Летающая доска почета

Утром следующего дня генерал Образцов по кличке Образец, он же начальник Факультета, топал в свой генеральский кабинет. У генерала был роскошный повод выпить с замполитом – эту ночь он провёл в клинике гинекологии, где стал дедушкой. Точнее, это его дочка во всем виновата – она там рожала, а дед своими генеральскими эполетами смущал персонал. В десяти шагах позади генерала на свой «чилийский» курс шёл капитан Ольшанский по прозвищу Пиночет. Неясно, чего ему от бедных «чилийцев» в воскресный день понадобилось, скорее всего, просто в очередной раз своих питомцев потерроризировать хотел. Как обычно перед актами садизма, настроение у Пиночета было возвышенно-приподнятым, глаза горели праведно-маниакальным огнём укрепления дисциплины. Вдруг из окна Факультета вылетает плоский объект, в воздухе совершает несколько фигур высшего пилотажа, потом какое-то время планирует как фанера над Ленинградом и втыкается под ноги генералу. Генерал от неожиданности аж подпрыгнул, и от страха чуть в штаны не наложил. Затем стал невротически оглядываться. Заметил Пиночета и истошно завизжал. На вопль из Факультета сразу выскочил Рекс, все вместе они подошли к неизвестному летающему объекту. И правда – фанера. На обороте фанеры написано «Доска Почёта 4-го курса».

У генерала начала нервно подёргиваться щека. Он бесцеремонно ткнул указательным пальцем сначала в грудь Пиночета, потом в Рекса. А затем раздул свою грудь так, что чуть орденские планки с мундира не поотлетали, и визгливым фальцетом заорал: «Р-р-разобраться и наказать!» На генеральский вопль прибежали Тромбоз, Мерзота и Каловый Завал. Вся эта ответственная братия, беспрерывно козыряя, залепетала, что непременно через пять минут виновник будет изловлен и наказан. Но тут остановилось такси, из которого за огромной охапкой цветов выползла полковничья папаха. Это весьма кстати подъехал Вася Кононов, он же Серпомолот. Надо же, какой редкий случай – замполит кстати. Увидив фанеру, замполит изрек: «Вот дожили, уже почётными курсантами раскидываются», а потом вручил цветы генералу и многозначительно постучал по дипломату. Образец с досадой махнул рукой, и высшее командование удалилось обмывать новорожденную внучку.

Чтобы определить этаж, откуда вылетел стенд, большого ума не требовалось – написано же, что четвёртый курс. Но Ольшанский задрал голову, и водя пальцем в небе и медленно шевеля губами, показывал нижним чинам, что проводит немыслимые по сложности логические расчёты. Наконец, Пиночет изрёк: «С четвёртого этажа, третья от угла комната». Ну да, единственная комната, где окно открыто. Капитан, прапор и сержанты со всех ног бросились на Факультет и уже через секунду грохотали сапогами по лестницам. Если обычный вид комнат нашего общежития именовался бардаком, то тут были последствия ядерной войны. Стол перевернут, тумбочки на боку, на полу разбросаны сигаретные окурки. Две кровати сдвинуты и на них спит не соответствующее норме количество человек – поперёк лежат трое. А вот матрас с третьей кровати пуст, но почему-то стянут на пол.

Грозный вопль Рекса, истошный визг Пиночета и тяжелое сопение сержантов нас разбудили в секунду. Мозг от остаточного алкоголя, в наших организмах уже порядком перебродившего в ацетальдегид, соображал плохо, голова раскалывалась. Самое интересное, что ни Ксюжены, ни Сива, ни пустых бутылок в комнате не было. Кое-какую информацию сразу выдал старшина «чилийцев» по прозвищу Клитор: «Товарышш капытан! У ци хлопци, шо з четвэртого, усю ничь туды-сюды бигалы, та й писни спывалы. Я йим говорыв, алы им усё до сраци – мабуть пьяни булы». Пригрозив военным трибуналом за дачу заведомо ложных показаний, Пиночет начал допрос. Фамилия у него была весьма польская, выговор почему-то татарский, а склад ума вообще каких-то народов севера. Он был ужасно глупый капитан и допрашивал нас всех сразу. Мы глядели друг другу в рот и говорили самые безопасные варианты.

– Почему на подоконнике пыл?!

– Какой такой пыл, товщ капитан?

– Ни «какой», а «какая»! Пыл это гряз!

– А-а-а… Э-э-э… За ночь налетела, товарищ капитан!

– Почему окно открыто?

– Виноваты, товарищ капитан, нарушив Устав и «Правила Проживания», мы вчера курили в комнате. После этого открыли окошко, чтобы проветрить. Стало холодно, вот мы и сдвинули койки! Нет, мы не голубые, просто втроём на двух койках да ещё поперёк намного теплее.

– Почему матрас валяется?

– М-м-м… Вымораживали возможных клопов!

– У кого вчера был праздник?

– Шутите, товарищ капитан – ни у кого не было.

– Из вашей комнаты стенд вылетел? И не врать – свидетели свидетельствуют факт открытого окна!

