Риггс нагружал меня работой большую часть дня. После ланча он заметил, что я в хорошем настроении. Кажется, я насвистывал.
– У тебя хорошее расположение духа. Нашел горячую подружку или что-то другое?
Я пожал плечами.
– Или что-то другое.
Он улыбнулся мне, оторвавшись от «Мартина», с которым работал.
– Ну расскажи.
Я отмахнулся и посмотрел на «Райман» по другую сторону аллеи.
– Вы мне не поверите. Лучше подождем и посмотрим, что из этого выйдет.
Я усердно работал, но мысленно был в другом месте. Когда Риггс вернулся после ланча, то сказал, что в «Раймане» уже полно народу. Продюсер по имени Сэм Кейси был без ума от новой песни, которую его подопечная Делия Кросс спела ему сегодня утром. Как только он услышал ее, то сразу взялся за телефон и начал вносить изменения в сценическую программу. Приехало еще несколько грузовиков. В зале было полно электриков и специалистов по аудио- и видеотехнике. Художники-декораторы одной из ведущих концертирующих групп с длинноволосыми парнями, игравшими рок-н-ролл, получили щедрую выплату за подготовку сцены и общий надзор за ходом работ.
Я не знал, какие ограничения главный храм музыки кантри налагает на свои представления, но было похоже, что в этом случае пределы дозволенного будут расширены.
Около половины восьмого, когда я принял душ, сбрызнул лицо лосьоном после бритья и вошел в заднюю дверь «Раймана», зал был полон, и люди на балконе стояли вдоль стены. Слухи распространились, о чем свидетельствовало количество камер и довольных разряженных знаменитостей. Раньше я видел такое лишь несколько раз, и обычно речь шла об уже хорошо известных исполнителях. В этот вечер должно было случиться нечто особенное.
В восемь вечера, когда начался концерт, я вытирал шваброй пролитую на пол фойе кока-колу. Оттуда я пошел наверх в мужской туалет, где посетители деловито пускали струи не туда, куда следовало. Не слишком приятное зрелище. Уборка заняла еще около часа, так что когда я вышел из туалетной комнаты, Делии осталось исполнить всего лишь две-три песни.
Я стоял на балконе у задней стены и смотрел, как ее затягивает водоворот огней и звуков. Она выглядела так, словно пыталась найти точку опоры посреди всеобщего хаоса. Ее туфли на высоком каблуке были явно неудобными, а одежда выглядела бы уместнее для рекламы пива на Суперкубке, чем здесь, на этой сцене. Утром она казалась умиротворенной и расслабленной, теперь же на нее было больно смотреть. Все равно, что поместить голос, который я слышал, в оболочку, которую я никогда не видел.
Да, он был совершенным с технической точки зрения, и я не сомневался, что масса народу сходит с ума от его звучания. СМИ открыли для публики новую любимицу. Но тотальная распродажа никогда не привлекала меня. Как ни печально, но Делия Кросс сейчас продавала себя у меня на глазах. Я ушел с балкона и отправился за кулисы, где должен был понадобиться, когда шоу подойдет к концу.
Делия исполнила около пятнадцати печен, включая несколько хорошо известных каверов, которые расположили к ней сердца старших слушателей. Концерт завершился, аплодисменты стихли, и я услышал голос Делии. Она тяжело дышала.
– Спасибо вам. Большое, большое спасибо. – Короткая пауза. – Уф! Мне нужно приступить к физическим тренировкам, если я собираюсь делать карьеру таким образом. – Она подбоченилась. – Думаете, это простое занятие? Это так же тяжело, как таскать мешки с песком.
В зале раздался смех.
– Я рада, что мама не позволила мне забросить уроки танцев. Я совсем выдохлась. И я вынуждена извиниться перед теми, кто сидит впереди; думаю, мой дезодорант выветрился час назад. – Снова смех. Она подняла голову и обратилась к тем, кто сидел в звукозаписывающей и осветительной будке: – Ребята, вы не могли бы направить свет повыше? Я хочу убедиться, что в зале еще есть публика. А ваше солнце бьет мне прямо в глаза.
Когда свет отрегулировали, Делия улыбнулась слушателям.
– О, привет. – Она выглядела удивленной. – Вы все еще здесь…
– Делия, мы тебя любим! – крикнул мужчина из зала.
