XXII. Использование семейных и сексуальных проблем для контроля над жизнью религиозных общин

Сексуальная революция как подкладка глобального коммунистического проекта утратила свою актуальность уже к концу двадцатых годов, к началу «сплошной коллективизации». Однако советские идеологи прекрасно понимали, что любые социально-экономические программы обречены на провал, если они не включают в себя манипуляции над полом, сексом и семьей. СССР фактически пошел по пути ликвидации пола, строя общество из бесполых людей. То есть, конечно, дети каким-то образом рождались и семьи существовали. Но это было совсем не главным в согласном шествии к светлому будущему. Советская аскетика шла рука об руку с ханжеством, и любой сексуальный скандал грозил провинившимся общественным обсуждением, резолюцией партсобрания и увольнением с работы.

Более того, даже нечаянная демонстрация голого тела воспринималась обществом как скандал. Скажем, второй священник ялтинского Александро-Невского собора о. Леонид Дунаев крестил 17-летнюю девушку, как того и требовал архиепископ Лука, через полное погружение. Дунаев заставил ее «снять с себя все, даже трусики, с тем, чтобы ее полностью погрузить в воду. При обряде присутствовали и мужчины, об этом случае в Ялте немало смеются» (1). Конечно, Дунаев несколько переусердствовал: крещаемая вполне могла остаться в трусах и лифчике, каноны этого не запрещают. На худой конец, можно было попросить всех свидетелей происходящего выйти на время из храма. Но что было, то было.

Архиепископ Лука строго следил за тем, чтобы в среде клира не нарушалась седьмая заповедь «не прелюбодействуй». В начале 1947 года он лишил сана о. Иоанна Нефедова «за открытое сожительство с женщиной» (2).

В 1948 году он перевел из Керчи о. Григория Безталанного, который жил под одной крышей с послушницей Татьяной. О. Григорию было 66 лет, и вряд ли он сожительствовал с этой женщиной. Она просто ухаживала за ним, готовила, шила. Но по городу поползли нехорошие слухи, и святитель, дабы избежать соблазна, отправляет о. Григория в село.

Одинокие священники жаловались иногда уполномоченному СДРПЦ на ригоризм Луки. О. Николай Розанов сообщил чиновнику: «Живу один, содержать женщину епископ не разрешает, хотя сам содержит двух племянниц и несколько монашек» (3). Свящ. Алексей Мосиенко «просил архиепископа дать разрешение взять племянницу, дочь моего брата, погибшего в Отечественную войну; не разрешил, тогда я сказал, что некоторые архиепископы имеют по две молодых племянницы. Лука ответил: можете взять племянницу или другую женщину, если ей 70 лет» (4).

В своих проповедях Лука постоянно говорил о соблюдении целомудрия в браке. На совещаниях благочинных Крымской епархии он не раз подчеркивал, что Церковь признает светский брак, и верующей супруге не следует каяться на исповеди в том, что живет с неверующим мужем.

В то же время Лука просил верующие пары, чтобы они после регистрации своего брака в загсе непременно венчались. Но число венчаний в Крыму во все годы архипастырства Луки оставалось небольшим. Так, в 1948 году их было 371, в 1949-м – 242, в 1950-м – 201, в 1951-м – 171 (5).

Публичное проявление сексуальности встречалось в религиозных обществах Крыма крайне редко. И то, что уполномоченный иногда участвовал в разборе сложных ситуаций, не вызывало протеста, поскольку эти действия рифмовались с общественной практикой. Другое дело, что советский чиновник и здесь стремился найти государственную пользу и ставил секс на службу партии.

Так случилось в Евпатории, где жена 48-летнего пресвитера АСД Петра Сильмана вступила в прелюбодейную связь с проповедником, слесарем Паличем. Через год это выяснилось, и пресвитер постарался исключить Палича из общины. Но за ним стояла группа из семи человек, которые не дали провести такое решение.

И адвентистскому центру пришлось просить содействия у властей предержащих. Уполномоченный СДРК вызвал нарушителя общественной нравственности в горисполком. «В кабинете председателя Евпаторийского горисполкома Палич заявил: «Я молодой, Зина Сильман молодая, духовно мы с ней сошлись, друг друга полюбили и сожительствовали больше года. Сильман старик (старше жены на 21 год), интересов Зины удовлетворить не мог, вот Зина его и не любит. Когда Сильман узнал о нашем сожительстве, то свою жену стал оправдывать, а меня отстранил от проповедника» (6).

Чиновник решил воспользоваться этой ситуацией, чтобы убрать Сильмана. Представителю центра АСД Мацанову он сказал, что оставлять Сильмана пресвитером нецелесообразно. Однако истинные причины этой «нецелесообразности» не привел, а они следующие: «Сильман очень сильный и хитрый проповедник среди неорганизованного населения. Если к приезду Сильмана в Евпаторию в 1946 г. в общине было 20 человек, то на 1 октября 1953 г. Сильман сумел довести количество верующих в общине до 65 человек» (7).

