Глава четырнадцатая

Физический предел ведет к одышке и напряжению и лишает возможности действовать точно. Интеллектуальный предел ведет к идеализму, экзотике, уменьшает эффективность действий и искажает действительное восприятие существующей реальности.

Ли Чжэньфань.

#Заполнение шкалы владения мастерством 5/10 тренировок#

Во время тренировки я начинал чувствовать себя всё более уверенней. Не было уже той изматывающей усталости. Использование нового оружия привнесло совершенно другую амплитуду и целый ряд защитных связок. Впервые во время активации Тумана Лоос мне удалось перейти на совершенно другой уровень восприятия. Мысли текли спокойной рекой. Тело контролировалось идеально.

Приятный утренний бриз холодил разгорячённую грудь и спину. Утренний океан был величественен и равнодушен к моим проблемам. Да, что там говорить! Он был равнодушен к любым проблемам. И этим вызывал во мне жгучую зависть.

Я встал, отряхнул прилипшие песчинки и зашагал к рынку. Было достаточно времени подумать, появившиеся средства давали мне возможность быть достаточно независимым от обстоятельств. Пора, пора было вить гнездо. Мне нужно место, где я могу чувствовать себя, как дома. Ни лаборатория Гуггенхайма, ни каморка в обители, ни даже фургон Хейген не давали ощущения уверенности. Везде я был гостем. Желанным, уважаемым, но гостем.

Виртуальный этот мир или не виртуальный, разберёмся. Но жить надо, всё-таки, со вкусом, как и работать, с удовольствием.

У рыночной арки, как обычно, болтался неизменный госслужащий. Мытарь за эти дни ещё больше растолстел и даже лоснился от важности.

– Жетоны, королевские жетоны, не забудьте взять жетоны! Же… А, это ты! Нашёл, мамашу Хейген?

– Нашёл, спасибо вам. Знающий вы в здешних местах человек. А не могу ли я снова с вопросом обратиться? – мои слова заставили мытаря нахмуриться, от чего его борода встала торчком.

– Вапчета, занят я, на службе, некогда мне разговаривать! – видимо в этот раз одной лести будет недостаточно.

– Так я с пониманием и уважением, – я подошёл вплотную к толстяку аккуратно положил в его короб с жетонами тихо звякнувший мешочек, – по торговой части вопрос у меня.

Лицо мытаря расплылось в широкой улыбке так, что из-за щёк не стало видно его поросячьих глазок.

– Маааастеер! Конечно, уважаемый, лучшего специалиста вам на всём рынке не сыскать! По адресу обратились.

– Мастер Холиен, с вашего позволения, а вас как величать, о достойнейший?

– Порцелий Грюн, мастер Холиен, приятно познакомиться, – еле кивнул своей толстой шеей королевский служащий, – я внимательно вас слушаю.

– Есть у меня желание поселиться поблизости с рынком, да так, чтобы в доме и конюшня была, подвал, желательно каменный. Домочадцев, думаю с десяток поселить. Да, неплохо бы, чтобы выходов было несколько, на разные улицы. Лавку хочу открыть. Не подскажете, может кто продаёт или сдаёт в наём такое помещение?

– Хм, мастер, так сразу и не скажешь! А по какой части торговать собираетесь?

– А по алхимической.

Мытарь снова нахмурился.

– Так для этого разрешение надобно, договор с Гильдией Алхимиков…

– Не беспокойтесь, дорогой Порцелий, всё имеется, – показал я ему пергамент, – и, предваряя ваш дальнейший вопрос, отвечу сразу: да, как только я займу помещение, куплю у вас жетонов сразу на месяц! – и я весело позвенел в кармане монетами. Лицо мытаря снова разгладилось.

– Вот всем бы так, мастер Холиен! Понимающий вы человек, приятно с вами и поговорить. А, чего тут думать. Я вам так скажу. Трактирщик, что у въезда в оружейные ряды, в этом году задолжал короне налогов на приличную сумму, – голос мытаря перешёл на шёпот, – видно что-то не вышло у него там с поставщиками. Недобросовестные попались. А может, попросту, надули старого. И если он к концу месяца не рассчитается, загремит в долговую яму. А у него девка на выданье, Марта. Хорошая. Да в невестах засиделась. А без приданого, сами знаете… так вот, слышал я от бронника, что по соседству с его трактиром лавку держит, будто собрался он свой трактир то ли продавать, то ли в долю кого искать. Короче, вам к нему и надо. А хозяйство у него при трактире то – о-го-го! Там и конюшня, и подвал. И место – аккурат, на перекрёстке. Прямо, как вы и описали!

– Ай да Порцелий! Удружили вы мне. А ещё говорят, что королевские мытари все сплошь пройдохи и воры. Врут, собаки! – и я сопроводил свои слова ещё одним звякнувшим мешочком. Уроки Гуггенхайма пошли впрок.

– Правда ваша, мастер Холиен, врут собаки! Сами мзду берут, налогов не платят ни с доходов, ни с этой самой…ммм.

– Мзды?

