина, который открыл нам дверь, выглядел моложе Дегтярева и, в отличие от Александра Михайловича, не обзавелся лишним весом. Высокий, поджарый, он, похоже, регулярно занимается спортом. Я решила, что вижу старшего сына Иосифа, хорошо, что не успела сказать: «А мы к вашему отцу».

– Проходи, Саша, – велел мужчина.

– Еще раз добрый день, Иосиф Леонидович, – непривычно тихо произнес Дегтярев, – со мной Дарья.

– Так ты уже сказал, что прибудешь с ней, – напомнил Наумов, – топайте, ребята, в кабинет. По коридору налево.

Мы с полковником проследовали в указанном направлении.

– У вас ничего не изменилось, – удивился Александр Михайлович.

– Когда мы с тобой в последний раз виделись? – осведомился Наумов.

– Пару месяцев назад на ваш день рождения, – отрапортовал бывший подчиненный, – только тогда мы в ресторане сидели. В кабинет я под Новый год заходил.

– С тех пор у меня появились новый компьютер и доска модная, – пояснил Иосиф, – невнимательный ты, Саша. Всегда тебя уверенность в собственной правоте подводит и выводы скоро делаешь.

– Вы где-то служите, – сообразила я, – иначе зачем доска?

– Молоток, сообразила, – кивнул Наумов, – без дела меня сразу на погост понесут. Состою в одной структуре. Пригодился им мой опыт, не стали намекать: «Вам, дорогой товарищ, пора на скамеечке в парке сидеть, голубей кормить, а потом, шаркая тапками, домой ползти». Мигом за меня ухватились, закричали: «К нам скорей, к нам». Там, где я зарплату получаю, ценят опыт, ум, связи, а не морду без морщин. Ну, и с чем вы, друзья разлюбезные, пожаловать изволили?

Александр Михайлович посмотрел на меня.

– Нет, сам докладывай, – усмехнулся хозяин, – она расскажет, а ты потом с замечаниями влезешь, как начальник. Мне тебя послушать хочется.

Полковник безропотно стал выкладывать все, что мы раскопали, разыскивая по заказу Волковой правду о ее бабушке. Когда Дегтярев замолчал, Наумов быстро пробежал пальцами по клавиатуре, пробормотал:

– Третий, ящик десять, – встал, подошел к закрытому шкафу, набрал на замке код, распахнул дверцу.

Я увидела полки, сплошь забитые так называемыми амбарными книгами. Наумов вынул одну, полистал, потом вернул на место, тщательно запер свой архив, сел в кресло и начал методично рассказывать:

– У меня был друг, единственный. Мы прошли с ним огонь, воду и всякие трубы. Я ему больше чем себе доверял. По работе мы никогда не сталкивались. Я милиционер, он писатель, небезызвестный вам Герман Львович Траубе. Известно, что у каждого человека свои тараканы. Гера – прекрасный человек, но его насекомые были весьма большого размера и яркого окраса. Если дружишь с человеком, то необходимо понять: ты способен с его вредителями примириться? Если нет, то лучше остаться на уровне приятельства. Но мы с Герой стали настоящими друзьями. Он прощал мне, что я забываю поздравить его с праздниками, днем рождения, что постоянно занят, что редко видимся. А я никогда не лез в его личную жизнь. Гера был не тот мужик, которому нужно было жениться. Он не хам, не дрянь, не пьяница, хорошо воспитан, одет по моде и в придачу литератор. Зарабатывал прилично, имел свою квартиру, машину, дачу, деньги. Ухаживал за дамами красиво: подарки, цветы. Возил их на море, где у членов Союза писателей были дома творчества: Коктебель, Пицунда. Творить поэтам-прозаикам там следовало, книги пачками писать, на море глядючи. Но они на пляже валялись и романы крутили, не художественные, а самые обычные. Любовницы Геры от восторга, как им с Траубе повезло, в корчах бились, планы строили, свадебное платье в уме примеряли. А зря, более четырех-пяти месяцев ни одна не продержалась. Герман быстро остывал, очередная баба начинала его бесить и получала отставку. По какой причине он все-таки женился, а?

Поскольку, задав вопрос, Иосиф посмотрел на меня, я ответила:

– Как честный человек, по залету.

Наумов развеселился.

– Услышав от своей очередной любовницы про беременность, Герман поступал как честный человек. Хватал эту Василису Распрекрасную, но глупую, в объятия, вез к своему другу гинекологу, платил за аборт, забирал потом бабенку, покупал ей ценный подарок и – прощай, «мы не встретимся боле, друг другу руки не пожмем».

Иосиф стал ходить по кабинету.

– Даша, ты ошиблась. Дело было в другом. Гере предложили должность главного редактора толстого литературного журнала. От такого не отказываются. Номенклатура. Большой оклад, продуктовые заказы и самое сладкое – власть. Перед главредом большинство писателей ковром лягут, чтобы он их гениальные произведения опубликовал. Герман согласился. Но маленькая заноза – он был не женат. А в горкоме партии отделом культуры заведовал мужик, который говорил:

– Не имеет семьи, значит, подозрителен.

Перед Герой выбор встал: или он свободный свиристел, но тогда в уютное кресло сядет другой, или запрягается в телегу брака и становится влиятельной фигурой на литературном поприще.