Б). Русская православная церковь в Крыму в последние годы правления Сталина (1948–1953)

Во второй половине 1948 года произошел перелом в государственно-церковных отношениях. Властям предержащим все яснее становились ограниченные возможности использования Патриархии на международной арене, и они утрачивали к ней интерес. Сталин переключил внимание к новому витку внутриполитической борьбы. А поскольку значительная часть партийных кадров ратовала за «решительную антирелигиозную войну», вождь не мог полностью игнорировать такие настроения.

Об изменении отношения Сталина к религии свидетельствует то обстоятельство, что в СМИ – в газетах «Комсомольская правда» и «Учительская газета», а также в журналах «Большевик» и «Молодой большевик» – стали публиковаться статьи антирелигиозной направленности.

В 1947 году было создано Всесоюзное общество «Знание», занимающееся пропагандой политических, экономических и естественно-научных знаний. Однако одним из важнейших направлений работы этого общества была пропаганда марксистско-ленинского мировоззрения, основой которого являлся научный атеизм.

В стране до конца 1948 года продолжался медленный рост числа православных приходов. В 1949 году в СССР насчитывалось 14 477 общин (1). Но с конца 1948 года вплоть до смерти Сталина в СССР не было открыто ни одного православного храма. Более того, началось массовое их закрытие. Участились случаи ареста членов клира. В Крыму за решеткой оказались Лобов, Ковшик, Руденко и другие священники (2). Особенно болезненным был для святителя арест о. Григория Афанасьева, с которым он вел доверительные беседы. Некоторых священников органы госбезопасности попросили покинуть Крым по-хорошему. Лука рассказал уполномоченному такой случай. Он перевел из села Адаргин в Симферополь о. Михаила Подъякова. Тот приехал в город в субботу, в воскресенье не смог прописаться, а ночью пришли к нему работники НКВД и предложили выехать из Крыма в 24 часа. О. Михаил, до этого подвергавшийся несколько раз высылкам, собрался и уехал (3).

Изменение отношения руководства партии, государства и правительства к религии сразу сказалось на отношении к церкви на местах. Однако Сталин не пошел на значительное ухудшение отношений с Русской православной церковью, которая продолжала выполнять его важнейшие поручения во внешней политике.

На изменение государственной религиозной политики святитель активно реагировал. Когда в ноябре 1948 года Синод вынудили принять решение о запрещении превращать проповеди в храмах в уроки Закона Божия для детей, он написал патриарху письмо с протестом против «абсолютного» запрещения обучения детей основам веры.

В ответном письме патриарх Алексий I пояснил, что Синод не запрещает обучать во время проповедей народ, включая детей и подростков. Но устраивать классы Закона Божия, напоминает он, мы не имеем права по нашим законам. «Допустим, однако, невозможное, – пишет далее предстоятель Церкви, – именно, что была бы разрешена организация воскресных школ или каких-либо специальных классов для преподавания Закона Божия. Представляете ли Вы себе, какая это была бы богатая почва для обвинения «законоучителей» в контрреволюционных уклонах, в антисоветских выступлениях и т. д. И сколько было бы новых жертв?»

По мнению патриарха, в условиях смены политического курса «вся сила нашей энергии должна быть направлена на надлежащую постановку богослужения, на разъяснение Св. Евангелия и богослужебного чина, на создание должного благоговейного настроения верующих» (4). Точка бифуркации пройдена. И установка «в сторону от катехизации» начинает действовать внутри церковной ограды уже вне зависимости от смены политического курса и желания священноначалия.

9 ноября 1948 года СДРПЦ разослал на места инструктивное письмо, согласно которому священники, осужденные по ряду статей, не имели права проживать в режимных городах и местностях 1-й и 2-й категорий. Принятие этого документа значительно осложняло деятельность Крымской епархии, так как ряд городов полуострова был объявлен закрытой военной зоной, а значительная часть прибрежных городов и селений была объявлена пограничной территорией (5).

Кадровые проблемы, вставшие перед Лукой в первые годы архипастырства в Крыму, обострились. Ухудшились отношения Луки с уполномоченным СДРПЦ, которые и до этого-то были весьма натянутыми. Начинаются «пиар-войны». «Благодаря неумелому подходу со стороны т. Жданова к даче архиепископу рекомендаций, последним были разосланы настоятелям церквей указания о проведении некоторых ограничений в такой форме, что т. Жданов предстал в глазах приходского духовенства и церковников в роли администратора, ограничивающего деятельность духовенства», – читаем мы в одном из документов (6).