– Да…ой! – Порцелий прикрыл рот рукой, поняв, что сморозил не совсем то, что нужно. Я сделал вид, что не заметил.

– Так где мне найти трактир, уважаемый Порцелий?

– Да вот по главной улице рынка и идите, четвёртый перекрёсток. Увидите большой флюгер в виде красного петуха, так он там и есть. «Красный Петух» Трактир старого Олафа. Не ошибётесь.

Оп-па. Снова судьба сталкивает меня с этим трактирщиком. Сначала, спас его дочь. Потом он обеспечил меня моими первыми деньгами. Кисмет, однако.

Рынок снова поразил меня многолюдностью. Я вспомнил, что сегодня воскресенье. Вокруг было много покупателей и покупательниц. Знатные и не очень горожанки с утра отправились за свежей зеленью и яйцами. В красивых выходных нарядах. Я заметил, мелькнувшее в толпе знакомое лицо.

– Тиль! Тиль! Тиль!!! Серебрушка!!! – наконец половинчик увидел меня, заулыбался и поспешил навстречу.

– Хой! Мастер Холиен, какая встреча, – Тиль нетерпеливо подпрыгивал на месте.

– А ты как здесь, парень?

– Гуггенхайм послал к караванщикам, может ещё марганцовки уступят, а то, кроме как у них, ни у кого больше нет.

– Ну и как успехи?

– Вот! – половинчик гордо с трудом достал из-за пазухи плотный джутовый мешочек, весом примерно в два – три килограмма, – пятьдесят золотых пришлось отдать.

– Да ты растёшь, брат. Вон какие сделки проворачиваешь. Слушай, а составь мне компанию. Мне тут по делам к трактирщику Олафу нужно заскочить. Проводишь?

– О чём разговор! – половинчик охотно согласился, и мы поспешили, лавируя между потоками покупателей и просто зевак, которых становилось всё больше с приближением полудня.

Через полчаса мы вышли на довольно оживлённый перекрёсток, на противоположной стороне которого без сомнения находился «Красный Петух», в гостеприимные двери которого мы и нырнули, спасаясь от нарастающего зноя.

Войдя в просторный зал трактира, выбрали себе стол у окна. Народу было немного. До обеда было ещё достаточно времени и только такие бездельники, как мы, да ещё пара-тройка завсегдатаев и какая-то старуха в зелёной накидке в углу у стойки – вот и все клиенты. Не густо для такого бойкого места. Из-за прилавка вышел крепкий мужчина с глубокими залысинами в огненно-рыжих волосах, зачёсанных назад и завязанных в хвост на затылке. Чистый, белый фартук, тёмные широкие штаны, скорее напоминающие длинную юбку, раскачивающаяся походка. Воображение тут же дорисовало ему треуголку и черную повязку на правый глаз. Я посмотрел на половинчика и тот мне кивнул.

– Чего желают гости? – голос у трактирщика был приятного тембра, таким бы серенады петь, а не припозднившихся пьянчуг домой прогонять.

– Ну, для начала, пива светлого кружечку, лёгкой закуски.

– Принято, ещё что-нибудь?

– Ты завтракал, Тиль? – половинчик отрицательно мотнул головой, – тогда заказывай.

– Эээ, а можно мне сыра козьего и лепёшек кукурузных? – робко спросил он.

– Хм, да, хозяин, давайте сыра, лепёшек, морса ягодного и бульона куриного, есть?

– Всё есть, мастер, сейчас принесу! – и трактирщик зашагал на кухню.

– Питаться надо правильно, Тиль, даже в трактире. Ты молод и тебя ещё не посещают надоедливые демоны по имени Изжога, Запор и Метеоризм. И ключевое здесь слово «пока». Сечёшь, половинчик?

– Вы так говорите иногда, мастер Холиен, что становитесь похожи на Гуггенхайма. Таким же тоном и со старательным занудством, – глубокомысленно изрёк Тиль.

– А ты наблюдательный, Тиль Серебрушка и память у тебя хорошая! И как с такими талантами ты не смог устроиться нигде, даже дошёл до воровства?

– Мне не хотелось бы о многом рассказывать… Я уважаю вас, мастер Холиен, и очень благодарен за то внимание, которое вы мне уделяете. Но лучше вам не знать.

– Что же, понимаю тебя, половинчик. Маленькому государству всегда трудно выжить там, где воюют большие, но оно всегда может поиметь свою выгоду.

– Странно вы говорите, загадками, мастер Холиен. Не понимаю я вас.

– Хм, это, наверное, потому что разговор наш пока не ко времени. Поэтому не буду пока к нему возвращаться, скажу только два слова. А ты можешь на них даже не отвечать. Только помни, я всегда на твоей стороне, Тильман. На стороне маленького половинчика, которому трудно выжить в большом Варрагоне.

– Какие два слова, мастер Холиен? – глаза половинчика широко распахнулись, когда я, взяв его ладони в свои, прямо заглянул ему в лицо.

– Иллиан Ренноинн, – Тиль чуть не свалился с лавки, дёрнувшись из крепко державших его рук, – всё, всё, сейчас я тебя отпущу, и мы приступим к трапезе, вон, Олаф, уже спешит к нашему столу, – половинчик судорожно выдохнул и как-то съёжился весь.

