XVII. Советский атеизм как атеистическая контрмиссия

Советский атеизм как его ни называть: массовый, научный, государственный – был, безусловно, важной частью мировоззрения советского человека. В Советском Союзе атеизм разлился в массы, сформировав несколько поколений неверующих людей – если и не враждебных религии, то глубоко к ней равнодушных. Эта равнодушная масса была тем задником в спектакле, на фоне которого воинствовал, резвился и вел нравоучительные беседы безбожник советского образца.

Главной атеистической силой в СССР, бесспорно, был административный ресурс. Ни о какой свободной конкуренции мировоззрений в тоталитарном государстве, естественно, не могло быть и речи. Государство же жестко увязывало свою религиозную политику с партийными установками, с целями и задачами атеистической работы.

В первые послевоенные годы риторика Союза воинствующих безбожников исчезла со страниц прессы, более того, сам Союз был ликвидирован. Однако с охлаждением церковно-государственных отношений атеистическая пропаганда ожила.

Крымские власти, может быть благодаря авторитету святителя Луки, никогда не бежали «впереди паровоза», не устраивали «упреждающих» антирелигиозных акций. В своей религиозной политике они колебались вместе с линией партии. Но колебались весьма последовательно.

Государственный атеизм в контексте советской жизни служил, так сказать, контрмиссионерским целям. Атеисты-профессионалы «выводили» людей из религии примерно так же, как дореволюционные православные миссионеры «выводили» людей из старообрядчества и протестантизма, то есть опираясь на властные структуры. Попутно они занимались «черным пиаром» религии, изображая верующих как заведомых маргиналов и антисоветчиков.

Показательна в этом смысле лекция А.С. Пугачева, работника Крымского отделения Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний, который в 1951 г. выступал в Симферополе и других местах, где были общины евангельских христиан-баптистов.

Верный марксистской догме о соотношении «базиса» и «надстройки», ученый подпевала застенка утверждал, что «сектантство является результатом классовых противоречий и политической борьбы в форме борьбы одних религиозных верований, взглядов, учений с другими» (1).

Христиане, считает докладчик, «воспитывают ненависть к коллективу, к труду и знанию. Вымышленный библейский бог проклял землю и труд человека, сказав такому же сказочному Адаму: «Проклята земля за тебя». «Почему проклята? Почему это трудящийся должен «в поте лица своего есть хлеб свой»?» – вопрошает Пугачев. И отвечает со всей определенностью: «Да потому, что такая проповедь освящает гнет и эксплуатацию человека человеком, она выгодна эксплуататорам всех времен не только христианства, но и других религий» (2).

Верующие, по мысли лектора, всегда противились советскому строю. Для иллюстрации этой мысли он прибегает к сверхсильным высказываниям и поэтическим конструкциям: «Видя успехи и расцвет социалистической Родины, баптисты-евангелисты запели похоронную: «Ряды редеют, вечер близок, слабеет мощь борцов Христа».

Видя нажим на кулака, изъятие кулацкого хлеба, вожаки-сектанты с кулаками прятали хлеб, убивали уполномоченных, рабселькоров, советских активистов. Чувствуя неизбежную гибель кулака и нэпмана, сектанты взвыли» (3).

Комментирует лектор и распространенные в протестантской среде письма, которые некоторые верующие рассылали по разным адресам. В этих письмах обычно рассказывалось о каком-нибудь чуде и содержался призыв обратиться ко Христу. Подобные акции Пугачев приравнивает к идеологическим диверсиям: «Сектантские «письма с неба» сыпятся до сих пор, чтобы затормозить социалистическое строительство. Наступила не «кончина света», а кончина кулацкого мира… Вот одно из них: «Дорогие братья и сестры. Мы живем с вами в трудные, по учению Евангелия, лукавые дни, когда все силы ада обратились на церковь Христову. Мы, праведники Евангелия, в СССР находимся в огненном кольце антихристова окружения, а поэтому должны быть особенно бдительны и не забывать слов Спасителя: «Будьте просты, яко голуби и мудры яко змеи».

Это значит: умей за фальшивой улыбкой прятать волчьи клыки. Умей обманывать, хитрить, лицемерить, двурушничать, подлизываться, приспосабливаться к духу времени, но выполнять волю американских миллиардеров. Так сектантские вожаки боролись против Советской власти вплоть до Великой Отечественной войны» (4).

Мощными, лапидарными мазками лепит автор образ врага-баптиста: «В Болгарии, Венгрии, Чехословакии, Албании судебные процессы вскрыли всю гнусную человеконенавистническую, антидемократическую, антинародную роль шпионов, диверсантов, бандитов, убийц «братьев во Христе», баптистов-евангелистов, а заодно с ними и католиков» (5).

