Кукловод
Сегодня отыскать информацию об английском дирижере Томе Скотте не так – то просто. Разве только в книге «Судьба акробата» английского артиста цирка Джима Брента, гастролировавшего по советской России в 1920-х годах. Именно он поведал миру о человеке, которого за глаза прозвали «кукловодом», а все потому, что Том был едва ли не первым дирижером оркестра слепых. Соединенный с каждым из своих музыкантов шнурками, а также использовавший особую систему сигналов, Скотт добивался от оркестрантов нужного темпа и контролировал все нюансы игры.
«Друзей находят в коллективе!»
«Наверное, у каждого из вас, ребята, есть своя любимая игрушка. А может быть, даже две или пять. У меня, например, когда я был маленьким, было три любимых игрушки: громадный резиновый крокодил по имени Гена, маленькая пластмассовая кукла Галя и неуклюжий плюшевый зверек со странным названием – Чебурашка. Чебурашку сделали на игрушечной фабрике, но сделали так плохо…».
Так начинается хорошо известная многим из нас книга Эдуарда Успенского «Крокодил Гена и его друзья». Я не просто так остановилась на «плохо», ведь именно это слово, произнесли в свое время редакторы, прочитав историю о Крокодиле и Чебурашке.
«Книгу долго отказывались печатать. Многое из того, что я писал, объявляли антисоветчиной, – рассказывал журналистам Эдуард Николаевич. – Если вы помните, в одном из эпизодов Гена искал друзей по объявлению».
«Когда кончался рабочий день, Гена тщательно одевался и шагал домой, в свою маленькую квартиру. Дома он читал газеты, курил трубку, и весь вечер играл сам с собой в крестики – нолики. Однажды, когда он проиграл сам себе сорок партий подряд, ему стало очень и очень грустно.
«А почему я все время один? – подумал он. – Мне надо обязательно завести себе друзей». И взяв карандаш, он написал такое объявление: «Молодой кракодил пятидесяти лет хочет зависти себе друзей».
«Помню, как мне выговаривали, – рассказывал Эдуард Николаевич. – Мы же не на Западе каком! Мы в СССР! А в СССР не может быть одиноких людей. Это в буржуазном обществе знакомятся по объявлению, а в советском – находят друзей в коллективе! Кто-то из рецензентов решил, что я срисовал образ Гены с чиновника. Кому-то не нравилось, что Гена курит трубку. Меня даже обвиняли в пропаганде алкоголизма в детской книжке только потому, что мой герой заявлял «Капля алкоголя убивает крокодила!» Звучали претензии и по поводу пионерской организации, которую я невольно оскорбил, написав, что Чебурашка и Гена собрали больше металлолома, чем пионеры. Меня критиковали в газете «Правда», критиковали возмущенные курением героев родители. Каждое предложение нужно было проверять. Под запретом были даже такие слова, как «кухня» – потому что слово это немецкое, и «табуретка» – потому что лучше писать «лавка».
Кто знает, вышла бы книга «Крокодил Гена и его друзья» или нет, если бы не замечательный редактор Надя Терехова. Она обратилась к иллюстратору Валерию Алфеевскому, тот прочитал сказку и сказал: «Я эту книжку исправлю рисунками».
И действительно, как утверждал впоследствии Эдуард Николаевич, художник свое обещание выполнил.
Как петух стал кукушкой
Как известно, в деревню утро приходит с криком петуха. Прекрасно зная об этой особенности, немецкий часовщик по фамилии Кройтц захотел сделать часы с петухом. Из мансардного окошка деревянного домика, вырезанного кухонным ножом, выглядывала искусно выточенная из дерева птица. По задумке мастера игрушечный петушок должен был появляться из окошка по истечении каждого часа и кукарекать с помощью специального, задуманного мастером механизма. Но вот ведь беда: пресловутое «ку-ка-ре-ку» оказалось слишком сложным для часов, и Кройтц начал думать, кем петуха, а точнее – его кукареканье можно заменить. Думал до тех пор, пока однажды в лесу не услышал: «Ку-ку, ку-ку». Всего два тона! Так в ходиках поселилась кукушка. Два свистка в часах соединялись с воздуходувками, наполнявшимися воздухом. Быстро одна за другой воздуходувки под тяжестью собственного веса опускались, и свистки имитировали кукование.
«La bande de Picasso»
Родственные души, они частенько сердились друг на друга: художник Пабло Пикассо журил поэта Гийома Аполлинера за то, что тот пишет ему слишком короткие письма. Аполлинер выговаривал приятелю, что тот никак не соберется проиллюстрировать очередную его книгу. Ведь сколько раз обещал, а в итоге со всеми тремя сборниками пришлось обращаться к другим художникам. Но какие бы претензии они не предъявляли друг другу, знакомые неизменно видели друзей вместе. Когда у обоих выдавалось свободное время, Гийом и Пабло ходили друг к другу в гости, болтали ночи напролет и потягивали винцо в каком-нибудь злачном месте. Художник, поэт… И авантюрист, однажды прибившийся к их столику. Веселый малый Жери Пьере появился, как черт из табакерки. Он много пил, бесконечно шутил и весьма органично вписался в их компанию. Не прошло и года с момента знакомства, как Пьере стал личным секретарем Аполлинера. Человеку непрактичному, витающему в облаках и даже в тридцатилетнем возрасте остающемуся большим ребенком, Гийому просто позарез нужен был тот, кто, наконец, наведет порядок в его делах. Почему поэт выбрал для этого именно Пьере – загадка. Работал Жери спустя рукава и, даже поступив на службу к Аполлинеру, разгульный образ жизни не оставил. Круг его интересов составляли вино, женщины и карты.
