Я отведу тебя в музей

Музей сгоревшей еды

Фаллологический музей

Эпоха в склянках

Есть среди нас люди, которые, приходя в музей, нет-нет да и скажут: «Ну что за странные экспонаты!» И это они говорят о предметах искусства. А все потому, что никогда не были в по-настоящему странных музеях.

Например, в штате Массачусетс в конце восьмидесятых появился Музей сгоревшей еды. Придумала и создала его арфистка и композитор Дебора Хенсон-Коннант. Уж не знаю, насколько правдива история создания музея, но уж какая есть. В один прекрасный день Дебора стояла на кухне и подогревала сидр. В этот момент в прихожей раздался телефонный звонок, и, подняв трубку, женщина совсем забыла про стоявшую на огне кастрюльку. Когда же разговор был окончен и она вернулась обратно, в кастрюльке красовалось нечто, что можно было «извлечь и поставить на стол». Как сидр превратился в «нечто стоящее на столе», лично я не понимаю, но поверим Деборе на слово. Тогда-то композитору и арфистке пришло в голову, что «самостоятельно стоящий горячий яблочный сидр» станет первым экспонатом в ее музее. Со временем количество экспонатов пополнялось. Сжигала ли Дебора продукты питания сама, делали ли это ее рассеянные подруги, приносили ли испорченную еду сердобольные соседки – неизвестно, но только вскоре посетители насчитали в музее более полусотни тысяч экспонатов: от сгоревших картофелин до обуглившейся оленины. Чего стоит один только зал подгоревших тостов (их здесь более двух тысяч экземпляров). Глупо, но, надо признаться, ужасно интересно. И да, если у вас случайно подгорит каша или пирог, вы теперь знаете, что с ними делать.

Произнесите «Филологический музей». Едва ли это кого-то удивит. И уж тем более не шокирует. А теперь произнесите «Фаллологический музей». Только что вы обмолвились о знаменитом в Исландии, а в последнее время и в мире, музее фаллосов. Э-э-э, да вы покраснели и смутились! Вот и жители исландского города Хусавика поначалу скептически, с возмущением, а кто-то – со смехом отнеслись к идее вышедшего на пенсию школьного учителя Сигурдура Хьяртарсона создать в их родных краях музей фаллосов. И только когда любопытство привело их к порогу неординарного экспонатохранилища, когда, недоверчиво осмотревшись, местные жители пришли к выводу, что ничего общего с порнографией у экспозиции нет, они успокоились. Интерес к мужскому половому органу как предмету изучения возник у Сигурдура еще в детстве, когда взрослые подарили ему кнут сделанный из достоинства быка. С тех пор была собрана внушительная коллекция – более 280 экспонатов. Самый большой из них – половой орган синего кита – пять метров в длину, весом в 450 кг. Самый маленький – орган хомяка, который невозможно рассмотреть без увеличительного стекла. Есть здесь достоинства эльфов, троллей, русалов… К изумлению посетителей, создатель музея хитро улыбается и утверждает, что все настоящее. С тех пор, как муниципалитет Рейкьявика помог Сигурдуру с помещением для музея и он перевез свою экспозицию из Хусавика, гостей стало значительно больше. Сюда приезжают из разных уголков Исландии, бывает также много туристов из других стран. Уже у входа в помещение люди понимают, куда пришли: здесь стоит деревянная вешалка в виде фаллоса. Публика в музее, как правило, культурная, образованная и тактичная. В музее фаллологии иначе быть не может.

«Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Эти слова в полной мере могли бы описать Музей Воздуха, возведенный в деревне Василево Торжокского района Тверской области. В банках и склянках, флаконах и пузырьках, собранных в музее в несметном количестве хранится… исторический воздух, коим дышали наши знаменитые предки. Это пряный весенний воздух, который вдыхал Александр Сергеевич Пушкин, а вон там – студеный, 1905 года, коим дышал Николай II, здесь – запах кукурузных полей эпохи Хрущева, а на той полочке – ветер, обнимавший за плечи Михаила Юрьевича Лермонтова. За каждым флаконом – ассоциация, за каждой бутылочкой – интересная история, за каждым пузырьком – экскурсия в далекое прошлое.

