Господа гимназисты

Мне казалось, что о проблеме школьного образования нами было сказано довольно. В статье «Доживем до понедельника?» мы прямо заявили, что тот, кто формирует неэффективную школьную программу, совершает преступление против будущих поколений.

В «Школе будущего» констатировали, что учебных предметов слишком много, чтобы удержать в памяти не только набор сведений по каждому из них, но даже уловить их суть. И это выхолащивает учебу. Сводит на нет усилия и педагогов, и учеников, и родителей. Что школьная программа изобилует информацией, не имеющей для многих никакого приложения в будущем, и, следовательно, лишенной смысла и мотива к усвоению. Притом, что действительно нужные предметы часто низведены на уровень факультативов и кружков по интересам.

Школа не только будущего, но, хотелось бы, и настоящего нам видится открытой системой, легко вбирающей в себя новый позитивный опыт, избавленной от необходимости применять любые виды насилия к ученикам, раскрывающей каждому из них перспективное направление личностного развития. Единственной оценкой деятельности школы может и должен стать успех ее учеников в отношениях с людьми и в труде.

Заявляли, констатировали, делились видением перспективы. Но, конечно же, этого мало. Слишком большой груз проблем накопила эта, увы, самая малоэффективная из существующих социальных систем. Очередным примером тому стало вот такое письмо.

«На мой взгляд, – пишет женщина по имени Ольга, – это очень серьезная проблема: детям не интересно учиться в школе. А если ребенок обладает ярко выраженными индивидуальными особенностями, то нередко ситуация доходит до скандалов и нервных срывов. Исходя из собственного опыта, знаю, сколько проблем у учеников в современных школах. Объемы информации колоссальные, много ненужного и формального, дети страдают, родители скандалят то с детьми, то с учителями. В итоге дети чувствуют себя ущербными (как же так, все успевают, а я – нет) и выходят из школы с ощущением впустую потраченного времени и комплексом неполноценности.

Еще одна проблема – оценки. Нужны ли они? Если да, то с какого класса? Ведь существуют же разные модели обучения. Например, я слышала о так называемой «Школе самоопределения». Там вообще не ставят оценок, и к каждому ребенку проявляют индивидуальный подход. Дети сами выбирают предметы, которые им интересны, и на них делается упор. Там развита система мастерских и факультативов. На слуху у многих людей сегодня реанимированные или привнесенные с Запада названия учебных заведений: лицей, гимназия, колледж.

Интересно, это все пустые красивые обертки, или за ними скрываются особые педагогические подходы? Похожи ли современные лицеи на знаменитый Царскосельский?»

В заключение Ольга рекомендует прочитать роман популярной писательницы Анны Гавальда «35 кило надежды». В нем, как будто, затронута та же животрепещущая проблема:

«Из-за этой школы в доме вечно скандалы, сами понимаете… Мама плачет, а отец орет на меня, или, наоборот, мама орет, а отец молчит. А мне плохо, когда они такие, но что я могу поделать? Что им сказать? Ничего. Я ничего не могу им сказать, потому что, если открою рот, будет еще хуже… А они долдонят мне одно и то же, как попугаи: «Работай!» «Работай!» «Работай!» «Работай!» «Работай!» Да понимаю я, понимаю. Не совсем я все-таки тупой. Я бы и рад работать, да вот беда – не получается. Все, чему учат в школе, для меня китайская грамота. В одно ухо влетает, в другое вылетает. Водили меня к миллиону докторов, проверили глаза, уши, даже мозги. Времени потратили уйму, а заключили, что у меня, видите ли, проблема с концентрацией внимания. Обалдеть! Я-то сам знаю, что со мной, меня бы спросили. Все со мной в порядке. Никаких проблем. Просто мне неинтересно. Не-ин-те-рес-но. И все… Я, когда они орут, мысленно затыкаю себе уши и стараюсь думать только о том, что в данный момент мастерю, например, космический корабль для звездных войн из «Легосистем», или аппарат для выдавливания зубной пасты, или гигантскую пирамиду из деревянного конструктора, да мало ли что. А потом начинается пытка уроками. Если мне помогает мама, всегда кончается тем, что она плачет. Если отец – плачу я. Вот я вам все это рассказываю, а вы еще подумаете, что мои родители сволочи или третируют меня. Да нет же, нет, они у меня классные. В общем, родители как родители. Все только из-за школы. Я, между прочим, из-за этого весь прошлый год записывал в дневник только половину заданий – чтобы меньше было скандалов и слез по вечерам. Честное слово, только поэтому, но у меня язык не повернулся сказать это директрисе, когда я заливался слезами в ее кабинете. Глупо ужасно».