Действительно, Лука, после проведенной с ним уполномоченным беседы, разослал настоятелям указы. Вот один из них (февраль, 1952 г.): «Послание всем священникам Крымской епархии: крестные ходы вокруг храма, кроме первого дня Пасхи, запрещены не архиереем, а уполномоченным, и это запрещение должно соблюдаться. В первый день Пасхи обхождение вокруг храма должно совершаться один раз, а не три. Общие обеды в храмовые праздники запрещаются уполномоченным под открытым небом в ограде храма и разрешаются только в закрытых помещениях. Все изложенное в настоящем послании должно быть оглашено прихожанам с амвона» (7).

Кроме этого, было еще несколько указаний, от которых представители СДРПЦ просто бесились. Им хотелось бы оставаться тайными кукловодами. Но с Лукой это никак не удавалось.

«Крымский уполномоченный проявляет мало благожелательности в отношении Церкви. Охотно закрывает церкви и неохотно содействует открытию новых. В Балаклаве народ усиленно ходатайствует об открытии храма, занятого под клуб, но уполномоченный ставит интересы клуба выше интересов христиан и не дает хода их ходатайству» – этими словами из епархиального отчета за 1947 год можно проиллюстрировать отношения архипастыря со Ждановым. Были случаи, когда Лука из-за разногласий не пересекался с ним больше года и всю черновую работу поручал своему секретарю.

Жданов, в свою очередь, стремился убрать Луку с кафедры при всяком удобном случае. В июне 1951 года произошло обновление иконы у прихожанки собора Ольги Коневец. Лука, сначала было согласившийся выставить икону на поклонение, убрал ее, поскольку мнения клириков насчет возможного чуда разделились. Уполномоченный расценил случившееся как обман верующих с целью наживы и предложил руководству СДРПЦ: «Архиепископа Луку, как главного шарлатана в данном случае, окончательно скомпрометировавшего себя среди верующих и вызвавшего возмущение местных советских и партийных органов, удалить в какой-либо монастырь на покой с тем, чтобы он больше не распространял мистические суеверия в массах» (8).

И все-таки не стоит преувеличивать степень самостоятельности святителя в управлении епархией. Даже в самые благоприятные годы она была невелика. Перевод священника, снятие с должности провинившихся руководителей общины, элементарное разруливание ситуации – на все это требовалось хотя бы косвенное согласие чиновника. К тому же многие практические вопросы управления епархией были неминуемо завязаны на местную власть, которая, в свою очередь, тесно взаимодействовала с уполномоченным.

В этой связи показателен разговор между Ждановым и Лукой, состоявшийся 9 сентября 1948 года. Уполномоченный СДРПЦ обратил внимание архиепископа на то, что им очень часто перемещаются одни и те же священники из одного прихода в другой, а чем это обусловлено, ему, Жданову, неизвестно. Лука на это ответил: «Вам знать о причинах необязательно». «Все же прошу обо всех проводимых вами перемещениях и их причинах сообщать мне, иначе я буду воздерживаться от выдачи регистрационных справок», – ответил чиновник (9).

Время конфронтации со Ждановым сменялось месяцами более спокойными, тихими, позволившими Луке как-то сказать: «Мы, духовенство, отмечаем, что вы к нам, Яков Иванович, подобрели» (10). Однако эти слова лишний раз свидетельствуют о жесткой привязке церкви к государству. Ведь фактически уже в сталинские времена чиновник СДРПЦ выступал по отношению к епископу как начальник к подчиненному. Может быть, еще и поэтому Лука лишний раз старался не попадаться на глаза «начальнику». И на предложение уполномоченного почаще встречаться ответил, «что он очень занят», «даже до сих пор не смог выбрать время посетить в Симферополе картинную галерею» (11).

Времени у Луки действительно было в обрез. Ведь он не только управлял епархией, но и активно занимался врачебной практикой. На двери его кабинета было вывешено объявление, которое сообщало, что хозяин этой квартиры, профессор медицины, ведет бесплатный прием ежедневно, кроме праздничных и предпраздничных дней.

Интересно, что среди пациентов хирурга значился и уполномоченный Я.И. Жданов (умер 15 мая 1955 года). Это вносило дополнительную интригу в отношениях властей духовной и светской. В отчетах мы можем прочитать такие пассажи: «Я, предварительно позвонив архиепископу Луке, посетил его на дому. Вначале у нас с ним была беседа о моей болезни (воспаление почек и бронхиальная астма). Просмотрев анализы, он рекомендовал строгую диету в питании и др. После чего я поставил его в известность о необходимости изъятия журнала… Затем архиепископ Лука попросил меня порекомендовать ему хорошую грамотную машинистку и сказал, что он приступил к писанию большой научной медицинской книги «О регионарной анестезии». В конце беседы он заметил, что ежедневно принимает до 6 чел. больных, просил меня знакомить его с анализами моей болезни» (12). Медицинский труд, о котором упомянул святитель, писался несколько лет, но так и не был доведен до конца, – помешала глазная болезнь.

