XVIII. Архиепископ Лука и богословские штудии

Перу архиепископа Луки принадлежит богословско-философский трактат «Дух, душа и тело» (1). По замыслу автора, эта книга имела прежде всего просветительские и апологетические цели. В феврале 1945 года в письме своему старшему сыну Михаилу он сообщает: «Непременно хочу написать книгу о духе и теле, а это очень большая задача, и я очень занят ею» (2). По воспоминаниям его внука Николая Сидоренко, на столе у Луки стояли фотографии сыновей, к ним мысленно он обращал доказательства бытия Божия. Его глубокой сердечной болью было то, что его дети, крупные ученые, умные люди, выросли неверующими.

Сочинение не было опубликовано при жизни автора, но получило широкое хождение в самиздате. Можно сказать, что это была одна из немногих современных богословско-философских работ, с которой могли познакомиться советские гуманитарии, интересующиеся религией.

О. Александр Мень отмечал близость некоторых идей Войно-Ясенецкого мыслям Тейяра де Шардена. Первого даже критиковали за «эволюционизм». Что касается антропологических представлений Луки, то здесь он придерживается устоявшихся в русской религиозно-философской традиции представлений.

Над сочинением «Дух, душа и тело» Лука работал в 1945–1947 годах. Находясь в весьма стесненных для ученого условиях, он собирает большую библиотеку, в которую кроме религиозно-философских сочинений входят труды великого физика Альберта Эйнштейна, академика-биолога Александра Опарина, известного французского биолога Жака Леба и многих других.

Книгу «Дух, душа и тело» архиепископ Лука считал главным трудом своей жизни. Она важна во многих отношениях и интересна как работа, связанная с проблемами современной биоэтики.

Где начинается человек? Что отличает его от человекоподобных обезьян – только четыре гена, как выяснили биологи, или что-то еще? Продолжается ли развитие человека как вида? На что он способен и куда идет? Почему нас, современных людей, больше интересуют киборги и иные фантастические создания, чем сосед по лестничной клетке? Что мы знаем о соседе как о человеке?

Эти вопросы можно множить и множить. И из того, как мы на них отвечаем, напрямую следуют наши суждения о допустимости абортов, эвтаназии, трансплантации органов и тканей и тому подобное.

Лука пишет о тройственном составе человека: духе, душе и теле. Под душою он понимает психосоматику, а под духом то, что непосредственно связывает человека с Богом. Взаимоотношения духа, души и тела он рассматривает с точки зрения физики и медицины; затем обращается к философии. Он говорит о том, что мы обладаем не только пятью чувствами, у нас есть неизвестная физиологам способность. Лука приводит только наблюдения. Например, широко известны факты творчества во сне. Весьма важная подсознательная деятельность может иметь место и наяву, и в состоянии между сном и бодрствованием.

Лука пишет о том, что между телом и духом существует постоянная взаимная связь. Жизнь мозга и сердца и необходимая для них жизнь всех органов нужны только для формирования духа и прекращаются, когда оно закончено или вполне определилось его направление.

Если при жизни тела дух был теснейшим образом связан с телом, проникая во все атомы его, был его организующим началом, то почему после смерти эта связь исчезнет? Почему, спрашивает Лука, немыслимо, что в момент воскресения по гласу трубы архангела восстановится связь бессмертного духа со всеми физическими и химическими элементами истлевшего тела и снова проявится организующая и творящая форму власть духа?

Дух жизни действует на человека: «Тихим сладостным потоком изливается любовь матери на прильнувшего к ее груди ребенка, страстное чувство супруга – на горячо любимую жену. Тихим и радостным светом озаряется душа человека, всегда творящего дела любви и милосердия, когда коснется ее благодать Божия. Что же это, как не духовная энергия любви?»

И этот самый дух связывает человека с миром животных и растений: «Вечером на цветущем лугу все множество цветов поворачивается к солнцу, точно воссылая ему вечернюю молитву, а после его заката тихо засыпают, чтобы утром, повернувшись на восток, опять встретить его утренней радостной молитвой. Благоухание цветов – это фимиам Богу. Цветы-кадильницы. Ненюфары широко раскрываются под голубым небом, наслаждаются светом и воздухом, складывают свои лепестки и опускаются в воду, когда темнеет».