– Посмотрели бы вы на меня в четыре часа утра, – быстро ответила она.
– У тебя или у меня? – выкрикнул тот же голос.
Все рассмеялись. Она прошлась по сцене.
– Пожалуй, с меня довольно.
Зал притих. Делия пододвинула табуретку и села.
– Эти туфли убивают меня. – Она посмотрела на знаменитостей, сидевших в первых рядах. – Не знаю, как вам это удается. То есть у вас есть какой-то секрет? – снова смех. – По правде говоря…
Наступила пауза, пока она снимала свои нелепые туфли. Потом Делия встала и спустилась по лесенке к юной девушке в первом ряду. Можно было слышать ее голос вдали от микрофона: «Мама, это нормально?» Потом Делия произнесла в микрофон:
– Вот, детка, можешь забрать их. Примерно через пять минут ты будешь достаточно большой, чтобы носить эти туфли. Может быть, ты научишь меня, как нужно в них передвигаться, – она обняла девушку, вернулась на сцену и покачала головой. – У меня от них кровавые мозоли.
Смех и энергичные аплодисменты: звезда на сцене стала «одной из нас».
– Я выросла в Калифорнии, где ходят босиком на пляже. Не вижу причин что-то менять.
– Сними все! – крикнул кто-то еще из зала.
Она рассмеялась и посмотрела в ту сторону.
– У меня не такое шоу. – Она погрозила пальцем. – Но ты можешь направиться вон туда по Бродвею и тогда найдешь то, что ищешь.
Для своего возраста она обладала закалкой и сценическим хладнокровием, и публика уже была готова есть с ее ладони.
– Если вы раздумываете, что сейчас происходит, то я тяну время, пока парни кое-что готовят для вас.
Луч прожектора обогнул сцену и осветил нескольких мужчин в черном, напряженно работавших с аппаратурой.
– За последние несколько месяцев некоторые очень талантливые люди взяли меня под крыло, и мы усердно старались найти нужный звук. Выбрать нужную песню или несколько песен. Некоторые из них вы слышали сегодня. – Она дождалась, пока стихли аплодисменты. – За это время я прослушала несколько сотен песен, написанных лучшими поэтами-песенниками. В ходе этого процесса я узнала о себе кое-что интересное. Команда моих менеджеров слушала эти пробы, пытаясь обнаружить звук, который стал бы узнаваемым для вас. Такой звук, который сразу же сказал вам, что «это Делия Кросс», и вы тут же начнете подпевать мне.
С другой стороны, чего хотела я сама? Но это не было моей главной целью, – Она взглянула на своего продюсера: – Извини, Сэм.
Делия повернулась к залу.
– Я слушала много музыки не ради песни, которая бы познакомила вас со мной, но ради такой песни, которая была бы моей. Я искала звук, искала песню, которая нашла бы во мне внутренний отклик. Что-то такое, что зажило бы своей жизнью внутри меня. Это не так просто, как может показаться. Это было довольно утомительно. Я мало спала.
Тот же тип, сидевший на балконе, перебил ее:
– Я могу помочь в этом вопросе.
Делия ничуть не смутилась:
– Твой инспектор по надзору за досрочно освобожденными знает, что ты здесь?
Она подождала, пока смех в зале стих. Затем, как по команде, свет потускнел, осталось лишь одно неяркое пятно там, где стояла Делия. Этот образ наводил на мысль о единственной лампочке, раскачивавшейся над пианино во время вечерней грозы. Я думал о своем отце, о Биг-Биге и о том, как мне хочется, чтобы они были здесь. Потом я подумал о деньгах, об автомобиле и Джимми и понял, что их здесь не будет.
– Я собираюсь исполнить еще одну песню. Это новая песня. – По какой-то причине Делия повернула голову и посмотрела направо, где увидела меня, стоявшего в тени за сценой. Она по-прежнему обращалась к залу, но смотрела на меня. – Надеюсь, вам понравится.
Ее тон позволял предположить, что я буду не в восторге.
Свет погас, и Делия ушла со сцены. За кулисами ее встретила женщина в наушниках, державшая в руках платье и головной убор, напоминавший тиару. Делия переоделась за восемь секунд и встала в нескольких футах от меня, когда заиграли вступление. Чуть позже, когда свет начал мигать и громыхнул гром, Делия повернулась ко мне, ухватила меня за руку и прошептала:
– Мне очень жаль.
