Д) Русская православная церковь в Крыму в период хрущевских гонений (1958–1961)

Русское религиозное возрождение вызвало острую тревогу в высших эшелонах власти, рассматривавших православие в качестве альтернативы марксистской идеологии. И в стране снова начались крупномасштабные антицерковные акции.

Началом атаки на религию стало секретное постановление ЦК КПСС от 4 октября 1958 года «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам «О недостатках научно-атеистической пропаганды» (1).

Вскоре последовали новые удары: увеличение налогов, закрытие храмов, жесткая «проработка» верующих.

Эта смена церковного курса отразилась даже на стилистике отчетов уполномоченных СДРПЦ. Они стали более сухими, сжатыми: цифры, факты, а весь антураж, технология антирелигиозных операций загоняется в подтекст и лишь иногда обнаруживает себя хлесткими фразами.

Совсем не заладились дела у Луки с пришедшим в 1957 году новым уполномоченным СДРПЦ А.С. Гуськовым. Последний сразу постарался отправить правящего епископа за штат. Мотивы чиновника прозрачны: ему нужен «ручной» архиерей. Епархией, утверждает Гуськов, управляет племянница Вера Владимировна, о. Владимир Довбенко, о. Виталий Карвовский и секретарь Елена Павловна Лейкфельд, «что безусловно является ненормальным». Луку можно снять по старости, считает уполномоченный и шлет свои соображения в центр. И вот по поручению патриарха Алексия в Крымскую епархию «для ознакомления с деятельностью арх. Луки» приехал кировоградский епископ Иннокентий (Леоферов). Тот самый, который в бытность святителя тамбовским архиереем был у него секретарем. Предыдущий раздел мы как раз закончили описанием совместной службы двух архиереев в Алуште. Ответ преосвященного Иннокентия патриарху разочаровал СДРПЦ. Владыка «дал положительную оценку деятельности Луки» (2).

И в дальнейшем Гуськов предпринимал попытки лишить святителя кафедры. К примеру, в 1958 году он пишет в СДРПЦ: «Сейчас принимаю все меры к выявлению подачек со стороны Луки «бедным» и школьникам и, как это будет мне только известно, еще раз буду ставить вопрос перед Советом о переводе Луки за штат» (3). Но Московская патриархия до конца защищала старца, да и сам святитель старался не давать повода ищущим повода. Хотя напряжение все время сохранялось.

В 1959 году в 10 храмах Крыма перед алтарем погасли лампады – храмы были закрыты (4). Удары прежде всего были нанесены по сельским общинам.

В Найденовке и Садовом «с большинством верующих и с каждым членом двадцатки в отдельности проводилась индивидуальная работа, как агитаторами, так и руководителями колхоза, совхоза, профсоюзных и комсомольских организаций. Привлечены были к этой работе с верующими и члены семей верующих (сын, дочь, брат), давно порвавших с религией».

«В таком же направлении в 1959 г. ведется работа по распропагандированию верующих и особенно членов церковного совета, двадцаток и ревкомиссий в с. Партизанское, Грушевка, Мускатное, Чистенькая» (5).

В 1960 году еще 9 церквей лишились регистрации, и в 9 из 21 районов Крыма храмов совсем не стало (6).

В 1960 году «из состава двадцаток вышло 427 человек и из состава исполнительных органов 49 человек, все это умело использовалось (ну, как себя не похвалить! – Б. К.) в печати и по радио» (7).

Поводом для закрытия храмов становились раздоры в церковном доме и «технические причины». Механизм был достаточно примитивным, но действенным. По указанию чиновника СДРПЦ инженерная комиссия составляла протокол: здание в опасности, к эксплуатации непригодно. И все. Так были закрыты храмы в Алуште, Ялте, Найденовке, Евпатории… И хотя было очевидно, что дело не в мифических трещинках в фундаменте, уполномоченный неизменно переводил стрелки на епархию.