Трактирщик ловко расставил плошки и тарелочки с закусками, кружку с белой шапкой пены. Причём, всё это он принёс разом. Всегда поражался этой способности профессиональных официантов ещё на Земле.

– А не присядете ли с нами, уважаемый Олаф? – я привстал, поклонившись, – рад буду поболтать с человеком, честно отдающим долги.

– О чём это вы, любезнейший? – трактирщик нахмурился и присел с нами за стол, положив перед собой кулаки, размером с голову Тиля.

– Ну как же, уважаемый Олаф? Я тот самый Эскул ап Холиен, которому посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте и не позволить проклятым гарпиям утащить вашу любимую дочь к себе на остров, – ничего лучше саморекламы в предлагаемых обстоятельствах я не смог придумать.

– Ооо! Вы тот самый герой! – голос Олафа поднялся на целую октаву, лицо разгладилось, он протянул мне правую ладонь для рукопожатия.

Я тоже встал и протянул ему руку и не успел сообразить, когда пол с потолком поменялись местами, а я был жёстко прижат лицом к лавке и колено трактирщика больно прижимало мою шею.

– Тебе было мало моих золотых, пройдоха, пришёл ещё подоить старину Олафа!? – железная хватка трактирщика не позволяла мне сдвинуться даже на миллиметр. Вот это силища! Я попытался говорить спокойным голосом. Думаю, лучше начать с правды. Интуиция мне подсказывает, что с такими людьми юлить не стоит.

– Погодите, Олаф, я действительно благодарен вам за золото, которое передали через Гуггенхайма. Но сейчас я пришёл по другому вопросу. Мне подсказал рыночный мытарь, что у вас проблемы с выплатой коронного налога. А мне, как раз нужно подходящее помещение, для открытия алхимической лавки и проживания. Так давайте поможем друг другу! Я с деловым интересом! – уже не говорил, а хрипел я, так как Олаф всё сильнее давил мне на шею.

Через мгновение хватка ослабла, трактирщик легко вернул меня в сидячее положение и поправил на мне смятые полы рубашки и отвороты куртки.

– Хм, с деловым, квартерон? Ну-ну. Только для начала скажи своему половинчику, пусть спрячет свой ножик туда, откуда достал, иначе я ему его в задницу запихаю!

Я оглянулся на Тиля. Он волчонком смотрел с противоположного конца лавки, в правой руке сжимая узкий стилет.

– Правильно, убери, Тильман, а то дядя Олаф выполнит свою угрозу, – половинчик что-то недовольно бурча спрятал оружие за пазухой.

– Что там напела эта жирная бородатая свинья?

– Ничего особенного, я попросил его подсказать, где можно снять необходимое мне помещение, и он указал на ваш трактир.

– Ты не производишь впечатление состоятельного человека, Холиен.

– А ваш трактир не производит впечатление преуспевающего предприятия, мастер Олаф.

– Ха! – хлопнул по столешнице лопатообразной ладонью трактирщик, – ты смелый, квартерон! Мне нравится. Ладно, я задолжал короне двенадцать тысяч восемьсот золотых. Что на это скажешь?

– Скажу, что четыре отдельные комнаты на втором этаже, место в конюшне и каретном сарае для двух фургонов, треть подвала под склад и лабораторию – всё это в аренду на три года. И я решу твою проблему сегодня же.

– На год, – отрезал Олаф.

– Хм, тогда и питание для моих домочадцев пусть готовят на твоей кухне.

– Продукты твои, – не захотел отступать трактирщик.

– Продукты трактира и я округляю сумму до тринадцати тысяч. Последнее слово, – я даже сделал движение, чтобы встать и уйти.

– Эээ… Идёт, клянусь бородой Подгорного!

– Идёт, – я вернулся за стол и приступил к еде, как ни в чём не бывало, половинчик старался не отставать. Олаф хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.

– Хороший аппетит у тебя и твоего парня, Холиен. Я пошлю Марту за коронным стряпчим и сборщиком налогов, а вы ешьте, ешьте. Стол за счёт заведения! – и повеселевший трактирщик скрылся на кухне.

– Надул он вас, мастер Холиен, – озабоченно пробормотал Тиль.

– А хоть бы и так, малыш. Самое главное, ведь он не спросил, с кем я собираюсь здесь поселиться. А, что до денег. Деньги заработаю. Да, готовься Тиль. Ты тоже переезжаешь. Осталось самое трудное, уговорить мамашу Хейген со всем её семейством и Гуггенхайма. Как думаешь, согласятся они?

– Ммм, придётся уговаривать, особенно мастера Гуггенхайма. Он к своей землянке прикипел, с мясом отрывать придётся.

– А мы постараемся! Ты вот что, смотрю уже налопался, только вилкой зря ковыряешь в тарелке. Давай так. Я решу все вопросы со стряпчим, а ты поспеши к гоблину. Проясни обстановку. Да, вот тебе сто золотых. По дороге забеги к табачнику и купи мешок «Бархатного Камзола», будем гному задабривать. Да предупреди, что Холиен скоро с новостями прибудет.