Сильман действительно имел связь с разными группами АСД в Ялте, Старом Крыму, Джанкое. А жена осуществляла связь между ними (8).

Похожий скандал разгорелся и в одной из православных общин. Но здесь чиновник СДРПЦ остался в роли пассивного наблюдателя.

«В марте 1952 г. назревал конфликт в общине Федоро-Тироновской церкви пос. Чехово между священником Березкиным Александром и двадцаткой. Архиепископ Лука распорядился переизбрать старосту Назарову. Жена священника Березкина сообщила архиепископу Луке, что ее муж сожительствует с церковной старостой. После того как Березкин стал приводить в жизнь распоряжение, ряд членов двадцатки запротестовали. Об этом стало известно архиепископу. Последний, чтобы предотвратить назревавший конфликт, священника Березкина перевел в Симферополь, а Назарову распорядился вывести из состава церковного совета» (9).

Конечно, далеко не всегда внешние для Церкви силы оставались в положении постороннего наблюдателя. Не только чиновники СДРПЦ, но и сотрудники МКГБ ставили секс на службу «интересам дела». Самый запоминающийся случай произошел в Евпатории, когда любимцу Луки о. Николаю Ливанову спешно пришлось покинуть Крым.

Николай Иванович Ливанов был скрипачом Крымской областной госфилармонии. Имея хороший голос, он иногда пел в архиерейском хоре. После вручения святителю-хирургу диплома лауреата Сталинской премии он с приятелями устроил небольшой концерт на квартире архиепископа. И вскоре его и его друзей под надуманными предлогами уволили с работы. Ливанов принял сан и развил бурную церковную деятельность. В Евпатории читал проповеди, активно общался с народом, помогал Луке в проведении собраний благочинных. Святитель писал патриарху: «Господь послал новых деятелей на ниве Христовой, горящих духом, интеллигентных, один из которых уже прославился своими неустанными проповедями и энергичной церковной деятельностью».

Но ахиллесовой пятой о. Николая были женщины, и власти предержащие решили воспользоваться этим обстоятельством, чтобы дискредитировать священника и руками правящего архиерея убрать его из Крыма.

Ливанов был рукоположен целибатом. Перед принятием сана архиепископ Лука предложил ему найти жену. Среди знакомых Ливанову женщин было три его ученицы, из которых любая бы пошла за него.

Но одна из них была уже замужем, и Лука не разрешил жениться на второбрачной. Вторая оказалась связана с сектантской средой, и Лука тоже не одобрил брак. Третья училась в музыкальном училище, и он не захотел помешать ее творческому росту.

Однако совсем отказаться от женщины Ливанов не смог. И мы видим, как в докладных записках сотрудников спецслужб его имя начинает мелькать в сексуальном контексте: «Среди церковников пользуется большим авторитетом, ведет активную работу по вовлечению молодежи в религиозную деятельность. Кроме того, имеет большие связи среди женщин и девушек гор. Евпатории, которых принуждает к сожительству. На Ливанова подбирается компрометирующий материал для последующей его компрометации как священника». Этот компромат был вброшен в виде письма ревностного прихожанина, и Лука, конечно, вынужден был принять меры к нарушителю седьмой заповеди. Тот был отправлен на послушание в Троице-Сергиеву лавру (10).

И все-таки случай с Ливановым был довольно редкий. В крымской прессе тех лет, особенно в эпоху хрущевских гонений на религию, верующих обвиняли в чем угодно – в некультурности, в политической незрелости, в корысти, но не в сексуальной нечистоплотности. Не потому, что политтехнологи недооценивали пиаровские возможности «клубнички». Просто реальных поводов для раскрутки оказывалось не много, и часто слухи не соответствовали действительности. Так, по рекомендации сотрудников МКГБ уполномоченный СДРК ознакомил старшего пресвитера евангельских христиан-баптистов по Крыму Мирошниченко с заметкой, направленной в газету «Крымская правда». «В этой корреспонденции пишут, что и. о. пресвитера Шакин был женат 5 раз… Шакин женат на второй женщине, от первой жены осталось двое детей. Других фактов пока не узнали… Шакина надо заменить, как политически неблагонадежного, но пока заменить некем». Чиновник попросил редакцию перепроверить факты, и статья в печать не пошла (11).

