«Брошенный» ребенок Астрид Линдгрен
Писать сказки – дело сложное, но увлекательное. Отпускаешь фантазию на волю, и вот уж вырисовываются черты и характеры придуманных или списанных с друзей детства персонажей. Этим маленьким созданиям можно приписать мечты и разочарования, их голосами можно рассказать обо всем, что тревожит, и никто не догадается, что они – это ты, твои обиды, твои переживания. Куда сложнее выйти к журналистам и откровенно рассказать о своей жизни, о своих ошибках, о своей боли.
Неумолимо будет бежать время, и однажды в чужой стране, в двадцать первом веке кто-то забредет в интернет и спросит:
«А вы не знаете, почему в молодые годы шведская писательница Астрид Линдгренотдала своего новорожденного ребенка в приемную семью?».
Знаем. И чтобы избежать пересудов, расскажем и вам.
Ей было восемнадцать, и в ту пору она носила фамилию Эрикссон. Родилась и воспитывалась Астрид в небольшом провинциальном городке под названием Виммербю. Описывая те края, местные жители чаще всего вспоминали ярмарку, на которой продавали коров. Как бы далеко ни отъехал от ярмарочной площади, а все равно было слышно заунывное мычание буренок. Здесь же крестьяне продавали масло, молоко, вышитые дорожки, свежеиспеченный, сильно отличавшийся от магазинного, безвкусного, душистый, ароматный хлеб. Росла Астрид в дружной, многодетной, работящей семье. Казалось, дальнейшая судьба девушки определена: придет и ее черед стать невестой, родители выберут ей мужа – так тогда было принято, родятся дети, молодые построят дом здесь, в Виммербю. Но, поспешив, дрогнуло сердце, потеплело в груди. А вскоре Астрид узнала, что с ней «случилась беда» – она беременна.
Позже, в 1977 году, писательница рассказывала: «Это сегодня женщина может смело рожать ребенка в браке или вне брака – по большому счету, разницы никакой. А в двадцатые годы, когда я поняла, что жду ребенка, могли затравить. Причем не только меня, но и всю мою семью, моего малыша. Узнав о том, в какое положение я попала, родители были убиты горем. Не скажу, что они сильно упрекали меня, просто думали, что если уж я и собралась рожать, то лучше бы, чтобы у этого малыша был другой отец».
Она и сама так думала, не желая даже вспоминать о том, от кого носила свое дитя.
«Меня не выгоняли из дома. Я ушла сама. Решила, что лучше уехать подальше, чем упасть в яму со змеями и утянуть туда сестер, брата, мать и отца», – рассказывала Астрид.
В Стокгольме юная фрёкен Эрикссон сняла комнатку в пансионе и стала обучаться стенографии. Неопределенность пугала: быть может, напрасно она уехала из родного дома. Куда они пойдут, когда родится ребенок? Как она сможет зарабатывать на жизнь и одновременно ухаживать за новорожденным?
Спасительной соломинкой стала для Астрид случайно прочитанная в одной из местных газет статья. Это был материал о Еве Йоханне Анден – шведском юристе, первой женщине, вошедшей в шведскую ассоциацию адвокатов. Ева оказывала правовую и любую другую помощь дамам, оказавшимся в сложных жизненных ситуациях. В свое время она выступала в защиту женщин-рабочих, которые были арестованы за попытку аборта. Лесбиянка, феминистка, не признававшая мужчин и прожившая несколько лет в браке со своим секретарем Лизой Экедаль, Ева водила дружбу с революционеркой Александрой Коллонтай и, казалось, ничего не боялась.
Выслушав обратившуюся к ней Астрид, Ева помогла девушке уехать в Копенгаген, устроила ее в Государственную больницу, в которой в условиях секретности рожали незамужние женщины. Оставшиеся месяцы до родов, девушка могла жить в семье, которую тоже нашла Ева и которая согласилась взять новорожденного на воспитание.
Астрид родила накануне Рождества 1962 года. Ларса – так она назвала своего мальчика – Эрикссон передала на руки приемной матери фру Стивенс, у которой к тому времени уже было двое детей.
«Утешало одно: фру Стивенс была очень хорошей женщиной. Все годы, что Лассе провел в приемной семье, ему было очень хорошо. «Матушка» и «братья» – так он стал называть их, когда подрос, – любили моего сына. Мне же, напротив, было очень плохо. Я должна была закончить обучение, найти работу и придумать хоть что-нибудь, что позволило бы забрать ребенка к себе. Это было время лишений и непрекращающейся тоски по моему мальчику».
Устроиться на работу оказалось не так просто. Но, наконец, удача улыбнулась ей, и Астрид получила место продавца в одном из шведских торговых центров. При малейшей возможности она покупала билет и мчалась в Копенгаген.
«Деньги платили небольшие – сто пятьдесят крон. На поездки в Копенгаген их не хватало. Тем не менее я умудрялась откладывать, занимать, выкручиваться.
В те дни она и ее приятельница, конторская служащая, снимали комнатку на двоих, спали на маленькой кровати с железными пружинами, недоедали.
«За комнату надо платить сто крон, – писала Астрид родителям. – Мы вынуждены отказаться от завтрака. Покупаем себе немного хлеба. К тому же, Гун потеряла работу».
В очередной раз собравшись в Копенгаген, Эрикссон, не отпросившись у начальства, убежала из магазина в середине рабочего дня.
«В городе меня увидел человек из вышестоящего начальства и, когда я вернулась в Стокгольм, узнала, что уволена. Мой непосредственный начальник относился ко мне с симпатией и порекомендовал обратиться в редакцию путеводителя, редактором которого оказался Стуре Линдгрен».
Не успела Астрид устроиться на новую работу, как узнала страшную новость: у фру Стивенс – сердечный приступ. Её сыновей забрали родственники, за Ларсом присматривают то друзья приемной матери, то соседи.
«Лассе стал жить со мной. Он вдруг тяжело заболел, и хвори не было ни конца ни края. Три месяца ребенка мучил кашель. Это был коклюш. Самое страшное время в моей жизни. Я тогда совсем не спала: лежала и прислушивалась. Время от времени он вспоминал о той своей семье и говорил: «Матушка и братья, наверное, давно спят». Я пряталась под одеяло и беззвучно рыдала».
Узнав о сложностях дочери, родители настояли, чтобы их девочка вместе с внуком вернулась домой.
«И мы вернулись в Виммербю. Гуляли до упаду. Иногда падали от усталости на траву и засыпали. Я научила Ларса лазать по деревьям. Помню, как-то мы с сынишкой зашли в один из местных магазинчиков. Ласе все время называл меня мамой, когда же я сделала заказ и обмолвилась, что меня зовут фрёкен Эрикссон, продавец едва не упала за прилавок. Побледнев, она уточнила, будто бы не верила собственным ушам:
«Фрёкен?»
«Да!» – гордо ответила я.
В 1931 году Астрид Эрикссон вышла замуж за Стуре и забрала сына в Стокгольм.
А три года спустя у супругов родилась дочь Карин. Впрочем, это уже совсем другая история.