– Эээ, мастер Холиен, а как же…ну… то что я… то, что вы сказали…насчёт мастера Ренноинна?

– А, ты про это. Ну, давай так решим. Ты ведь на службе у него? Можешь не отвечать. Вот и продолжай исполнять свои обязанности. Что толку, если я тебя выгоню. Эльф другого соглядатая найдёт. А так, и тебе хорошо, и мне. Ты, прежде чем Ренноинну доклад делать будешь, не поленишься ко мне заглянуть? Так ведь?

– Всенепременно, мастер Холиен, – расплылся половинчик в улыбке.

– Ну вот, беги давай, а то вон Олаф уже стряпчего и мытаря под ручку ведёт.

Соглашение составили быстро. Как обычно, несколько десятков золотых увеличили скорость работы бюрократического аппарата до невероятных величин. Уже через полчаса мы с Олафом стали обладателями двух пергаментов с копиями договора аренды. Мытарь радостно потирал руки. Казна не только получила долг с трактирщика, но и сам Порцелий стал богаче на несколько сотен золотых. Стряпчий стал собирать свои вещи и канцелярские принадлежности, разложенные на столе. Я пихнул под столом Олафа, делая большие глаза.

– Куда же вы, господин стряпчий? И вы, наш дорогой Порцелий? – я даже приобнял мытаря за плечо, – Олаф, неужели ты не накормишь этих государственных мужей, что уделили нам так много своего драгоценного времени?

– Да, да! Конечно! Не уходите. У меня сегодня прекрасные запечённые перепела под чесночным соусом. Марта! Марта! Пошевеливайся! Мастера ждут… – Олаф был сама предупредительность. Только вот чего мне это стоило. Упрямый и обиженный на весь свет трактирщик никак не хотел понять, что с подобными людьми стоит поддерживать дружеские отношения. Нет, мне импонировала честная и немного грубоватая натура трактирщика, но принципиальность и тяга к справедливости – не те качества, которые должен ставить во главу угла хозяин трактира в Варрагоне. И откуда он такой взялся, как не прогорел со своим делом до сих пор?

– С позволения хозяина, я оставлю почтенных мастеров на его попечение. А сам побегу, дела, дела. Прошу покорно простить. Мастер стряпчий, Порцелий. Приятного времяпрепровождения! – я поспешил удалиться, теперь очередь Олафа обхаживать нужные контакты и углублять деловые связи. Уже у двери меня за полу куртки придержала крепкая рука Олафа.

– Ну ты, жох, Мастер Холиен! Я таких довольных рож у этого крапивного семени, сколько трактиром правлю, не видел.

– Не пойму, Олаф! Не я, а ты меня этому учить должен, – удивился я.

– Да в том то и дело, Холиен, трактир мой меньше года, от брата покойного достался, да нальёт ему Подгорный лишнюю кружку! И за Мартой, дочкой его, племянницей моей, присматриваю. Никак не привыкну. Я ведь полжизни рудокопом пробыл, в бригадиры, а потом и в начальники шахты выбился.

– Тогда понятно, работяга всю сознательную жизнь, нелегко тебе.

– Так и я о чём!

– Но торговаться умеешь, значит не всё потеряно. Побегу я. К вечеру жди, с домочадцами.

– О! А вечером-то меня не будет, родственники на праздник позвали. Если мы с Мартой не пойдём, обидятся. Но ты всё равно приезжай, я сторожу скажу, так он пропустит. Ты же теперь с полным правом… – и трактирщик хлопнул меня по плечу.

Я же мыслями был уже далеко. Путь мой лежал к лаборатории Гуггенхайма, нужно было найти слова, чтобы уговорить старого Грандмастера. Я слишком много времени теряю, мечась между обителью и лабораторией. Да и близкими мне стали эти странные древние. Но не более странные, чем многие люди, с которыми сталкивала меня жизнь. И, если я могу быть им благодарен за то, что приняли меня, помогли, не задавая лишних вопросов, то… Должен постараться, чтобы жизнь их стала пусть хоть на немного легче. Слишком много я оставил неоплаченных счетов в жизни, чтобы создавать новые в не жизни.

Пейзаж был знакомым и уже привычным. Землянка гоблина с открытой по жаркому времени дверью. Кибитка с распряжёнными и привязанными к столбам изгороди лошадьми. Обеденный костёр, семья Хейген почти в полном составе. Не видно только долговязого Бруно. Старое кресло вместе с хозяином перекочевало в тень от фургона. Тиль, увидев меня, махнул рукой, скорчив украдкой непонятную гримасу, скосив глаза на мамашу Хейген.

– А вот и наш богатенький квартерон пожаловал! – мёда и яда в голосе гномы было примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Приветствую, Матеннгельд Хайгуринн, – я слегка поклонился, – и вас приветствую, учитель, – здесь я поклонился глубже, – есть у меня к вам вопрос, который мучает меня всё время с того момента, как я поселился в Варрагоне.