Против лома, как говорится, нет приема. И все же святитель боролся. После многочисленных жалоб приехал инспектор СДРПЦ Пашкин. Но его миссия, как выяснилось очень скоро, свелась к тому, чтобы покрыть темные дела своего подчиненного. Архивные документы подтверждают это со всей наглядностью.

«Под предлогом аварийности в 1958 г. запрещена служба в м/доме в г. Алупка… Нужно сказать, что дефектный акт составлен с явным жестким требованием. Например, в акте от 5 / 10–58 указано: стены сложены из камня на глиняном растворе, а в справке о технической инвентаризации этого дома, составленной горсоветом 28 мая 1952 г., говорится, что наружные и внутренние стены сложены на извести и состояние их удовлетворительное. Вообще дом по этой инвентаризации признан в удовлетворительном состоянии и за 6 лет он не мог превратиться в аварийное состояние.

В беседе с тов. Гуськовым на вопрос, не преследовалась ли здесь цель предъявить такое требование к общине с тем расчетом, что она не в состоянии выполнить их и молитвенный дом прекратит свою деятельность, тов. Гуськов ответил утвердительно, сказав при этом, что именно они в этом направлении и работали. Это в какой-то степени стало известно архиепископу Луке и дало ему основания писать патриарху жалобу на действия местных органов» (8).

Храм в Алупке, по совету проверяющего инспектора Пашкина, решили закрыть другим путем, а именно заявив, что «община в течение 15 лет незаконно бесплатно им пользовалась, по регистрационным документам общине указанное помещение было передано по типовому договору, который подлежит расторжению» (9).

Таким же путем (из-за ветхости) закрыли храм в Найденовке. Однако уже к декабрю 1958 года ремонт бывшего молитвенного дома закончился, и в нем разместилась библиотека. «Из этого можно заключить, что помещение было не совсем аварийное, т. к. за один месяц произвести ремонт с затратой 150–180 тыс. руб. невозможно», – заключает инспектор Пашкин (10).

По требованию властей епархия вынуждена была прекратить дотации слабым приходам и помощь бедным. «Ни дотаций со стороны епархии малодоходным приходам, ни оказания помощи нуждающимся верующим с благотворительной целью не было, что является положительным фактором, тогда как в 1959 году на благотворительную деятельность было епархией израсходовано 182 365 рублей и дотаций слабым приходам было выдано 26 610 руб.», – рапортует уполномоченный о проделанной работе (11).

Все труднее правящему епископу становится перемещать духовенство, уполномоченный не только требует объяснений переводов, но сам начинает активно запрещать одних священников, рекомендовать через «письма трудящихся» – других. Позиция Луки о замене священников остается неизменной: «Верующий не может не уважать архиепископа, а следовательно, и его Указ, и прихожане не имеют права, без ведома епархиального управления, вешать на храм Божий замок и выбирать священника такого, какого они хотят. Священники не избираются большинством голосов, а назначаются. В моей епархии священники назначаются только мной и больше никем» (12).

На священников в это время оказывается сильное давление. «Архиепископ Лука и его секретарь Карвовский на имя патриарха писали, что местные работники, в том числе уполномоченный, убеждают священников отрекаться от сана». Во время проверки эти факты подтвердились (13).

Правящий епископ, несмотря на гонения, пытается оживить епархиальную жизнь. Со слов уполномоченного мы знаем, что: «Арх. Лука дал указание всем священнослужителям с исполнительным органом церкви усилить проповедническую деятельность в церкви и индивидуальную работу с верующими» (14).