– А-а-а, стенд вылетел… Какой такой стенд? Ах, «Доска Почёта»… Что, правда вылетела? Ей-богу, ничего не знаем, ничего не видели и не слышали!

А мы и вправду не видели и не слышали, хотя конечно, догадались, что это Сив с бодуна в наше окно стенд выбросил. А вот зачем, поди разберись теперь! Может потому, что сам там отродясь не висел? В самом деле, не закладывать же Сива, не рассказывать тут Пиночету про Ксюжену и про водку.

Короче, влудил нам Пиночет по три наряда. Вот уж испугал – да на четвёртом курсе наряды уже совсем формальным наказанием были. Только рано мы радовались – сержанты поумней начкурса оказались. Они разбрелись по комнатам и устроили там перекрёстный допрос. Тех, кто особенно запинался, выталкивали в коридор к Рексу, и тот с ними поступал как нацист-гестаповец с пленными коммунистами. Вскоре пара таких «девочек» раскололась – да, видели, как утром курсант Сивохин снимал стенд со стены. Больше ничего не знаем. А больше ничего и не надо – виновник ясен!

В этот миг Сив спокойненько спал на лавочке в парке через дорогу от кафедры физиологии. Случилось вот что – мы все перепились, накурились и легли спать, а в Сивову комнату нежданно-негаданно приперся кто-то из жильцов. Из тех, кто должен был быть в суточном увольнениии. А Сиву с Ксюженой опять приспичило. Тогда они здраво решили: лучше в комнате, где спят трое пьяных мужиков, чем там, где один трезвый. Тогда они стащили со свободной кровати матрас на пол, чтобы не скрипеть и нас не будить. Утречком они еще раз совершили своё молодое дело, а потом Сив решил устроить Ксюжене экскурсию по расположению курса. Когда дошли до Доски Почёта, Ксюжена заметила на ней портрет курсанта Хутиева – Хута, своего прежнего дружка. Сиву это не понравилось, вот он и выкинул этот стенд в окно. Ну правда, не знал же он, что в воскресное утро там генерал будет идти! Потом Ксюжена пошла умываться, а Сив взял свою канистрочку и отправился с утреца за пивом всем нам на опохмел.

Он всегда так за пивом ездил – у него был смешной велосипед «Десна» со здоровыми педалями и маленькими колесиками. На багажник Сив резинками привязывал канистру и ехал в «Яйца» или в «Очки». Перед ближайшей пивной точкой висела здоровая вывеска «Очки», а за ней сразу шли два пивных ларька, вот мы их и прозвали так. Чтобы не сильно нарушать воинский порядок, хранил Сив свой велосипедик в лыжной комнате, что в другом конце коридора. Получается, что когда он скатывал свой велосипед по одной лестнице, вся Пиночетовская команда неслась вверх по другой. Внизу в «будке-аквариуме» дежурного не было, вот он и вышел незамеченным. А Ксюжена в это время еще одно полезное дело сделала – собрала все пустые бутылки и выкинула их в мусорный бак. Сив пива купил, ну и пару кружечек (или не пару) пропустил по случаю. На обратном пути его с похмелья разморило, вот он и присел чутка вздремнуть на лавочке. А Ксюжена услышала шум в коридоре и тихонечко выглянула – видит, к нам в комнату вваливаeтся куча злющих военных. Поняла она, что это не к добру, пробралась из туалета в первую попавшуюся комнату, открыла шкаф с шинелями и за ними спряталась. Потом уже, когда нас Рекс и Пиночет трясли, её тайком наряд через задний ход вывел – взяли ключи, якобы мусор выносить, и вывели.

Через часок приходит Сив. Мы на него в гневе – ты зачем, зараза, настенной агитацией в генералов кидаешься? Кстати, генерал сегодня дедом стал – вдруг помилует. Поплёлся Сив к метро. У грузин купил три гвоздики, пришел обратно на Факультет и стучится в кабинет к Образцу. А они там с Серпомолотом прилично уже укушанные сидят. Заходит Сив, представляется. Генерал и вопрошает: чего там у тебя?

– Товарищ генерал, разрешите поздравить и повиниться! Я, как фотограф четвёртого курса, сегодня переклеивал курсовую Доску Почёта. Клей был ужасно вонючий. Вынужден был отнести стенд на просушку в ту комнату, где было открыто окно. Курсанты спали, я их не будил. Тихонько положил стенд на подоконник и вышел. Однако информирован сокурсниками, что из-за порыва ветра Доска Почёта вылетела из окна вам под ноги. Прошу считать меня единственно виновным в данном происшествии, и готов понести заслуженное наказание!

Генерал уже давно отошел от первоначального стресса, а после посиделок с замполитом и вовсе подобрел. Встал, по-отечески потрепал Сива по макушке, сказал, что уважает смелых, честных и сознательных, а потом отпустил его на все четыре стороны, никак не наказав. Наряды, правда, не отменили, ну ничего – Сив нам пива привёз, и мы его простили.