Между миром животных и миром растений, считает Лука, нет непреодолимых границ: «В области простейших одноклеточных много почти совершенно похожих форм, из которых одни служат началом растительного мира, другие животного, и различить их почти невозможно. Такие простейшие формы животных, как речная гидра, вольвулюс, совершенно похожи на растения и по своим жизненным функциям почти не отличаются от них. От класса простейших начинаются два грандиозных мира живых существ растений и животных. Постепенное развитие растительного мира дошло до таких великолепных, грандиозных форм, как чудно благоухающие роскошные цветы, стройные пальмы и кипарисы, величественные ливанские кедры, могучие дубы и гигантские секвойи, живущие по три тысячи лет. Совершенно ничтожны по сравнению с ними такие примитивные формы животного мира, как полипы, голотурии, морские звезды и черви, и странно было бы признавать одухотворенность этих низших животных форм и вместе с тем не признавать одухотворенность высокосовершенных и даже грандиозных растительных форм».

А раз дух жизни один для всех, он, по Луке, останется в вечности: «Вся тварь жила бы в свете и радости, если бы грехопадение Адамово не изменило всех судеб мира, и в наставших печальных судьбах жизни она, по греховной воле Адама, которому Бог подчинил ее, подпала суете, нестроениям и страданиям. И для нее есть надежда, что в день прославления всех праведных, искупленных Христом от рабства тлению, она и сама будет освобождена от страданий и тления, то есть станет нетленной… Конечно, бессмертие не будет иметь для твари того значения, как для человека. Ее примитивный дух не может бесконечно развиваться и нравственно совершенствоваться. Жизнь вечная для низкой твари будет лишь тихой радостью в наслаждении новой светозарной природой и в общении с человеком, который уже не будет мучить и истреблять ее. Ему будет цельно и гармонично в будущем новом мироздании, и всякой твари найдется место в нем».

Размышления автора о материи, которая переходит в энергию, о Божественной энергии жизни, которая движет миром, показывают, что Лука стоял на позициях строгого монизма. Идеальное, по Луке, переходит в материальное, и Бог управляет всем посредством энергии.

Монография Луки близка по духу трудам прот. Сергия Булгакова, знаменитого философа и богослова, закончившего свою жизнь в Париже. Оба они стали тайнозрителями Божественной славы и радости, раскрывающихся в Церкви. И того и другого при желании можно обвинить в «пантеизме». В софийной мудрости и духовной энергии недоброжелатели могут увидеть некую эманацию Божества. И, наконец, два языка – язык дискурсивный, философский, научный и язык сердечного видения – существуют у Булгакова и Войно-Ясенецкого вместе, не сливаясь, не претворяясь в один язык. Это их общий недостаток.

Но разве в недостатках дело? Два богослова устремлены ко всему живому, подлинному; они не боятся коснуться каких-то спорных, но актуальных вопросов современности.

Интересно, что в своем апологетическом труде Войно-Ясенецкий нередко обращается к идеям академика Ивана Павлова, работы которого в СССР активно пропагандировались, и показывает, что они сочетаются с христианской антропологией. «Громадное значение имеют исследования Павлова и его сотрудников физиологического значения лобных долей полушарий мозга. Эти доли доселе всеми считались важнейшей частью головного мозга, центрами высшей психической деятельности, органом мышления по преимуществу, даже седалищем души. Но Павлов не нашел в них никаких особенно важных приборов, которые устанавливали бы высшее совершенство нервной деятельности, и кора этих передовых долей больших полушарий, как и вся остальная кора, представляют собой сенсорную область… Эти исследования Павлова соответствуют наблюдениям хирургов над множеством раненых с абсцессами лобных долей мозга. Они, как правило, не сопровождаются сколько-нибудь заметными изменениями психики или расстройством высших мыслительных функций». На основании сказанного автор делает вывод о том, что мозг нельзя считать органом чувств и исключительным органом высшего познания.