«Священнослужители, члены церковного совета, члены ревизионной комиссии таких церквей, как в пос. Октябрьском, Советском, Айвазовском, Белогорске, Джанкое, Бахчисарае развернули активную деятельность, о чем своевременно были поставлены в известность партийные и советские органы, которые и приняли необходимые меры по усилению антирелигиозной пропаганды, разоблачения религии, как реакционной идеологии, и ее носителей. Воспользовавшись перерегистрацией церковных исполнительных органов, с моей стороны также были приняты меры к сдерживанию активности церковников и в этих шести, как указывалось выше, общинах церковные советы и ревкомиссии по моему требованию были переизбраны, а в поселке Октябрьском свящ. Нечаев снят с регистрации, исполнительный орган не зарегистрирован. Переведен Лукой священник из пос. Советский Фирковский… Снят с регистрации священник Джанкойской церкви Марковский. Переведен Лукой и священник Клаас из Бахчисарая в Алушту, а исполнительный орган мною не зарегистрирован. Не зарегистрирован мною исполнительный орган церкви пос. Айвазовского, а свящ. Дунаев за организацию в церкви сестричества и братства предупрежден» (15).

В 1958 году святитель настроил «священников епархии на благотворительную и индивидуальную работу среди детей. Когда дети стали прислуживать священникам, они их, образно выражаясь, прикармливали, платили от 5 до 25 рублей за участие в богослужении. Меры были приняты по всем линиям, а с моей стороны священники предупреждены об ответственности, как нарушители декрета об отделении церкви от школы, как люди, калечащие душу ребенка – в школе ему говорят одно, в церкви другое, прямо противоположное марксистско-ленинскому пониманию природы и общества» (16).

Давление на духовенство и родителей по поводу посещения детьми церкви существовало и в поздние советские годы. Но логически оно связано, конечно, с хрущевскими гонениями. Хочется привести одно свое стихотворение, где как раз описываются внутренние переживания советского верующего человека:

 

«В храм намедни детей носили». —

«Скользко, поди?» – «Потихонечку шли.

Младшего, надо давно, причастили,

с старшим водицы святой испили,

просфорку съели, к кресту подошли». —

 

 

«Ох, хорошо! Лишь бы в школе не знали». —

«Знают, вот горе, позавчера

отца к начальству-то вызывали,

говорили, вишь, объясняли,

а то, мол, с работы уйти пора.

 

 

И учительница, ах, я не знаю…

детей поставила, давай ругать,

о ин-кви-зиции… не понимаю…

до трех часов ведь… Бог с ней, какая…» —

«Ну что ты, что ты, мать!

 

 

Все ничего! Господь спасет,

Пресвятая Дева покровом покроет,

святой Пантелиимон исцеление принесет».

 

Уполномоченный требует от Луки прекращения всякой благотворительности. Святитель связался с управляющим делами Московской патриархии о. Николаем Колчицким и сообщил, что выплачивает единовременные пособия священнослужителям и их вдовам. О. Николай поддержал архиепископа (17). Но уполномоченный снова вызывает святителя и ставит, как говорится, вопрос ребром: «Я вторично потребовал прекращения Лукой оказания материальной помощи «бедным», как грубое нарушение советских законов, и просил представить мне список лиц, которым выдается разовая помощь… Лука на второе мое требование не отвечает, видимо, снова запрашивает патриарха» (18).

Ушли в Лету те относительно спокойные времена, когда на совещании благочинных можно было обсуждать вопрос о восприемниках при крещении, размышлять о степени их воцерковленности. Теперь на повестку дня ставится сама возможность совершать таинство крещения. Если раньше взрослых крестили только в кладбищенской церкви Симферополя, то теперь Лука отдает указание производить крещение взрослых во всех храмах епархии. «Как установлено сейчас мной, – пишет уполномоченный, – крещение взрослых производится везде по-разному. Одни священники – через погружение, другие, как священник Клаас, через поливание водой. Одни священники, как мазанский, судакский, требуют раздеваться догола, другие, как керченский, оставляют крестящихся в трусиках и рейтузах. Некоторые из священников требуют от взрослых крестящихся знание молитв, другие читают сами и требуют только повторения за ними слов молитвы кумом или кумой.