Да, уж. Глупее не придумаешь. В центре повествования – 13-летний мальчик Грегуар. Его отчисляют из нескольких школ из-за неуспеваемости. В конце концов, он сам находит ту школу, в которой ему становится интересно. Это школа с плотницким уклоном. Оказывается, больше всего на свете Грегуар любит мастерить руками. Он сам дома починил всю мебель. Но в тех школах, где он до сих пор учился, это никому не было нужно. Видимо, у французов (а писательница Анна Гавальда – француженка) те же проблемы.

Однако вернемся к письму Ольги. На мой взгляд, она совершенно права, когда оценивает ситуацию в системе среднего образования, как критическую. С этим надо что-то делать. Двадцать первый век на дворе. Отвечать на ее вопросы я, пожалуй, начну с конца. Что же такое современные гимназии и лицеи? Десять лет подряд я был председателем так называемого Совета гимназии – выборного органа, куда в равной пропорции входят ученики, их родители и учителя – в одном из московских учебных заведений.

Наша гимназия – «наша», ведь я в ней вел общественную работу, а моя дочь училась – одна из лучших не только в Москве, но и в России. Об этом свидетельствуют призы престижных конкурсов, благодарственные письма, среди которых на почетном месте письмо Её Величества королевы Великобритании Елизаветы Второй. Об этом говорят и судьбы ее выпускников – как на подбор, успешных, карьерных молодых людей. Гимназия чтит традиции, но активно участвует и в педагогических экспериментах. Благодаря многолетнему – самоотверженному, без всяких преувеличений – труду ее директора и некоторых (впрочем, далеко не всех) учителей, ее можно назвать крепкой, добротной школой, по которой ностальгируют, я знаю, многие, кто получил среднее образование в советские времена. Крепкая и добротная, но, увы, не более того. Несмотря на попытки модернизации, она тиражирует все прежние ошибки. И главная из них – отсутствие должного внимания к каждому ученику.

Говоря языком экономики, ширится предложение в сфере знаний, но никто почему-то не заботится всерьез о спросе. Кто взял сам, тот и молодец. Кто не взял – его проблемы. Его?! Постойте, постойте! Не его, а наши с вами проблемы, ведь те, кто сегодня изнемогают под бременем мало эффективной учебы, завтра будут нас, стариков, кормить и содержать. А может, и не будут. Если не за что.

Моя, тогда еще совсем маленькая, дочь однажды написала дома на обоях: «Я очень не люблю школу». Я специально не стал закрашивать это признание. Когда дочь выросла и стала выпускницей, я подвел ее к этой надписи и спросил: «Ну, а что ты скажешь сейчас?» «То же самое, но в квадрате, если не в кубе», – ответила она мне. Может, моя девочка нерадива, испорчена? Нет. Об этом я могу сказать с уверенной гордостью отца. Недавно она закончила МГУ, факультет журналистики. Уже со второго курса работала на телевидении редактором, продюсером, журналистом, и теперь стала крепким профессионалом. Вполне возможно, что уважаемые зрители видели созданный ею документальный фильм, посвященный двадцатилетию Чернобыльской трагедии. Его показывали по каналу «Россия».