Набравшая полную грудь воздуха, мамаша Холиен от моего выступления забыла, что хотела сказать дальше. Гоблин же лишь нахмурил брови. Дети старались вести себя тише воды, ниже травы. Тиль широко открыл рот и тут же, застеснявшись прикрыл его рукой.

– Какой же вопрос мучает тебя, Холиен? – проскрипел Грандмастер.

– Хм, – я сделал паузу, робея, а, может, для пущей важности, – с первых минут моей встречи с вами, мои друзья, а именно так, а не иначе, я считаю вас своими друзьями, вы знали, что я стремлюсь идти по пути целительства и все свои поступки и решения примеряю к этой цели. И вот, я, новичок в вашем мире, со всей страстью своей и нерастраченным желанием, окунулся в предложенные мне обстоятельства. И, на первый взгляд, преуспел значительно. Я стал мастером Алхимии, создал несколько важнейших эликсиров, спас безнадёжного больного, сцепился с гарпиями, начал организовывать в обители что-то похожее на настоящую больницу… И в своих делах и победах меня преследовала одна и та же мысль. Я – один! Молчите! Помощь от всех вас очень ценна и незаменима, но я всё время мечусь, словно белка в колесе. И чем дальше, тем больше вязну в мелких проблемах и условностях. Скольких я спасу? Пять, десять, двадцать? Это много. Очень много. Даже одна жизнь Михеля – это очень и очень большой шаг вперёд. И я не намерен отступать. Но есть ещё одна важная проблема, мимо которой я всё время хожу и натыкаюсь, откладывая на потом. Древние. Да, хумансы победили в Варрагоне, но древние продолжают жить здесь, они так же, как и люди плоть от плоти, кровь от крови этого города. Они другие, но они тоже рождаются, болеют и умирают. Я почти неделю провёл в обители и не видел ни одной койки, на которой бы лежал представитель древнего народа. Ты, мамаша Хейген, как-то обмолвилась, что повезла бы Бруно с его прыщом на заднице к цирюльнику в белый город. Но позволь мне сомневаться. Мария Золано на мой вопрос о больных других рас просто отмолчалась! Гуггенхайм, мой дорогой Грандмастер, вы подарили мне книгу по анатомии древних рас. Я поразился её подробным описаниям. Её писал гений! Где они? Целители древних. Сгинули, разбежались, а ведь они очень нужны вам. Я – начинающий целитель, но уже сейчас могу сказать, что Гуггенхайму очень нужно лечить застарелый кашель и что-то придумать с ежедневно ноющими болями в суставах. Вам, моя дражайшая, мамаша Хейген, я ничего не скажу вслух. Но вы сами знаете, что никому не говорите о последствиях трёх тяжёлых родов. Даже мальчишка Тиль, неунывающий помощник не может похвастать отменным здоровьем. Голодное детство в подворотнях Варрагона, плохая пища… Думаю, мне не стоит продолжать говорить очевидные вещи. Так вот, к чему я веду.

Я не капризный, в одночасье разбогатевший, квартерон. Я – будущий Великий Целитель древних. И никак иначе. Цель мельче станет унижением моего достоинства. Я предлагаю. Поселиться нам всем вместе. Мне и вам, моим друзьям. Не в качестве приживалок или дармоедов. А полноценных помощников. Вашу лабораторию переместим в просторные подвалы трактира, Гуггенхайм. И у вас будет не только полноценный ученик, но и очень расторопный подмастерье, Тиль себя уже проявил. Вам не придётся ютиться в тёмной лавке и думать, что съесть на завтрак. Полноценная алхимическая лавка на перекрёстке оживлённых улиц рынка. С вашим опытом и моими идеями, мы создадим не четыре эликсира, а, как минимум ещё десяток. Это будет значительным заделом финансового благополучия нашего дела. А вы, наша рачительная мамаша Хейген, станете опорой нашего дома. Хозяйкой над всеми домочадцами и прилагаемым скарбом. Хватит пробиваться перепродажей вещей, хватит жить войной, хватит, в конце концов, таскать детей по дорогам Варрагона. Пора поставить кибитку в каретный сарай. Не знаю, как у вас, а в моём мире гномы славились хозяйственностью и домовитостью, высоким искусством ремесла. Пора остепеняться, Маттенгельд. Когда, как не сейчас. И ещё, моя личная просьба, мамаша Хейген, хочу доверить вам нашу семейную казну.

И это ещё не всё. Лаборатория, лавка, хозяйство. Для чего всё это в итоге? Для нашего благополучия. Да, но мне этого мало. Менее чем через три недели я начну учёбу в Университете Варрагона. И постараюсь через год получить разрешение на частную практику. Это очень долго. Поэтому лечить мы начнём прямо с завтрашнего дня. Не людей, древних. Всех, кто придёт к нам. Думаю, властям хумансов до этого не будет никакого дела, и этот факт прикроет нас на первое время. Ну а где не прикроет, там поможет обычное золото. До сих пор оно прекрасно справлялось со щекотливыми ситуациями. Я не буду бросать практику в обители. Обидно будет, если мои начинания предадут забвению. Более того, там есть кому передать многое из моих знаний…

Всё то время, пока я произносил свою пламенную речь, стояла гулкая тишина, перемежающая шумами, доносившимися с близкого рынка. Гнома присела к костру, периодически поглядывая на меня и теребя в руке потухшую трубку. Гуггенхайм опустил голову на скрещённые кулаки и, казалось, погрузился в себя. Тильман и близнецы загадочно улыбались. Тоша, подперев щёку кулачком, плакала, поминутно прикладывая к носу маленький скомканный платочек.