И хотя за карточным столом Жери катастрофически не везло, он снова возвращался сюда, проигрывал и мучился вопросом: где бы достать денег.
Однажды, когда Пабло и Гийом пили в столовой кофе и обсуждали проделки знакомого скульптора, Пьере поднял указательный палец к небу, давая понять друзьям, что он о чем-то вспомнил и намерен рассказать об этом прямо сейчас, выскочил в коридор и через мгновение появился, держа в руках три бронзовые статуэтки.
– Я подумал, что это могло бы вас заинтересовать. Отличные вещи за бесценок.
Пабло поднялся с места, подошел к Жери, взял сначала одну статуэтку, потом другую, третью, внимательно рассмотрел каждую.
– Сколько?
– Пятьдесят франков за каждую.
– Если Гийом не возражает, я взял бы эти две.
– Что с вами делать? Давайте третью мне, – Гийом начал шарить рукой в кармане брюк.
– Откуда они у тебя? – Пабло заинтересованно поглядел на Жери своими выразительными темно-карими глазами.
– В Лувре спер. А для чего, ты думал, я ходил туда в прошлые выходные.
Друзья расхохотались.
В 1907 году увидела свет картина Пикассо «Авиньонские девицы». С холста смотрели на грешный мир «спертые из Лувра» статуэтки. Первым, кому показал свою работу Пабло, стал Аполлинер.
А через несколько дней Гийом вбежал в его дом белый, как полотно. В руках он держал журнал.
– Что случилось? Что?
– Ты кому-нибудь, кроме меня, показывал свою картину?
– Какую?
– Ну…, ну этих … Девиц.
– Нет.
В журнале красовался портрет их приятеля Пьере.
– Этот дурак был пьян, разговорился с журналистом, рассказал ему, что украл в Лувре древние финикийские статуэтки. Не забыл добавить и то, что «кое-что он продал своему другу-художнику». В статье сказано, что из Лувра действительно пропали три статуэтки. Вот они.
На следующей странице Пабло увидел фотографии.
Много позже модель и любовница Пикассо Фернанда Оливье рассказывала, что ребята были напуганы так, словно узнали о приближающемся конце света. Первое, что пришло в их светлые головы – выбросить статуэтки в Сену. Немного успокоившись, художник и поэт стали думать и решили: Аполлинер договорится со своим приятелем – искусствоведом, работающим в одной из французских газет, а тот передаст сверток в Лувр, пояснив, что статуэтки подбросил в редакцию неизвестный.
Два месяца спустя Гийом писал Пабло письма – многостраничные, многословные. Теперь у него было много свободного времени. Он сидел в тюрьме Сент.
Когда спустя неделю поэт вернулся домой, он вышвырнул Жери из дома. Однако сердился недолго.
А два года спустя Пьере, Пикассо и Аполлинера снова пригласили в участок, обвинив на этот раз в краже … «Моны Лизы» кисти Леонардо да Винчи. Это уже было слишком.
Хорошенькие дела! На этот раз Пьере «спер» «Джоконду! Все-таки, четыре года назад надо было выставить его на улицу.
Жери клялся, что ничего такого он не делал. Даже в мыслях не имел.
На допросах Пабло и Гийом рыдали, точно дети.
В полиции же были уверены: на территории Франции орудует международная преступная группировка, промышляющая воровством и продажей произведений искусства в разные страны. Преступники: бельгиец Жери Пьере, испанец Пабло Пикассо и итальянец, имеющий русский паспорт – Гийом Аполлинер. Темное прошлое всех троих – а именно, история со статуэтками, – укрепляло подозрения блюстителей порядка. И неизвестно, что ожидало бы наших героев, если бы с администрацией Лувра не связался директор флорентийской галереи Уффици. Он сообщил, что на днях к нему обратился некий человек, предложивший приобрести картину да Винчи.
Два года продолжались поиски. Два года все мировые СМИ трубили о пропаже «Моны Лизы». С того момента, как в августе 1911 года французский художник Луи Беруд обнаружил пустую стену там, где обычно находилась картина, были закрыты границы и объявлено вознаграждение в двадцать пять тысяч франков тому, кто вернет картину музею.
Когда преступник явился на встречу с директором Уффици, его уже поджидала полиция. Когда в Лувре узнали имя негодяя, не могли поверить своим ушам.
Любимый здесь мастер-стекольщик, обрамлявший самые красивые и дорогие картины, мастер на все руки, уважаемый человек, сотрудник, проработавший много лет. Винченцо Перуджа давно вынашивал план возвращения картины на родину. Патриот Италии, он частенько останавливался возле «Джоконды» и мысленно проклинал Наполеона, похитившего, как казалось Винченцо, талисман Италии. В одно из воскресений Винченцо спрятался в шкафу, прекрасно зная, что в понедельник в музее выходной. Рано утром он снял с картины стекло, вынул полотно из рамы и вынес его, спрятав под пальто.
За «патриотизм» мастер получил семь месяцев заключения.
Позже поговаривали, что Перуджа прикрыл настоящего заказчика, некоего Эдуардо Вольфино. Правда, Пабло Пикассо и Гийома Аполлинера эта история уже не волновала.
Им нужно было следить за Жери.