Испытывая себя

В диких условиях

Жак Ив Кусто: кто глубже?

«Не бросайте меня на Эвересте!»

Однажды, давая определение такому понятию, как риск, российский журналист Артем Боровик написал: «Риск сродни радиации. В какой-то момент его доза становится критической. Только вот в каких единицах измеряется уровень риска? Прибора для этого пока не изобрели».

Безумству храбрых поем мы песню. Они берут рюкзаки и отправляются покорять Эверест, они улетают за Полярный круг, чтобы узнать, увидеть, пересказать… Вслед за Скоттом и Берингом, вслед за Колумбом и Беллинсгаузеном. Знающие люди утверждают, что желание человека рисковать связано с его основным биологическим инстинктом – выживание. Рискуя, люди хотят доказать свою способность выживать – в любых условиях, при любых обстоятельствах. История, о которой я хочу напомнить, стала известна миру благодаря американскому писателю, журналисту, альпинисту Джону Кракауэру, написавшему книгу «В Диких условиях», а также благодаря американскому киноактеру и кинорежиссеру Шону Пенну, снявшему по книге одноименный фильм. Эта история о молодом человеке Кристофере Джонсоне Маккэндлессе, известном также, как Александр-супербродяга. Он был обычным американским мальчишкой, выходцем из обеспеченной семьи, старательным учеником, а после студентом. Впрочем, как, наверное, у всех нас, были у Кристофера свои, явные для знакомых и друзей странности. Сверхвпечатлительным, упрямым, неисправимым идеалистом, героем отнюдь не своего времени – таким видит мальчика Кракауэр, таким представляет его миру. Молодым людям свойственно назначать себе кумиров. У Кристофера таким образцом для подражания был писатель Лев Толстой. Кто еще способен отказаться от сытой жизни, от привилегий и суетного мира ради познания себя, как сделал это великий русский писатель?

Летом в 1990 году, сразу же после получения диплома об окончании университета Эмори, никому ничего не сказав, Кристофер исчезает из дома. Но прежде он жертвует на благотворительность двадцать четыре тысячи долларов, данные ему родителями на оплату колледжа, все деньги, которые у него есть. С этого момента он становится Александром-супербродягой. Его цель – пощупать настоящую жизнь, научиться существовать без подпорок в виде денег, родителей, друзей. Аризона, Калифорния, Южная Дакота… Непостоянные заработки, случайные знакомые, временный кров, голод и долгая дорога вперед, к необитаемой части Аляски.

Таким запомнил Маккэндлесса американский электрик, Джим Гэлиен, подвозивший парня на своей машине.

«На вид ему было лет восемнадцать или, может, от силы девятнадцать. Он сказал, что ему двадцать четыре и что родом он из Южной Дакоты. Весу в рюкзаке Алекса на вид было всего килограммов десять-пятнадцать, и я подумал, что для нескольких месяцев жизни в безлюдной глуши, особенно сейчас, в самом начале весны, это нереально мало. Зная, с каким количеством продуктов и снаряжения люди отправляются в такие путешествия, я могу сказать, что его запасы были смехотворны», – вспоминал Гэлиен.

Невероятной беспечностью, граничащей с глупостью, – зачастую мы называем это мальчишеством – было отправляться в аляскинскую глушь столь неподготовленным: без теплой обуви, одежды, снаряжения. Тем не менее Кристофер сделал это.

В распоряжении молодого человека были пакет риса, книга о растениях, еще несколько книг. Он надеялся выжить, охотясь и питаясь ягодами, грибами, кореньями. Но охотник из городского мальчика был никакой (справедливости ради скажем, что кое-что ему все-таки удалось добыть), и отравление равление ядовитым растением не заставилоо себя долго ждать. Обессилевший, измученный голодом Маккэндлесс, сам того не понимая, шел навстречу смерти, оставляя в дневнике письменные зарисовки своих последних дней, часов, минут: «Ужасный ветер», «100 дней! Я сделал это! Но физическое состояние очень плохое. Угроза смерти встала в полный рост. Слишком слаб, чтобы выбраться отсюда пешком. Буквально застрял в глуши. Дичи нет». В Александре-супербродяге вдруг проснулся мамин и папин Кристофер. Он хотел домой, к цивилизации но, когда попытался вернуться, обнаружил, что путь отрезан из-за разлива реки. По иронии судьбы в четырехстах метрах от Кристофера была переправа через реку. Парень не знал об этом.

