Глава двадцать шестая

– Руди Рудольфовича Свиньева в России нет, – отрапортовал Кузя.

– В юности друзьям часто придумывают прозвища, – встрял Собачкин, – обычно это производные от фамилии.

– Меня называли Васей, – обрадовалась я, – из-за того, что я – Васильева.

– Следуя твоей логике, Свиньева должны были обозвать Свин Свинович, а не Руди Рудольфович, – сердито прервал меня Дегтярев.

Я замолчала. Великолепно понимаю причину дурного настроения полковника. Он не поверил, что в шкатулке может храниться нечто интересное. А там обнаружилась открытка с подписью. У нас впервые появилась тоненькая ниточка, которая ведет в прошлое Бузурукинской. А кто ее нащупал? Дашенька!

– Сколько раз повторять: во время совещания выключайте мобильные, – продолжал злиться Дегтярев.

– Ни у кого ничего не звенело, – удивился Сеня.

– А противный звук «ж-ж-ж»! Это что? – пришел в еще большее раздражение толстяк. – Неужели тут все, кроме меня, глухие?

– Сообщение прилетело, – пояснил Кузя, – к Дашутке.

Я схватила мобильный и увидела, что мне написал Михаил Петрович.

– И как работать в такой обстановке? – гневался полковник. – А?

Я поспешила к двери.

– Сейчас вернусь!

Выйдя во двор, я позвонила мужу.

– Тебе знаком профессор Аристов?

– Нет, но это ни о чем не говорит, – ответил Маневин, – ученых много.

– Михаил Петрович очень хочет заполучить твою книгу «Феномен зависти», – продолжала я.

– Мое авторское эго высоко подняло голову, – засмеялся муж, – с удовольствием подарю ему экземпляр.

– Он милый!

– Не сомневаюсь.

– Что если он сейчас подъедет?

– Прекрасно. Я никуда сегодня не спешу, в кабинете работаю.

– Наверное, минут через пятнадцать Аристов появится.

– Замечательно.

– Если покажешь ему свою библиотеку, вы станете друзьями.

– Все понял. Жду.

Я отправила сообщение Аристову, потом позвонила на охрану, заказала профессору пропуск для въезда в поселок, хотела вернуться в наш офис, но тут во двор вышли все, кроме Кузи. При виде меня полковник остановился и отрапортовал:

– Поскольку кое-кто покинул важное совещание на пару минут для решения своих пустяковых личных проблем и не вернулся через два часа, мы прервали работу.

– Я и пяти минут не отсутствовала, – возразила я.

Толстяк молча продефилировал мимо меня к особняку.

– А ты чего хотела? – ухмыльнулся Сеня. – Зачем нашла шкатулку с секретом! Не переживай. Сейчас Дегтярев поест и подобреет. Пошли, чайку попьем.

– Подожду Кузю, – отказалась я.

– Он остался рыться в закоулках сети, – объяснил Сеня, – любит работать, когда рядом никого нет.

– И почему полковник злится, когда мне удается что-то выяснить? – вздохнула я.

– Потому что он считает себя самым умным, и это правда, – улыбнулся Собачкин, – Александр Михайлович ас. Его уважают и полиция и преступники. Дегтярев много и упорно учился, ему никто не помогал подниматься по карьерной лестнице. У него не было благодетеля, богатых чиновных родителей, он всего достиг сам. По каждой ступеньке прошел, ни одну не пропустил, начинал «топтуном» у чужих подъездов. Взяток не брал, не подличал, не врал. Честнейший, умнейший человек, а его выперли на пенсию. Чем заняться мужику? Цветуйки разводить? Его от огорода-сада тошнит!

– Поэтому я и основала сыскное бюро, – остановила я Сеню.

Тот поднял руку.

– О! Дашутка вложилась. Александр Михайлович типа твой работник.

– Он совладелец!

– Но деньги-то твои!

– Мы полжизни живем в одном доме, давно стали родными.

– В твоем доме!

– Да какая разница!

– Огромная!

– У полковника есть свой коттедж, – напомнила я. – Но он один жить неспособен.