Меня удивило, как человек, так уверенно выглядевший в свете рампы, мог выглядеть таким уязвимым в темноте. Превращение было мгновенным, и я спрашивал себя, где же настоящая Делия.
По сравнению с другими площадками сцена «Раймана» не так уж велика. Первоначально она предназначалась для проповедника и хора, поэтому там не очень много места для маневра. Кроме того, она не была оборудована для крупных, по-настоящему зрелищных представлений. Сцена имела определенные ограничения, и с того места, где я стоял, мне было видно, что парни в будке пытаются распределить эффекты правильно.
Грянул «гром», и «молния» осветила заднюю часть сцены у огромного видеоэкрана со сценой надвигающейся бури. Дымовые машины извергали белый дым снизу и сверху, затягивая сцену облачными клубами. Вентиляторы создавали ветер, круживший дым. Когда все вокруг побелело, Делия вышла в центр сцены, где ветер трепал ее волосы. Она стояла посреди бури, ожидая, когда дым рассеется, а музыка достигнет крещендо.
Она так и не дождалась этого.
Нагрузка, возросшая из-за освещения, дыма, вентиляторов и прочих чудес техники, добила и без того перегруженную электрическую панель, и все предохранители, связанные со звуком и светом, с треском перегорели, осыпавшись каскадами искр. Это было похоже на первый пушечный выстрел Армагеддона, вся сцена погрузилась во тьму. В зале мгновенно вспыхнули желтые лампочки аварийного освещения. Делия стояла на безмолвной сцене перед смеющейся публикой.
– Напоминает моего бывшего мужа, – раздался голос где-то в первых рядах.
Музыкальная группа удалилась со сцены, оставив онемевшую Делию наедине со зрителями и последними вспышками искр. Музыкальный критик с фотоаппаратом сделал несколько снимков.
– Милочка, вы хороши ровно настолько, насколько хороша ваша последняя песня, – назидательно произнес он и добавил, обращаясь в пространство: – Она не скоро от этого оправится.
Делия попыталась заговорить в микрофон, но он тоже отключился. Она застыла на месте, не зная, что делать.
Единственным словом, подходившим для описания того, что творилось за сценой и в будке звукооператора, было пандемониум. Тот самый холодный ветер, который дул в зале «Раймана» сегодня рано утром, теперь завывал на сцене. Делия сложила руки на груди, защищаясь от него.
Единственный свет, горевший на балконе, исходил от индикатора «прямой эфир» над будкой радиотрансляции. Оборудование, отвечавшее за трансляцию, очевидно, не пострадало, и свисавшие с потолка микрофоны по-прежнему улавливали звуки на сцене и передавали их на всю страну.
Еще оставалась надежда.
Я вышел на сцену и увидел, что Делия была готова расплакаться, ей грозил нервный срыв. Я снял с ее головы дурацкую тиару и сунул ее за барабанную стойку. Потом я снял фланелевую рубашку, под которой находилась лишь заляпанная белая футболка, и набросил ей на плечи.
– Ты хочешь исполнить эту песню? – спросил я.
Ее взгляд метался.
– Да, но…
– Да или нет. – Я посмотрел на уходящих людей. – У тебя есть три секунды.
Ее взгляд встретился с моим.
– Да.
Я сдвинул две табуретки и перебросил ремень ее гитары через шею. Потом я повернулся к Делии, чьи глаза стали большими и круглыми. Я наклонился поближе, чтобы она услышала меня.
– Просто возьми мои слова и пой их.
Ее рука скользнула по моей руке. Еще одно прикосновение, эхо сонарного сигнала. Она кивнула.
Я ударил по струнам и семь раз пронзительно свистнул, с каждым разом все громче. В ушах у меня звенели отцовские слова: «Великие исполнители велики не потому, что могут сыграть все ноты, а потому, что они этого не делают».
С учетом многолетней практики и таинства прекрасной кафедральной акустики «Раймана», я создал целую какофонию звуков, чтобы привлечь внимание присутствующих. Громкий свист по самой своей природе предназначен для этого. И хотя я остановил всеобщий исход, все же именно Делия вернула людей в зал и заставила их занять свои места.
В тот вечер мой мир изменился.