Таким органом является сердце человека. Почему? Лука снова ссылается на академика Павлова. И.П. Павлов говорит о том, что в процессе эволюционного развития на раздражения извне наши предки реагировали исключительно мышечной деятельностью, преобладающей над остальными рефлекторными актами. А она связана с деятельностью сердца и сосудов. У современного человека мышечные рефлексы сведены до минимума, связанные же с ними изменения сердечной деятельности сохранились. Сердце осталось для нас органом чувств, точно угадывающим наше субъективное состояние.

Итак, сердце – это орган чувств. И в то же время – это второй орган восприятия, познания, мысли. В нем рождается мудрость; но если сердце лишено Божьей благодати и не воспринимает из мира трансцендентного внушения Духа истины, а расположено к восприятию зла – то безумие обитает в нем.

Под сердцем Писание понимает целостного человека, его целожизненные устремления. Это и физический, и мистический орган. Лука подробно не говорит об этом, но это становится ясным из контекста.

Понятие «сердце» занимает центральное место в религии, в мистике и в поэзии всех народов. Преподобный Серафим Саровский называет сердце «алтарем Божиим», местом Его присутствия и органом Его восприятия. Не случайно новомученики в лагерях иногда совершали Евхаристию на груди, на сердце. В противоположность Декарту поэт Боратынский говорил: люблю, следовательно, существую.

Лука, опираясь на Библию, разворачивает целую панораму «сердечной проблематики». В своем трактате архиепископ вполне сознательно делает шаг в сторону библейского богословия. «Дух, душа и тело» содержит 105 цитат и ссылок на Новый Завет и 143 на Ветхий Завет (3).

В то же время в трактате мы не найдем ссылок на писания Святых Отцов. Блаженный Августин, самый персоналистичный из всех теологов древней Церкви, является исключением, подтверждающим правило.

И в этом тоже знак времени. Патристика, связанная с утонченной греческой философией, перестала волновать россиян. Это было связано не только с понижением культурного уровня, но и с интеллектуальным движением воздуха. Лука, будучи практиком по преимуществу, это почувствовал. Конечно, можно говорить о том, что ему не хватало книг и времени, что годы, когда бы он мог заниматься богословием, были растрачены в тюрьмах и ссылках. В письме к профессору Московской духовной академии протоиерею Александру Ветелеву он признавался, что, когда писал свой труд, ему пришлось очень немного читать, и все это сочинение явилось плодом только его собственных размышлений.

Но это только отчасти объясняет его богословский тренд. Ведь нашел же он время на знакомство с результатами исследований физиков Томсона, Эйнштейна, Лоджа и Гери, философов Канта, Бергсона, Лосского и Соловьева, биологов Дарвина, Геккеля и Гиса, химиков Бойля, Менделеева и Пастера, врачей и психиатров Флери, Пирогова, Ковалевского, Шилтова и Крафа-Эбинга. Одни эти имена говорят об энциклопедичности знаний святителя.

Этот библейский поворот сопряжен с внимательным всматриванием в природу, с переживанием красоты и величия творения. В его трактате есть места, чем-то напоминающие нам «Цветочки» Франциска Ассизского: «Мне принесли букет цветов. О, сколько тонкой, чарующей красоты в этих дивных маленьких творениях Божиих! И вместе с тем, как они прелестны своей малостью, полной кротости, простотой. Тончайшее кружево нежных белых соцветий, голубенькие и розовые, фиолетовые и синие крошки глядят на нас чистыми глазками своих лепестков и венчиков, изливают на нас свой чудный аромат. Ну разве не очевидно, что это немая проповедь душевной чистоты?»

Библейский поворот в трактате «Дух, душа и тело» – веяние времени. Но модернизм Луки завернут в консервативную упаковку. Трихотомическая концепция Войно-Ясенецкого лежит в русле традиционной теологии, хотя некоторые мысли, высказанные ученым в сане, до сих пор вызывают полемику.

В сочинении «Дух, душа и тело» архиепископ Лука лишь касается противостояния веры и науки. Этому ложному противостоянию полностью посвящен написанный в эти годы трактат «Наука и религия» (4).

Интересно сравнивать цитаты в этих работах. Можно найти одни и те же фамилии биологов, физиков, химиков, психиатров, хирургов, историков, философов. Очевидно, что работа над двумя сочинениями шла параллельно.