Когда я закончил, во рту всё пересохло. Я подошёл к стоявшей у костра бадье с деревянным ковшом, зачерпнул воды и с наслаждением напился.

– А мальчик-то растёт не по дням, а по часам, а? Маттенгельд? – услышал я скрипучий голос из-за спины.

– И не говори, Гуггенхайм! Может его пороть начинать, чтобы не зазнавался? – гнома вновь раскурила любимую трубку, – за табак спасибо, сынок. Всё правильно сказал. Рано или поздно кто-то должен это сделать. Почему не мы? Только вот…ммм, древние, в массе своей, народ не богатый. Мало кто за лечение заплатить сможет.

– А пусть платят кто чем сможет, я не гордый. Знаниями, ингредиентами, травами, книгами. Пусть знают, что всё это на общее благо. Кто им ещё поможет, если не мы.

– Тоже верно, мастер Холиен! – хлопнула ладонями по коленям Хейген, – а позволь ещё совет, позови-ка ты Герду-травницу. Она тоже одиночка, живёт на отшибе, до леса ей ой как далеко, да и боязно по старости лет. Дом её хумансы в Старой Дубраве сожгли. Хорошо сама жива осталась. Инквизиторы её тогда в тёмном ведовстве обвинили, да доказательств не нашли. Вроде бы даже сам герцог вступился. Ну да чего только народ не соврёт для красного словца.

– Хорошо, мамаша Хейген, отличное предложение. Вот и пригласите её от моего имени. Уж вам то она не откажет. Чувствуйте себя хозяйкой. Не откладывайте, перебирайтесь прямо сегодня вечером. Трактирщик предупреждён. Вон, Тиль проводит.

– Ох и торопыга ты, ученик, – Грандмастер, кряхтя встал с кресла, – с лабораторией так просто не выйдет. Надо бы подвал глянуть, прикинуть, что, куда. А потом уже и переезжать. Опять же, лавку подготовить, прилавки. Тиля понатаскать. Три дня, не меньше! – Гуггенхайм поднял кривой указательный палец к небу.

– Да хоть пять! – я с облегчением вытер пот со лба. Получилось!

– Мамаша Хейген, решено, начинайте сборы и выезжайте к трактиру с Тилем. Он вам всё покажет. Обживаться начинайте. Свозите и Гуггенхайма посмотреть. А ты, Тиль, запомни все пожелания Грандмастера. А лучше, нарисуй углём на куске пергамента. Потом, вернёшься с Гуггенхаймом в лабораторию и поможешь упаковывать вещи. Ты теперь у нас главный связной. Я пока схожу в обитель за своими вещами, пробуду там до вечера. Может успею и вместе с вами поедем в трактир. Разом всей семьёй заселимся! Побежал, – я с удовлетворением махнул всем рукой.

– Пусть Подгорный не оставит тебя своей удачей! – мне показалось или в глазах мамаши Хейген блеснули слёзы.

В обители было то самое послеобеденное время, когда рабочий ритм немного затихает. Большинство усталых сестёр и работников скрывается в прохладных кельях, чтобы перевести дух. Я же заметил значительные перемены в режиме работы кухни и прачечной. Сменные бадьи с раствором марганцовки и йода использовались рачительно и не просто менялись дважды в день, но и в обязательном порядке заливались в компостные ямы. Хотя и было всё это полумерами, я ожидал значительного улучшения санитарного состояния территории обители.

В моей каморке всё было по-прежнему. Сундуки были не распакованы, кровать хранила следы ночного приключения. Вот тоже проблема. Как себя вести? Она всё-таки мой начальник. Служебный роман получается, с нарушением субординации. Хотя какой там роман? Одна ночь. Может Мария и не захочет продолжения… Так, хватит фантазировать и рефлексировать. Нужно пойти и поговорить, тем более что собираюсь съезжать.

Но первой я встретил Абигайль.

– Мастер Холиен, как хорошо, что я вас встретила!

– Что случилось, сестра Абигайль?

– К нам сегодня поступила женщина. Её сбила телега. Не согласились бы вы её посмотреть?

– О чём речь? Веди, – мы поднялись на второй этаж в женское отделение. С радостью я отметил в дальнем углу отгороженный участок, где две сестры занимались с полутора десятком детей самого разного возраста. Надо бы им игрушек сюда принести, что ли.

Женщина была в сознании и стонала на одной ноте. Голова её была обмотана сырым полотенцем, левая голень была в лубках. При ближайшем рассмотрении, стало понятно, что она ещё и беременна. Причём, судя по огромному животу, срок родов был не за горами.