«Прекрасная голубика.»

«Я прожил счастливую жизнь и благодарю Господа. Прощайте и благословит нас всех Господь».

За девятнадцать дней до того, как к разбитому автобусу подошли люди, Кристофер забрался в сшитый для него матерью спальный мешок и… все для него закончилось.

Джон Кракауэр писал: «В последние дни своей жизни Кристофер сфотографировался, стоя у автобуса под высоким аляскинским небом. Одной рукой он протягивает в камеру записку с прощальными словами, а другую поднял в храбром и благодатном жесте расставания. Ужасно исхудавшее лицо Криса больше похоже на череп. Но если он и жалел себя в эти тяжелые последние часы за то, что приходится умирать таким молодым, за то, что он был так одинок, за то, что его предало его собственное тело, то по фотографии этого никак не скажешь».

А еще автор добавлял, что рассказанная им история взбудоражила людей из разных уголков планеты. Как, наверное, и должно быть, люди по-разному восприняли поступок Маккэндлесса: кто-то восхищался идеалами и устремлениями Криса, кто-то обвинял его в глупости и даже в высокомерии, кто-то решил повторить опыт, учитывая все то, чего не учел герой Джона Кракауэра, а кто-то остановился на полпути и вернулся домой…

Не менее поучительную историю, связанную с риском, мальчишеством, глупостью(?), рассказал в одной из своих книг французский исследователь Мирового океана Жак-Ив Кусто.

«Глубинная болезнь – наркотическое действие азота на центральную нервную систему. Может возникнуть при погружении на глубину более 25 м с аппаратами со сжатым воздухом в зависимости от условий погружения. У каждого человека может возникать на разных глубинах сугубо индивидуально», – читаю я. А вот еще: «Дайверы, находящиеся под влиянием глубинного наркоза, как будто спят с открытыми глазами. Их состояние похоже на кому. Они лежат и дышат до тех пор, пока не кончится воздух».

Кусто вспоминал, что чем чаще нырял в море, тем больше хотелось выяснить – на какую глубину он и его товарищи способны опуститься. Есть ли предел? Казалось, с появлением акваланга, все ограничения сняты. Можно экспериментировать и проверять возможности своего организма.

«Хотелось наперекор всему проникнуть еще глубже(…) Глубину погружения измеряли канатом с борта «Эли Монье». Через каждые шестнадцать с половиной футов (пять метров) на канате были укреплены белые дощечки. Подводный пловец брал с собой химический карандаш, чтобы оставить свой автограф на дощечке, до которой доберется, и записать несколько слов о своих ощущениях.(…) На глубине двухсот футов я ощутил во рту металлический привкус сжатого азота. Глубинное опьянение поразило меня внезапно и сразу же очень сильно».

Беспричинное веселье, потеря ориентации в пространстве, рассеянное сознание, невозможность сосредоточиться, удержать в руке карандаш, галлюцинации… Чем глубже погружались Кусто и его товарищи, тем сильнее проявляло себя опьянение. Странное ощущение не давало забыть о себе и на суше. Экспериментаторы ощущали головную боль, у кого-то ломило колени, ныли плечи. Были ли это знаки свыше, указывающие на то, что необходимо остановиться, не играть с судьбой? Коллега Кусто, опытный подводный пловец Морис Фарг, вероятно, в знаки не верил. Оставшаяся на берегу команда ощущала себя спокойно до тех пор, пока подрагивал канат, с помощью которого Фарг сообщал: «У меня все в порядке».

Но вдруг канат замер, и людей охватила паника.