В 1959 г. необходимо больше поработать со священниками, архиепископом Лукой и его окружением по вопросам прекращения крещения взрослых, добиваясь через беседы, доклады, лекции, печать, радио, индивидуальную работу того, чтобы вообще свести крещение взрослых до минимума или совсем на нет» (19).

По стране одна за другой прокатывались антирелигиозные волны. Религиозная политика становилась все жестче. Руками Московской патриархии власти провели «церковную реформу», суть которой заключалась в отстранении священников от руководства приходами. В одночасье священник превратился в одного из наемных работников, которого в любой момент могли попросить написать заявление об увольнении. Теперь для проведения нужных мероприятий не требовалось даже формального согласия епархиального управления. Достаточно было дать команду исполнительным органам, – и те делали все, что прикажут: и денежки в Фонд мира внесут, и приход закроют.

«В настоящее время исполнительные органы и церковная двадцатка становятся полноправными хозяевами церковных общин. Проходит переоценка (снижение отпускной цены) на свечи, просфоры и др. культовые материалы от 40 до 50 %. Также выносятся постановления исполнительными органами и двадцатками о снижении взносов в епархиальное управление от 30 % и выше. Сокращаются платные певчие, а оставшимся певчим снижается их зарплата от 30 до 50 %. Эта работа уже закончена в 22 общинах из 27 существующих.

Вся эта большая работа проводится по согласованию с гор- райкомами партии, через комиссии содействия уполномоченному Совета».

«В некоторых общинах подбираются более лояльные советской власти верующие. Проведена работа с церковными исполнительными органами и по внесению с текущих счетов церквей некоторых сумм в Фонд мира. Всего 15 540 руб. Никакие сборы на эту цель церкви не проводят, а переводят имеющиеся у них в наличии свободные деньги» (20).

Церковная жизнь угасала. Внук и келейник Луки Николай Сидоренко вспоминает: «В его кабинете висела карта Крыма, где крестиками были помечены все действующие храмы. Горько было снимать эти крестики с карты. Еще помню, как дедушка часто вздыхал: «Всю ночь не спал – думал, как это уполномоченный может распоряжаться, где какому священнику служить?» На каждом шагу чувствовалось, как бесправна наша Церковь».

«Архиепископ Лука, будучи не в силах предотвратить развал епархии, в одной из своих проповедей заявил, что он до крайности удручен тяжелыми церковными делами, в связи с чем намерен уйти за штат», – подтверждает эти настроения святителя чиновник СДРПЦ (21).

«Церковные дела мучительны. Наш уполномоченный, злой враг Христовой Церкви, все больше и больше присваивает себе мои архиерейские права и вмешивается во внутрицерковные дела. Он вконец измучил меня», – напишет архиепископ за год до смерти (22).

В свою очередь уполномоченный рапортует в СДРПЦ: «Лука заявил, как мне стало известно: «Уполномоченный Гуськов злейший враг и ненавистник церкви, и с ним решать церковные вопросы невозможно», и пришел к совершенно неправильному выводу не только не прислушиваться к законному требованию уполномоченного, но и стал поучать священнослужителей решать все вопросы жизни и деятельности общины только с ним и через него, обходя меня. Например: решение облисполкома о закрытии евпаторийской Ильинской церкви, как аварийной, не выполнять, не подчиняться решениям облисполкома о расторжении договора с церковными общинами с. Ново-Александровка, с. Пшеничное и пос. Октябрьский. Не стал последнее время соглашаться ни по одному вопросу, явно игнорируя меня, и потребовал также, чтобы не соглашались с моими рекомендациями и указаниями церковные общины и священнослужители» (23).

Однако долго такой эта ситуация оставаться не могла. Церковная жизнь, даже в усеченном виде, требовала вмешательства архиерея. Поэтому роль посредника стало брать на себя окружение архипастыря.