– Повитуха смотрела?

– Да, мастер Холиен, сестра Селеста, – Абигайль указала на пожилую монахиню, стоящую по левую сторону от стола со сложенными за спиной руками, – с ребёнком всё в порядке, просто Триша сильно ушиблась головой и сломала голень. Мы уже всё зафиксировали, но она жалуется на головные боли и боли в животе.

– Хм, ладно, посмотрим. Для начала я ещё раз осмотрел поврежденную ногу. Шина наложена мастерски, повреждений кожных покровов нет. На всякий случай, применил Малое Исцеление. Посмотрел реакцию зрачков, шейные рефлексы.

– Её тошнило?

– Всего один раз.

– Триша, как болит голова, расскажи?

– Да почти уже не болит, мастер Холиен, только если встаю, кружится всё перед глазами. А вот живот, словно туго перевязали верёвкой.

Я внимательно осмотрел живот, симметричный. Приложил ладони, пропальпировал сбоку и ближе к лобку. Я, конечно, не гинеколог, но матка в тонусе.

– Шейку щупали, сестра Селеста? Плодный пузырь цел?

– Дда, – сердито пробурчала повитуха, сверля меня прожигающим взглядом.

– Прошу мне ответить чётко, я не стараюсь заменить вас.

– Плодный пузырь цел. Шейка мягкая. Мастер Холиен, – тон повитухи стал поспокойнее.

– Открытие?

– Какое открытие, мастер Холиен, – брови сестры Селесты поднялись вверх.

– Сколько пальцев пропускает шейка матки?

– ???

– Сердцебиение плода?

– Сердце бьётся… – совсем уже растерялась повитуха.

– Так, сестра Абигайль, пусть сестра Селеста ещё раз осмотрит Тришу. А вы принесите мне плотный кусок пергамента, да и приготовьте клистирную трубку. Надо освободить кишечник женщине, прежде чем я погружу её в сон.

Абигайль вышла, а Селеста суетливо приподняла ножной конец простыни, согнула ноги беременной, прополоскала руки в бадье с марганцовкой. Я поощрительно кивнул.

– Один палец, еле-еле, мастер Холиен! – доложила повитуха.

– Замечательно, – улыбнулся я. Тут подошла Абигайль. Я взял пергамент, свернул его тугой трубкой, подровнял края ножом. Получил импровизированный стетоскоп, которым не преминул воспользоваться.

– Триша, да у вас двойня! Поздравляю! – улыбнулся ещё шире я, – а боль мы вашу уберём, поспите немного и пройдёт.

– Спасибо, мастер Холиен, сестра Селеста уже сказала мне про двойню.

– Вот видите, всё замечательно, сердца бьются хорошо, детишки не пострадали. Закрывайте глазки, Триша, – Сон Гарпии, как обычно, сработал безотказно.

Я повернул озабоченное лицо к Селесте и Абигайль.

– Посадить рядом сиделку, поить отваром укропных семян или сухой малины понемногу, менять подстилку, возможно будет мочиться во сне. У неё сильное сотрясение. Матка напряжена, так как беременная испытала сильные переживания. Сон исцелит. Но мне не нравится расположение каждого плода во чреве. Один лежит спиной к шейке, второй ногами. Сроки у неё, когда?

– Это первые её роды, по срокам неделя-две, – доложила повитуха.

– Хм, хорошо, тогда так. Когда придёт в себя, прежде всего спросите о болях и головокружении. Вставать не разрешайте. Постельный режим. Пища лёгкая и никаких волнений. Если начнутся схватки, посылайте за мной. Я теперь буду жить в трактире «Красный Петух». Знаете, где это, сестра Абигайль?

– Да, мастер Холиен.

– Прима Золано у себя?

– Да, была в своём кабинете.

– Всего доброго, – я вышел в проход между кроватями. Провёл дежурный обход больных, нуждающихся в обновлении Сна Гарпии. Затем спустился на первый этаж и повторил все и на этом участке.

Мария сидела на своей веранде и что-то писала, периодически хмурясь и зачёркивая написанное. Когда я тихо подошёл, дверь была открыта. Прима словно почувствовала мой взгляд, обернулась.

– Добрый вечер, Мария.

– Здравствуй, Эскул. Тебя последнее время трудно застать. Всё в делах в делах.

– Ну почему же? Ночью я совершенно доступен, – щёки Марии слегка покраснели.

– Но ведь солнце ещё не зашло, Холиен? Или у тебя закончились дела, и ты вспомнил обо мне? – Прима указала мне рукой на соседнее кресло, приглашая к столу, – выпьешь чего-нибудь?

– Спасибо, Мария, на самом деле я на минутку. Переезжаю, обзавёлся своим жильём. Тут, неподалёку. Трактир Олафа. Пришёл поблагодарить за гостеприимство и заверить, что продолжу приходить в обитель и выполнять обязанности целителя.

– А чем тебе наше жильё не угодило? – в голосе Марии послышалось раздражение.

– Ты меня не так поняла, хорошая комната. Но тесно мне и неудобно мотаться всё время к лаборатории. Алхимия требует так же много труда, как и целительство.