Когда Мориса подняли, один из пловцов, оказавшийся рядом с ужасов увидел, что мундштук Фарга висел у него на груди. Оставив подпись на дощечке, расположенной на глубине 396 футов, храбрец или безумец поплатился жизнью.

С болью в сердце Кусто констатировал: «Фарг побывал глубже любого водолаза, работающего с воздухом обычного состава». Гибель Фарга и итоги летних опытов показали нам, что триста футов – предел для аквалангиста».

Гордая, неприступная, безжалостная Джомолунгма, чаще именуемая людьми Эверестом. Для скольких людей она была, есть и будет вожделенной мечтой? Сколько еще смельчаков захотят покорить ее, сколько жизней успокоится у ее подножия? Лавины и падения в обрывы, отколовшиеся глыбы льда, нехватка воздуха, лютый холод и узкие тропы. Погибшие здесь, как правило, здесь и остаются. Каждый, поднимающийся на Эверест должен помнить кодекс альпиниста: собственное выживание всегда остается в приоритете.

В восьмидесятых – начале девяностых годов Сергей Арсентьев был одним из самых опытных альпинистов Советского Союза. Работал в одной из альпинистских компаний в Петербурге. Позже уехал в США и женился в третий раз на спортсменке, альпинистке по имени Фрэнсис. За спиной у Фрэнсис Арсентьевой было несколько успешных восхождений. Но она хотела покорить Эверест, совершив бескислородное восхождение. И муж поддержал ее идею. Лагерь на восьмитысячной высоте. Первая попытка добраться до вершины закончилась неудачей. Не желая сдаваться, супруги решили переночевать в лагере – без кислородных баллонов. На следующий день они повторили попытку, и снова тщетно. В свое время советский высотный альпинист Анатолий Букреев писал: «Если в час X ты еще не достиг вершины Y, надо поворачивать назад».

Три ночи в лагере без кислородных баллонов, и наконец… Арсентьевы достигли вожделенной вершины. Возвращаться ночью в лагерь было опасно. Четвертую ночь супруги провели на холодной земле – уставшие, ослабленные, без горячей пищи, воды, кислородной подпитки. «Несколько раз они пытались выходить из лагеря на 8 300. Один раз фонари замерзли, в другой раз еще что-то случилось. Надо было спуститься для отдыха. Они же просидели там дней пять. Пытались сэкономить силы. Но на такой высоте восстановиться нельзя – силы тают, каким бы акклиматизированным не был. Тем более они сидели там без кислорода», – отметил журналист Дмитрий Туманов.

На вопрос, что приключилось на следующий день, никто не мог дать вразумительного ответа. Сергей и Фрэнсис умудрились потерять друг друга. Когда муж явился в лагерь, он не обнаружил там свою жену. Женщину нашли совершавшие восхождение узбекские спортсмены. Они дали ей один из баллонов с кислородом, сделали уколы, массаж… Возвращавшиеся в лагерь британские альпинисты также заметили Арсентьеву и попытались спустить ее, завернув в одеяло. «Не бросайте меня. Не бросайте», – умоляла Фрэнсис. Но обессилевшие, они все-таки оставили женщину. По их мнению, спасти ее было невозможно. Когда Сергей нашел жену, ему не понадобились ни лекарства, которые альпинист прихватил с собой, ни продукты, ни кислород. Связавшись с лагерем, Сергей сообщил, что проведет ночь с женой. С того вечера никто больше ничего о Сергее не слышал. Все, что осталось от него, что было найдено на горе его коллегами, – веревка и ледоруб. С 1998 до 2007 года Фрэнсис Арсентьева, которую альпинисты назвали Спящей красавицей, «проспала» на горе. В 2007 году альпинист Ян Вудэлл – один из тех, кто пытался помочь женщине, организовал специальную экспедицию, отыскал тело американки и, завернув его в американский флаг, сбросил ее тело в пропасть.

«Мне посчастливилось пережить бурю 1996 года и повезло, что я живу дальше. А могло бы случиться иначе. Если бы такое произошло, я бы хотел, чтобы коллега-альпинист потрудился убрать мое тело с поля зрения других альпинистов и оградил бы меня от птиц», – заметил Ян.