Лекции на атеистические темы имели для верующих, как правило, обязательный характер. Они специально устраивались в тех организациях и учреждениях, где те работали. Этим сразу достигались две цели: оказание морального воздействия на носителей «религиозных пережитков» и профилактика среди тех, кто непосредственно контактировал с этими носителями на рабочем месте. Никакой свободной полемики и даже возражений на заведомую ложь не предусматривалось. Шло обыкновенное «промывание мозгов» с возможными оргвыводами – увольнением с работы.

Такие лекции читались с расчетом на православных верующих и представителей других конфессий. В документах сохранилось немало информации о «работе» с протестантами, поэтому мы скажем об этом чуть подробнее.

Вот идет очередная лекторская атака на религию, но неожиданно она захлебывается: лектор приводит свидетельства о Христе. Это видно из реплики пресвитера бахчисарайского общества ЕХБ Софиенко на приеме у уполномоченного: «Много лет я работаю в артели «Ударница», но никто не слыхал о происхождении Иисуса, а вот лектор хорошо рассказал».

Но такие неудачи атеистов – случайность: нападки на религию занимают гораздо больше места в выступлении, чем научная часть. В том же разговоре с уполномоченным Софиенко жалуется: «Лектор неправильно выделил нас, баптистов, как реакционеров, людей, которые в Советской Армии служить не желают, оружия в руки не берут. А за что же мне дали в период Отечественной войны боевые ордена? Лектор плохо знает баптистов и потому, что он допустил вторую клевету на нас. Он нас обвиняет, что мы имеем гитары, балалайки, баян и на молитвенном собрании поем песни «Коробочка», «Во саду ли в огороде» и другие, чтобы привлечь верующих» (6).

Уполномоченный постарался исправить некоторые «перегибы» докладчика – как миссионерского, так и политического характера: «В результате беседы с лектором тов. Шатковским, который работает помощником секретаря Бахчисарайского райкома партии, просмотром текста его лекции выяснилось, что тов. Шатковский действительно много уделил внимания мифической личности Христа. Кроме того, тов. Шатковский все секты, какие есть, относит к баптистам и в одном месте, говоря о реакционной сущности религии, особенно подчеркнул реакционность баптистов, и сказал: «Баптисты, пятидесятники в армии не служат».

Мною указано тов. Шатковскому на ряд грубых, неправильных толкований обычаев баптистов, на то, что Шатковский смешивает все секты в единую секту баптистов, и я рекомендовал обращаться к специалистам за необходимой помощью в составлении текста лекции» (7).

Однажды по требованию Совета по делам религиозных культов крымский уполномоченный даже наложил вето на лекцию И.А. Москвитина «Сектантство и его религиозная сущность», «так как в ней содержится обвинение главы Всесоюзного совета евангельских христиан-баптистов Я.И. Жидкова в пособничестве Германии в Первую мировую» (8).

С началом хрущевских гонений работа «по выводу» людей из религии усилилась. Об этом свидетельствуют скупые строчки отчетов. В Феодосии в 1956 г. часть лекторов-антирелигиозников была закреплена «за определенными домовладениями для чтения лекций. Часть активистов-антирелигиозников закреплена за отдельными активными сектантами для индивидуальной работы» (9).

Растет число атеистических лекций, хотя и не так быстро, как хотелось бы коммунистам. В связи с этим газета «Красный Крым» (1.12.1957) пишет: «За весь прошлый 1956 г. в нашей Крымской Области отделениями общества по распространению политических и научных знаний было прочитано лишь 569 лекций на научно-атеистические темы, а в текущем году за 10 месяцев – 1384 лекции, что составляет немногим более 5 % всех прочитанных лекций» (10).

Но вскоре этот недостаток был устранен. «В последнее время обком партии занялся проведением ряда мероприятий, направленных на пропаганду атеистических взглядов. В мае месяце 1957 г. проведены семинары работников горкомов и райкомов» (11).

«Во всех городах и в ряде районов на заводах, фабриках, в совхозах и колхозах проводятся вечера вопросов и ответов на антирелигиозные темы». После лекций бесплатно показывают атеистические кинофильмы, такие как «Темные люди», «Дело отца Панфилия», «Апостолы без маски», «Правда о мощах», «У истоков истины», «Чудотворцы из Бирюлево», «Первые советские спутники земли» (12).