– Что-то ты недоговариваешь, Холиен. Да и бежишь впопыхах, как нашкодивший мартовский кот!

Так, приехали! Это она заявку на собственность так решила обозначить? Никогда не любил такого отношения.

– Ещё раз повторяю. Ты меня неправильно поняла, Мария. Имея своё жильё, я буду достаточно свободен в перемещениях и действиях. Обитель же станет одним из моих мест работы. Это рационально. В конце концов, я хочу пригласить тебя в гости в достойное помещение и, прости за откровенность, на достойное ложе, а не в казарменную конуру на койку, куда тебе приходится прокрадываться под покровом ночи.

– Вы забываетесь, мастер Холиен! – такой я видел Марию Золано впервые. Всегда прямая спина сейчас превратилась в подобие скального монумента. Маленькие ладошки с треском сломали и смяли перо. Губы превратились в узкую полоску. Глаза метали громы и молнии.

– А что я такого сказал или пожелал, Мария?

– Всё! Ни слова большшше! – Прима уже не говорила, а шипела, – с этой минуты уясните важную вещь. Ничего не было. Вам приснилось, пригрезилось, привиделось. Как вам в голову могло прийти? Что я, Мария Золано, урождённая маркиза Запада, Прима обители, могла… с каким-то квартероном…. Забирайте ваши вещи! И уходите.

– Но я могу продолжать работать в больнице?

– Да, – лучше сейчас ничего не пытаться доказать, по своему опыту знаю. Нужно просто свалить и дать пройти времени. Чего-то я не понимаю, видимо. Что она так взбеленилась?

Я с поклоном, пятясь, постарался удалиться. Дёрнул же чёрт меня связаться с аристократкой. А она ещё и маркиза. Вот тебе и хумансы! Поют романсы.

Безотказный сторож помог мне с моим барахлом, да суровый Элькамино вызвался подбросить на телеге до трактира. Всего неделю живу в Варрагоне, а уже успел обрасти приличным имуществом. А ведь пришёл в сандалиях, поясе и с дырой в штанах.

Перед трактиром было форменное столпотворение. Мамаша Хейген ловко руководила своим семейством на разгрузке двух фургонов, которые были размещены во дворе каретного сарая. Тюки и бочки, связки каких-то шкур, даже дрова медленно, но верно перекочёвывали в наше хозяйство. Гуггенхайм деловито расхаживал в сопровождении Тиля, руки и лицо которого были перепачканы углём, а подмышкой виднелись листы пергамента. Гоблин что-то горячо доказывал, размахивая руками, а половинчик терпеливо кивал, не забывая что-то вычерчивать.

На всё это обалдело взирал Олаф, стоявший у запряжённой двуколки, в которой сидела Марта с удивлённым лицом. Увидев меня, трактирщик всплеснул своими огромными руками.

– Кто это? Что это за нашествие, мастер Холиен?

– Не волнуйтесь, Олаф. Это мои домочадцы. Вы же знаете, что один переезд равен трём пожарам. Не беспокойтесь, мамаша Хейген знает своё дело. Всё будет в целости и сохранности. Не пропадёт ни один гвоздь.

– Но гоблин, эээ… половинчик?

– Уважаемый Мастер Алхимии и его подмастерье, Отмеченные самим Илианном Ренноином! Вы ещё скажете спасибо, когда заработает его лавка, а у вас прибавится клиентов. А такой хозяйки, как Хейген, не сыскать во всём Варрагоне. Не так ли, Марта? – я подмигнул племяннице трактирщика так, что молодая женщина зарделась.

– Да, дядя, я слышала на рынке про мамашу Хейген. Говорят, что с ней никто не может торговаться. Она кого хочешь переспорит!

– Ммм, ну не знаю…

– Поверьте, Олаф, за всю свою семью я ручаюсь! – как можно убедительнее посмотрел я в глаза трактирщику, – а вы в гости?

– Ну да, к родственникам!

– Конунг устраивает воскресные состязания, будут все уважаемые семейства Севера в Варрагоне! – вклинилась Марта в разговор.

– Погодите, – вспомнил я, – этот праздник в порту?

– Да, мастер Холиен.

– Так я тоже приглашён! – вспомнил я проникающий до самого сердца взгляд карих глаз.

– Ого, кем если не секрет, мастер Холиен?

– Натиенн, из рода Рагнарссонов.

– Хм, ты не перестаёшь меня удивлять, Холиен. Племянница конунга. Где вы познакомились?

– О, это весёлая история, могу рассказать по дороге, если захватите меня с собой. Ибо, смотрю я на этот трамтарарам с переездом и мне не очень хочется в нём участвовать.

– Что же, Холиен, я рад буду твоей компании и меня просто пробирает желание узнать подробности!

Я бегом кинулся к Хейген, которая просто отмахнулась от меня, как от мухи и сказала, чтобы я шёл на все четыре стороны, хоть в задницу к Подгорному и что ей и так хватает криворуких неумёх.

А это – судьба. Я еду, Натиенн! Ох уж мне эти карие глаза…