Использован был сексуальный мотив и при попытке удаления секретаря Луки о. Михаила Рыхлицкого. На имя уполномоченного Гуськова в феврале 1960 года поступило письмо Ии Вдодович: «Прошу оградить нас от приставаний отца Михаила Рыхлицкого, от которого пришлось уехать даже из Евпатории в с. Пионерское, куда он также продолжает приезжать и пристает, и обещает все для меня сделать, только чтобы я с ним согласилась жить. Я ему сказала, что это грех; он мне сказал, что «нет, я же вас не обижаю». За мой отказ ему он принимает административные меры к моему мужу-священнику». Интересно, что письмо было адресовано на имя уполномоченного, с Лукой Ия, ревностная прихожанка, не посчитала возможным пообщаться, хотя по церковным канонам судебной инстанцией в данном случае являлся именно он. Это говорит о том, что у Ии нашлись «добрые советчики», тайные режиссеры. Лука быстро разобрался, в чем дело, понял, что на секретаря епархии возвели напраслину, и о. Михаил остался на своем месте. Чиновник же СДРПЦ обошелся с супругой священника как с отработанным материалом. О. Виктора Вдодовича по его наводке отправляют за штат с правом перехода в другую епархию. В вину ему вменилось, кроме всего прочего то, что он устроил свою «малограмотную жену на работу счетоводом и регентом хора, которого нет» (12).

В то же время некоторые сексуальные вольности, которые все же бытовали в секулярном обществе, создавали известные трудности для верующих. В частности, для протестантов. Скажем, 8 марта 1960 года «на вечере медицинских работников зав. аптекой объявил благодарность верующей Долговой за хорошую работу. Присутствующие мужчины решили всех женщин, получивших благодарность, поцеловать. Когда стали целовать Долгову, то она одному из мужчин плюнула в лицо. Получился скандал, и сейчас Долгову увольняют с работы» (13).

Религиозные объединения Крыма находили пути решения трудных проблем, в том числе и сексуальных: «В январе 1960 г. на молитвенном собрании пятидесятники приводили к покаянию жену Борисова, которая осмелилась покинуть мужа. Объясняя уход от него, Борисова заявила, что это решение ей внушено богом во время 10 дней поста, которым истязал себя ее супруг» (14).

Иногда преображенный эрос становился ярким миссионерским ходом: «В разговоре с неверующей молодежью религиозный актив восхваляет свою семейную жизнь. Свадьбы справляют пышно» (15).

Уполномоченному, конечно, хотелось бы пресечь такого рода разговоры. Мы видим его поползновения в эту сторону. Так, по наводке чиновника актив общины ЕХБ в Севастополе обсудил действия регента Филиппова, который «был на пляже вместе с группой девушек в количестве 5 человек», и затем повел их в ресторан.

«Филиппов заявил, «что один раз в году необходимо дать свободу плоти». В указанной общине установлены факты, когда молодежь мужского пола посещала молитвенный дом, из-за увлечения девушками попадала под их влияние, впоследствии становилась верующей», – пишет уполномоченный (16).

Совет, впрочем, отнесся к эпистоле скептически: «Сообщение об «умелой обработке молодежи» руководителем, который ходил с девушками из семей баптистов на пляж и в ресторан, никак не может служить доказательством «умелой обработки», так как эти девушки и без него «обработаны» в своих баптистских семьях» (17).

В отчетах приводится немало других, по сути схожих с предыдущим случаев. Так, шофер Мошгуровский познакомился с дочерью пресвитера Севастопольской общины Червякова.

«В результате оказанного на него религиозного влияния, не только дочерью, но, по всей видимости, и при участии самого Червякова, Мошгуровский стал верующим, после чего женился на ней» (18).

Женские прелести, по мнению чиновника, являются важным и – главное – действенным средством религиозной пропаганды: «Керсуненко Павел Яковлевич демобилизовался из рядов Советской Армии, познакомился с верующей Сытник Верой Васильевной, в результате ее религиозного влияния стал посещать молитвенный дом как верующий и вступил с ней в брак» (19).

Секс не только сопрягался с миссией, но и давал возможность нелегалам «на законной основе» конструировать иерархические и общинные связи. Скажем, пресвитер Шоха два раза выдавал дочерей замуж и под это дело проводил совещания руководителей «чистых» баптистов.

Особый сюжет – отношение верующих к браку с атеистами и с представителями других религиозных групп. В отчетах мы находим жалобу лидера симферопольских адвентистов Кассияра на то, что «в их обществе много незамужних женщин». На вопрос уполномоченного «Почему вы не разрешаете им выходить замуж за неверующих?» Кассияр ответил, «что он лично не возражает, но девушки вышедшие замуж за неверующего покидают общину» (20).

В другом месте он говорил о скандале, который разгорелся из-за того, что девушка вышла замуж за неверующего.

К этому эпизоду стоит, наверное, добавить курьезный случай, который произошел в Саки. Невеста, «чистая» баптистка, вышла замуж за верующего ЕХБ. «Они зарегистрировались, и осталось провести просто бракосочетание, но тетка невесты хотела перетянуть жениха в их секту. Молодая стала действовать, а молодой ни в какую, и на этой почве разошлись» (21).