До последних дней Лука оставался грозой партаппаратчиков и нравственным полюсом церковной власти. Не случайно, что именно к нему приехал секретарь Астраханской епархии от имени целого ряда архиереев с просьбой выразить свой протест Синоду по поводу принятого весной 1961 года постановления, о котором мы упомянули выше.

В принятом по приказу властей постановлении речь шла о коренной ломке всего приходского уклада. Отныне священник переставал быть главой прихода. Храм, его имущество и все права передавались в ведение двадцатки, которую реально назначали районные или городские власти. Двадцатка нанимала священника, сам же пастырь не мог быть членом двадцатки и не имел никакого отношения к управлению храмом. Уполномоченный сообщает: «В мае 1961 г. в Крым приезжал секретарь Астраханской епархии Дашевский с задачей склонить арх. Луку выступить против Постановления Синода от апреля 1961 года о перестройке управления церковью. Дашевский сказал, что он послан к Луке лично епископом Астраханским Павлом, что последний не согласен с этим Постановлением и просит Луку выступить против этого Постановления.

При этом Дашевский сказал, что есть еще епископы, которые не согласны с этим Постановлением, но нужен человек авторитетный, который мог бы повлиять на Синод. Лука заявил, что это может привести к расколу среди епископата, и, сославшись на слабое здоровье, от выступления против Постановления отказался. Дашевский кроме Крыма посетил Москву и Краснодар. Соседями (то есть органами госбезопасности. – Б. К.) проведены по этому вопросу необходимые мероприятия» (24).

Хотя владыка отказался возглавить оппозицию, свое отношение к постановлению Синода, утвержденному, к слову, на Архиерейском соборе 18 июля 1961 года, он выразил в приватном письме. Своей духовной дочери он писал: «Я всецело захвачен и угнетен крайне важными событиями в Церкви Русской, отнимающими у всех архиереев значительную часть их прав. Отныне подлинными хозяевами Церкви будут только церковные советы и двадцатки, конечно, в союзе с уполномоченными» (25).

После смерти Луки процесс разрушения стал еще более стремителен. Ни временный управляющий епархией Алипий (Хотовицкий) (управлял с 19 июля по 14 ноября 1961 года), ни сменивший его предстоятель, митрополит Гурий (Егоров), открыто не могли противиться намерениям уполномоченного, а они сводились к полной ликвидации епархии. «В связи с уменьшением числа приходов целесообразно повести линию на создание условий к ликвидации Крымской епархии», – писал он центральному руководству СДРПЦ (26).

Разрушенные, поруганные храмы стояли в СССР буквально везде. Их остовы являлись своеобразными свидетелями былой славы и нынешнего духовного упадка. И даже в таком неприглядном виде они напоминали о том, что Христос помнит о нас. Что на обломках человеческих жизней – распятый Бог. Эти церкви взывали к совести верующего и неверующего. Требовали ответа:

 

Стою – душа как эти стены,

архангел Михаил с мечом

и «Маша плюс Володя», «Клава —

написано – была недавно».

И трактора стоят исправно,

 

 

а все мерещится: звонят —

Божественная литургия.

Но сердце – сытость и гордыня,

и, значит, точка. Виноват

в том, что случилось.

Вот исход.

А дождик льет —

и дождик льет.

 

После падения Хрущева и свертывания антирелигиозного похода на полуострове осталось только 14 действующих храмов, в которых служили 18 священников и 5 дьяконов (27).

Но, несмотря на «работу адову», данные статистики свидетельствовали об отсутствии сколько-нибудь значительного сокращения «религиозных пережитков». В самый разгар гонений, в 1961 году, «по данным священников, явно заниженным, исповедовалось 36 850 человек» (28).

«Малое стадо», о котором говорил в одной из проповедей святитель Лука, продолжало идти своим трудным и радостотворным путем. Обещанная же Н.С. Хрущевым акция – показ «последнего советского попа» по телевизору – с треском провалилась.