Размышляя о научной мифологии, Лука пишет: «Научная деятельность движется, она есть процесс «созидания истины путем опыта и умозрения». Этот процесс в науке есть нечто динамическое, становящееся: он проходит через вопросы, искания, сомнения, предположения, которые потом могут оказаться и ложными».

Эти его мысли приводят к утверждению: «Дарвинизм, признающий, что человек посредством эволюции развился из низшего вида животных, а не является продуктом творческого акта Божества, оказался только предположением, гипотезой, уже устарелой и для науки. Эта гипотеза признана противоречащей не только Библии, но и самой природе, которая ревниво стремится сохранить чистоту каждого вида, и не знает перехода даже от воробья к ласточке. Неизвестны факты перехода обезьяны в человека. Бывает скорее обратное в порядке вырождения… Дарвинизм противоречит Библии, но он представляет собой не науку, а лишь мнение ученых, противоречащее научно установленным фактам».

Но это не значит, что Лука отрицал эволюцию как таковую. Просто он связывал ее с действием благодати, божественной энергии. Поэтому в его лице мы имеем святого эволюциониста, покровителя тех ученых-богословов, которые настаивают на эволюционистском понимании происхождения человека. Более того, Лука считал, что эволюция человека не закончена, она продолжится в вечности. Человек и после смерти будет развиваться, духовно возрастать.

Конечно, если мы возьмем церковные слова Луки на Шестоднев, проповеди, сказанные им с амвона, то их при желании можно интерпретировать как чисто креационистские. Однако в сочетании с его книгами все довольно ясно: святой не отвергает эволюцию, но настаивает на ее телеологической обусловленности, понимает ее в контексте Божественного домостроительства.

Именно действием благодати человек стал человеком. Он наделен свободной волей, способностью творить, мыслить. И, главное, он бессмертен. Лука говорит: «В землю зарывается тело человеческое, и оно перестает существовать как тело. Но из элементов, на которые оно разложится, как из клетки зерна пшеницы, силой Божией воскреснет новое тело, не уничтоженный, немощный и бессильный труп, а новое духовное тело, полное сил, нетления и славы».

Бог действует в мире. И ученые, если слышат Его, открывают новые горизонты. «Религия, – говорит Лука, – потому движет науку, что в религиозном опыте мы вступаем в контакт с вечным Разумом, Голосом мира. Кто любит Бога, тому дано знание от Него. Не потому ли часть великих открытий и изобретений принадлежит тем, которые были и великими учеными, и великими христианами… Самые качества упорного исследования – самоотверженный труд, вера в конечный результат, смирение – являются более всего продуктами религии… Профессор Деннерт пересмотрел взгляды 262 известных естествоиспытателей, включая великих ученых этой категории, и оказалось, что из них 2 % были люди нерелигиозные, 6 % – равнодушные и 92 % – горячо верующие».

Согласно Луке, следование за Богом, опыт Присутствия, а не материально-технический прогресс изменяет жизнь человечества. Нужно искать прежде всего Царства Небесного, а улучшение материальной сферы произойдет в контексте нашего духовного роста.

При этом очень важна этика. «Христианская мораль призывает всех людей, забыв о личных обидах, подняться на ту высокую ступень, когда все мелкое и личное уходит из человеческого сердца, становится ненужным. Христианская мораль возводит на ту вершину, когда человек стремится самого себя отдать на служение человечеству, не подсчитывая, сколько людей ему дорого и сколько безразлично».

Два богословских трактата Луки произвели большое впечатление на современников и вызвали у них неоднозначную реакцию. Знаменитый врач, академик И.А. Кассирский восклицал: «Как могло случиться, чтобы одна и та же рука водила пером при написании глубоко научных «Очерков гнойной хирургии» и религиозной книги о «Духе, душе и теле»?» В то же время многие смятенные волной атеизма души вновь обрели в своих сердцах веру, получили ответ на те вопросы, на которые в ту эпоху было невозможно ответить публично. Немало читателей до сих пор интересуются книгой «Дух, душа и тело». Она многократно переиздавалась в постперестроечной России. Не потерял своей актуальности и трактат «Наука и религия», также выходивший большими тиражами.