И врачебная, и научная деятельность помогала правящему епископу сохранять дистанцию с чиновником СДРПЦ. 31 мая 1953 года праздновалось 50-летие врачебной и научной медицинской деятельности владыки, и Жданов с уважением отметил: «В связи с этим он получил поздравительное письмо от Министра здравоохранения СССР тов. Третьякова» (13).

«Многие тысячи людей, в том числе воины нашей Советской армии, знают вас как чуткого и отзывчивого врача… Я слышал, что вы пишете новый научный труд, – желаю самого большого успеха и в этом вашем начинании», – писал министр.

Однако поздравительных телеграмм и писем Луке пришло немного. Это, естественно, было связано с его архиепископством.

Уполномоченные СДРПЦ А.И. Жданов и А.С. Яранцев нередко шли навстречу святителю-хирургу. В партийных и советских органах даже сложилось мнение, что они идут на ненужные уступки. Хотя эти уступки, конечно, были незначительны.

В 1950 году Лука пишет рапорт патриарху (копия тут же оказывается на столе у Жданова): «В Симферопольской Епархии продолжается ликвидация сельских церквей. После выселения церкви в районном селе Советском на очередь стала церковь в селе Найденовка (в Найденовке уполномоченный предложил «сельсовету возбудить ходатайство об изъятии у общины здания молитвенного дома, как бывшего колхозного клуба». На что получил ответ, что клуб у них имеется, и использовать это здание они вряд ли смогут. – Б.К.), иеромонаху Клименту, пять лет священствовавшему в этом селе, предложено немедленно освободить дом. О своих прихожанах он отзывается как о весьма верующих людях, но напуганных до такой степени, что никто не решается даже ему предоставить квартиру, и в церковь никто не смеет или не имеет возможности ходить, так как все воскресные и праздничные дни заняты работами.

Церковь в Найденовке придется закрыть. Почти такое же положение и в селе Орловка… Вопиющее положение в селе Магазинка.

После ликвидации церкви в соседнем селе Воинка в 1944 г., под церковь отдали полуразрушенную хату в селе Магазинка. На средства и трудами верующих из развалин был сделан хорошо оборудованный молитвенный дом. Настоятель этой церкви протоиерей Стефан Ковшик развил там столь активную деятельность, что теперь в его приходе не осталось ни одного не крещеного. И вот ему предъявляют требование освободить занимаемое церковью помещение на том основании, что оно принадлежит колхозу и, сверх того, требование уплатить колхозу арендную плату и страхование за 1944–1950 гг.».

В 1949 году в Крыму было закрыто четыре храма (14). В 1951-м – еще один (15). «У нас в епархии имеются три церкви, в которых прихожане отказываются содержать священников. Возьмем, например, село Мускатное. Все священники, которые там были, говорят, что посещаемость церкви очень маленькая, до 5–9 человек в праздничные дни. Треб совершенно мало, и священнику жить нечем, молитвенный дом малый, внизу в подвале и вверху на чердаке местный колхоз устроил складочное помещение и там постоянно стоит шум, гомон и ругань… Церковь в селе Емельяновка, совершенно нечем содержать священника… Церковь в селе Партизанском… Свящ. Клаас, очень хороший священник, поднял храм, но он, к сожалению, отказывается от этого прихода. Его придется перевести в лучший приход, чтобы не потерять его совсем. Староста церкви говорит, что кроме подкармливания священника ничего сделать нельзя, так как население бедное». Эти строки из епархиального отчета похожи на сводку с фронта (16).

И, тем не менее, Луке удалось сдержать волну закрытия сельских храмов. Несколько лет цифры действующих церквей не меняются. Но ему-то хотелось увеличить их число. Обстоятельства, увы, этому не способствовали. За все время служения святителя в Крыму ему довелось открыть только один-единственный приход в 1947 году, хотя попытки делались постоянно.

Например, 19 июля 1952 года «от архиепископа Луки с его отношением поступило заявление от группы верующих с ходатайством». Инициатор подачи заявления рассказал уполномоченному, что в селе Гвардейском и окружающих его населенных пунктах имеются старушки, которые не могут ходить в Ново-Александровку. «Если им будет разрешено открыть молитвенный дом, средства они соберут». В ответ на просьбу чиновник говорит решительно «нет», мотивируя свой отказ тем, что 1) помещения для молитвенного дома не имеется, 2) группа верующих небольшая, всего 43 подписи, 3) действующий храм находится на расстоянии всего 6 км. (Туда пешком 6, обратно 6 немощным старушкам – таково иезуитство власти) (17).

«Ограничительные» меры коснулись переноса храмов в более оживленные места. Любые попытки выбраться из «медвежьего угла» пресекались на корню.