– Вот-вот! – засмеялся Сеня. – Поэтому он всегда при тебе. Не женат, потому что состоял в браке с работой. Вся его личная жизнь – это ты, Маша, Юра, Дунечка, Феликс и куча зверья.

– И что? – не поняла я. – Ты забыл про Марину! Хоть и фиктивная, но супруга!

– А ему надо быть везде главным, – не обращая внимания на мои слова, говорил Собачкин, – характер у него такой. Ты его бесишь!

– Чем? – возмутилась я.

Сеня прищурился.

– Толстяк – профессионал высокого полета. Орел. А ты, Дашуня, в ремесле детектива наглый дилетант. Теорию не изучала, практики неизмеримо меньше, чем у Дегтярева. Этакая мышь веселая, поет, танцует: тра-ля-ля!

– И что? – спросила я.

– Поет, танцует, – повторил Собачкин, – и, бах-бах, неожиданно находит нечто интересное, оно все дело в нужном направлении толкает. Дегтярев работал, старался, но ничего не нарыл. Дашуня развлекалась и, опля, принесла в клювике сочную ягодку. Полковнику не везет, хотя он ломовая лошадь. А тебе все само в руки падает.

– Во-первых, у мышей нет клюва, – засмеялась я, – а во-вторых, я пришла к полковнику с рассказом про шкатулку. Да он меня отправил лесом. Слушай! Я совсем забыла тебе рассказать! У него ночью в спальне была женщина.

– У кого? – не понял Сеня.

– У полковника!

– Во! Наконец-то! – обрадовался Собачкин. – Давно ждал, когда их фиктивный брак с Маринкой перерастет в настоящий!

– Он не с Мариной время проводил, – пригасила я радость Сени.

– А с кем? – остолбенел приятель.

Я остановилась.

– Я тоже теряюсь в догадках. И никак не могла сообразить: как Джульетта полковника прошла к нему незаметно? Собаки не лаяли, Гектор не кричал.

– Если быстренько прошмыгнуть, никто в столовой этого не заметит, – сказал Собачкин.

– А животные? – напомнила я.

– Значит, это Марина, – сделал вывод Сеня.

– Голос был не ее, – возразила я и показала на дом, – спальня полковника на втором этаже, есть балкон. А что рядом с ним?

Приятель хлопнул себя по бокам.

– Пожарная лестница! Архитектора, который строил особняк, на них перемкнуло. Навесил лестницы у окна каждой спальни.

Я согласилась:

– Да, странный дизайн.

Признаваться, что сделать при всех помещениях верхнего этажа аварийные выходы велела я, мне не хотелось. Пусть Сеня думает, что нам попался на всю голову больной архитектор. На самом-то деле это чистая правда. Разве можно назвать нормальным того, кто запланировал для километрового здания техническое помещение в три квадрата? Как туда вместить котлы отопления, бойлер, фильтры для воды? А что происходило в доме, когда мы начали в нем жить! Помнится, когда я зажигала свет в своей ванной, у Дегтярева в комнате выключались люстра и лампа у кровати, а в гостиной сам собой начинал работать телевизор. Ну, да нам еще повезло. Один раз, когда мы с Оксаной Глод шли по коридору первого этажа ее нового дома, под нами, общий вес которых едва достигает девяноста кэгэ, проломился паркет, и мы упали в цокольный этаж. Хорошо хоть угодили на клетчатые сумки с неразобранными подушками, одеялами, пледами… Испугались, конечно. Помню, как смотрели на потолок, а там зияла дыра с неровными краями.

Воспоминания ушли, и мне почему-то стало неуютно, тревожно.

– Эй, чего стоим, пошли, – велел Сеня, – есть хочется. Думаешь, баба к полковнику по пожарке залезает?

Я мигом забыла про приключение с Оксанкой.

– Уверена, что это так.

– Спортсменка, альпинистка! – засмеялся Сеня. – Толстяк с ней в горы начнет ходить.

Я подвела черту под беседой.

– Какие-то события никогда не случатся, потому что они никогда не могут случиться.