Кто-то скажет: «Молчал бы уж, если не сумел привить собственной дочери любви к учебе. Этого стесняться надо, а не хвастать на каждом углу». Стесняться? А почему я должен стесняться? Моя семья, несмотря ни на какие катаклизмы, октябрьские революции и прочие сезонные обострения в среде «бесправных и угнетенных», из поколения в поколение удерживала уровень высшего образования, дала обществу высоко профессиональных хозяйственников и воинов, академиков и инженеров, врачей и геологов. Пусть стесняются те, кто плохо делают свое дело! Кто составляют школьную программу так, что она, по словам Ольги, к которым я присоединяюсь, включает «колоссальные объемы информации, много ненужного и формального».

Одна моя собеседница, выслушав эту критическую точку зрения на среднее образование (а я не делаю тайны из своего отношения к тому, что мешает мне жить комфортно), сказала: «Зато наши школьники имеют широкий кругозор. Они растут разносторонними личностями, чего не скажешь об иностранцах. Я недавно была (она назвала европейскую страну) – какие там примитивные люди! Говорят только о еде, ничем другим не интересуются. Наши – совсем другое дело».

Даже если согласиться с этим наблюдением (я о примитивности и ограниченности европейцев), то стоит ли нам кичиться тем обстоятельством, что «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь»? Что толку! Зачем? Чтобы «потолковать о Ювенале, в конце письма поставить «vale» и помнить, хоть не без греха, из «Энеиды» два стиха»? Под моими окнами постоянно собирается местная «алкогольная элита». Я имею в виду тех, кто, похоже, ничем, кроме регулярных возлияний на чужие деньги в этой жизни не занимается. Так вот, если прислушаться к их речам, то, действительно, можно подивиться широте кругозора этих людей, философской глубине их пьяных рассуждений. Ничего, кроме еще большей жалости к ним, это не вызывает. Лучше уж спивались бы примитивно.

А если говорить о национальных особенностях, то именно русскому менталитету принято приписывать (и не без оснований) максимализм в отношении к жизни: или сделать ее наполненной истинным смыслом, или не жить вообще! Так, значит, именно русский взгляд на мир более всего соответствует той школе будущего, о которой мы все мечтаем. Той, которая выращивает у людей крылья, а не подрезает их. О чем же тогда спор?

Коротко отвечу на другие вопросы Ольги.

Нужны ли школьные оценки? – Нет. Поскольку они провоцируют ребенка на «погоню» за ними. Учеба из получения полезных во взрослой жизни знаний превращается в игру «в выигрышные баллы». Самое страшное, что у детей появляется мысль, что и вся последующая их жизнь будет похожа на игру. В работу, в деньги, в семью, в патриотизм. Подмена подлинных ценностей суррогатами – вот главное зло, с которым необходимо бороться еще на школьной скамье.

«А как же тогда оценивать уровень полученных школьниками знаний?» – Спросите вы. Пусть этим занимаются те, кто заинтересован больше других, и кто обладает настоящим (а не вымученным, вроде пресловутого ЕГЭ) инструментарием для такой оценки. Я говорю о вузах, учебных заведениях профессионального образования, производственных организациях. Им работать с выпускниками школ, пусть они и оценивают их компетентность.

Кстати, если в школах будет процветать индивидуальный подход к каждому ученику, то заботиться о мотивации к учебе и об уровне знаний не придется. Каждый будет вкладываться в процесс обучения полностью. Так уж мы устроены. От хорошего никогда не откажемся. А плохого нам и даром не надо.

Что же это я все о будущем? «Будет», «будет», да будет ли, и когда? Пока реальной модернизации среднего образования не произошло, ничего не остается, как самим родителям заботиться о компетентности собственных детей. Проконсультироваться с психологом на предмет наилучшей профессиональной перспективы, найти соответствующих репетиторов, мастеров, у которых можно многому научиться в избранной на будущее профессии. А со школьной системой придется искать компромисс. Пусть у вашего ребенка будет столько положительных оценок, сколько он сможет заработать без ущерба для здоровья и настроения. Остальным помогите ему пренебречь. О «картине успеваемости» поговорите с учителями сами, не травмируйте детей. Учителя поймут, ведь в большинстве своем они – весьма неглупые, неравнодушные люди. И тоже ужасно раздражены несовершенством системы. Уверен, если вы сумеете наладить с ними диалог, то найдете не противников, а союзников.