В 1951 году резко выросли налоги. Вопрос о порядке налогообложения священнослужителей, членов церковных советов, певчих и регентов церковных хоров регламентировался Постановлением Совмина СССР № 2584 от 3 декабря 1946 года. По этому постановлению клирики приравнивались к кустарям. Проживавшие в городах священники облагались налогом по ставкам, утвержденным Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 года «О подоходном налоге с населения». Сельские священники привлекались к самообложению в размере 150 рублей, в то время как крестьяне, для сравнения, платили лишь 20 рублей.

Сохранились выдержки из письма Луки в областной финансовый отдел, где он говорит о злоупотреблениях чиновников: «Финансовые органы на местах, в большинстве случаев, при определении размеров обложения руководствуются не данными, декларированными священнослужителями по их фактическим причтовым доходам, а какими-то своеобразно-надуманными исчисленьями облагаемых доходов» (18).

Давайте теперь обратимся к статистике и попробуем высветить некоторые фрагменты картины православного Крыма в эти годы.

В конце 40-х произошел некоторый спад религиозной жизни. Спад временный, во многом связанный с ограничительными акциями властей и атеистической пропагандой. Но, тем не менее, спад. «Если в первые годы после войны церковь посещала значительная часть молодежи, то уже за последние годы этого явления не наблюдается; конечно, имеются еще случаи посещения церкви молодежью, но это уже единицы, да и там, где слабо подготовлена культурно-воспитательная работа; например: в селе Мазанка Зуйского района нет ни клуба, ни кино, ни избы-читальни, а село большое, не менее 500 дворов, и молодежь заявляет, что ей некуда пойти, кроме церкви.

За последние годы установился постоянный контингент посетителей церкви, в основном это женщины пожилых возрастов, имеются и средних, но меньше; мужского населения посещает церковь незначительный процент, посещаемость церкви детьми школьного возраста также постепенно уменьшается» (19).

В 1953-м в Крыму действовало 49 церквей, а практикующих христиан было около 50 тыс. человек, т. е. примерно 6 %. Эти цифры берутся из подсчета уполномоченным числа «исповедников», т. е. тех, кто хотя бы раз в год был на исповеди и причастился.

По этим данным, в 1949 году «исповедников» было 45 400 человек, в 1950-м несколько меньше, 42 905 человек (20).

«Случаев распада церковных двадцаток (то есть групп, состоящих из двадцати человек, которые регистрировали приход в местных органах власти. – Б. К.), и исполнительных органов не было. Но исполнительные органы распоряжениями Архиепископа Луки очень часто переизбираются, в некоторых церквах по 2–3 раза в год» (21).

В 1951-м на приходах служили 53 пресвитера и 1 диакон (22). Храмы на двунадесятые праздники в среднем посещало от 400 до 700 человек в городах и от 150 до 250 на селе (23). Ниже приводится таблица, в которой показана динамика посещения крымских храмов на Рождество и Крещение в годы наибольшего спада «религиозности» (24).

Таблица 1

Если уж мы обратились к сухому языку цифр и фактов, то, наверное, стоит привести данные о числе крещений, браков и отпеваний, позволяющие представить распространение «традиционных ценностей» внутри простого народа. Уполномоченный приводит такие, безусловно, заниженные цифры, взятые из отчетов приходских священников и из бесед с церковным активом (25):

Таблица 2

По сравнению с предыдущими годами число крещений, браков и отпеваний действительно сократилось.

При этом финансовое положение епархии тоже оставляло желать лучшего. В 1948 году доход составил 3 296 259 руб., в 1949 – 3 321 934 руб. (26). На собрании благочинных 18 февраля 1948 года отмечалось, что в 1947 году общая сумма дохода выразилась в 3 779 164 руб., то есть с уменьшением против 1946 года на 30,8 % (5 448 423 руб.) и против 1945 года на 46 % (7 026 193 руб.). «Существующая система обложения церквей на нужды епархии и Патриархии в размере 10 % не обеспечивает содержание последних и создает угрозу срыва финансовых мероприятий Епархиального управления», – говорилось на этом собрании (27). Сокращение дохода поставило епархиальное управление в трудные условия и заставило его пойти по пути ужесточения финансовой дисциплины. В частности, для каждой церкви были установлены твердые ежемесячные ставки взносов на содержание епархии и центрального аппарата; повсеместно было проведено сокращение заработной платы персоналу и хору. Лука высказал пожелание, чтобы ставка церковного старосты, по возможности, была упразднена и сама должность рассматривалась как почетная. Но найти желающих работать бесплатно оказалось непросто, и зарплату старостам все равно пришлось платить. Впрочем, были и те, кто совсем не получал зарплату. К ним относилась сестра русского классика А.П. Чехова Мария Павловна Чехова.