«По всем школам области стали периодически проводиться лекции, доклады, беседы и опыты, разоблачающие религию и суеверия, а в те семьи, которые под разнообразными видами понуждают детей посещать церковь, чаще стали заходить и проводить индивидуальные беседы с родителями учителя, коммунисты, комсомольцы и члены родительских комитетов, а там, где больше всего родители поражены религией, общества знаний организовали лектории» (13).

Во многих школах области стали работать семинары атеистов. Темы, которые на них обсуждались, были специально утверждены районными властями. Среди них – «Реакционная роль Ватикана», «Православие и его реакционная сущность», «Противоположность науки и религии» (14).

Результаты этой, говоря словами Маяковского, работы адовой были налицо: «Член партии тов. Андреев сумел распропагандировать гр. Асютину Лидию Николаевну, которая прекратила ходить в молитвенный дом, а стала ходить в кино, на вечера, занимается в политкружке» (15).

«Ученицу 82 Симферопольской школы Якуцени Светлану завербовали пятидесятники. На помощь Светлане пришла комсомольская организация и учителя школы. Путем индивидуальных задушевных бесед и включения Светланы в общественную жизнь школы, помогли освободиться девушке от религиозного влияния.

Или в Бахчисарае сектанты хотели завербовать Катю Нижнеподцеву (работает на птицефабрике), но товарищи по работе помогли ей теплым словом в трудную для нее пору. Коммунист Шешалевич предупредил девушку, что она работает рядом с сектантами, и разъяснил ей, что представляет из себя их вера. Этим спас девушку от сектантов.

Или в Старом Крыму сектанты завербовали гр. Танищеву (санитарку Старо-Крымского санатория). Отдел пропаганды и агитации Старо-Крымского райкома партии прикрепил к Танищевой грамотного атеиста, который не только систематически проводил с ней беседы, но подбирал для нее художественную и атеистическую литературу, высказывания В.И. Ленина и др. В результате гр. Танищева стала активной атеисткой» (16).

Но, несмотря на подвиги коммунистов Андреева, Шешалевича и иже с ними, «пережитки» нет-нет да и давали о себе знать. «Очень многие трудящиеся Джанкоя верят в бога. Например, в 4-й средней школе проводилось родительское собрание, где стоял доклад на атеистическую тему и организован вечер «чудеса без чудес». Когда стали показывать опыты превращения воды в вино, то 20 человек заругались, что это бесово наваждение, и ушли. Такое же положение было и во 2-й средней школе» (17).

Очень мешали планомерному выводу людей из религии сами верующие: «Известны факты, когда сектанты меняют места работы по собственному желанию, когда партийные и профсоюзные организации начинают проводить работу по отрыву их от религии» (18).

В эти годы среди мелких и средних функционеров широкое хождение получает миф о целительной силе трудового коллектива. Когда, скажем, уполномоченный пишет, что верующие пенсионеры «оторваны от рабочего коллектива» и потому им «трудно преодолеть религиозные пережитки», он выражает ходячие представления о том, каким путем можно перевоспитать верующих. Хрущевский поворот «к ленинским нормам законности» сильно ограничил возможность прямых репрессий. Теперь для «перековки» чуждых элементов партаппарат вынужден был обратиться к более активному использованию административного и партийного ресурсов. Коллектив, ключевые позиции в котором всегда занимали коммунисты, идеально подходил для «оттепельного» насилия. Борьба за чистоту «ленинских принципов» шла рука об руку с усилением механизмов косвенных репрессий, для чего закон, который, по известной поговорке, что дышло, постоянно пересматривался «в свете руководящих решений». Вот и уполномоченный не устает напоминать своему руководству, что для успешной атеистической работы необходимо, «чтобы правительство разрешило накладывать штрафы, привлекать к судебной ответственности лиц, проводивших религиозную пропаганду вне стен молитвенного дома» (19).

Одновременно идеологические работники стремятся к тому, чтобы религиозные лидеры отказались от всякого конструирования внутреннего мира советского человека. «Отдельные пресвитеры уделяют много времени морали. Например, керченский пресвитер Цикол призывает следовать только по стопам Христа, не увлекаться житейским, особенно культурой… Цикол предупрежден, что если еще раз будут такие и подобные им выступления, с регистрации будет снят» (20).

В православных храмах к этому времени перестает звучать проповедь, прихожане боятся перемолвиться лишним словом, чтобы не навредить себе и другим.

В годы хрущевских гонений окончательно сформировался атеизм послевоенного образца с его агрессивным маломыслием, незаинтересованностью в метафизике, отсутствием минимального такта и сдержанности. Интересно, что в постсоветское время он окончательно не умер и продолжает оценивать веру как дебильное свойство насмерть перепуганных людей.