«Горные вершины спят во тьме ночной, тихие долины полны свежей мглой…» Нет, постойте. А может «тихие долины спят во тьме ночной, горные вершины полны свежей мглой»? Нет. Что-то не так. Как же правильно-то? Похоже, я запутался совсем…
До сих пор, вспоминая тот давнишний случай, я чувствую нечто, похожее на неловкость. Казалось бы, столько всего пережито, столько дорог пройдено, столько соли съедено, что такое незначительное, в общем, происшествие должно было бы стереться из памяти. Ан, нет. Живет. Скребется, понимаете ли, время от времени. Значит, полезный был урок.
А что, собственно, случилось? Да, ничего особенного. Семилетний мальчик-первоклассник вышел к доске, чтобы прочитать стишок. Этот стишок он хорошо помнил, потому что еще в детском саду любил петь песню на эти самые слова. Правда, песенный вариант несколько отличался от стихотворения, которое вчера задали на дом. Вот оттого и произошел конфуз.
Бойко начав со знакомой фразы, первоклассник неожиданно для самого себя сбился. В голову лезла строчка из песни, но мальчик точно помнил, что в школьной хрестоматии написано как-то по-другому, но как? Он мог бы продолжить чтение известного ему песенного варианта, но непостижимое упрямство заставляло вспоминать именно книжный текст, а это как раз и не получалось. «Эх», – с горечью сказал мальчик, – «Запутался». И, признав таким образом свое поражение, он махнул рукой и сел на место. Учительница строго посмотрела на него и сказала: «Почему же ты так плохо подготовился к уроку? Это ни на что не похоже. Я ставлю тебе «два».
Мало того, что мальчик, вместо ожидаемой им легкой «пятерки» (еще бы, слова-то знакомые!), получил обидную «двойку». Но еще и его смешливые одноклассники стали, наперебой, подходя к нему, передразнивать его поведение у доски: «Эх, запутался!» Все смеялись, смеялся и мальчик, как будто ему было весело. Но это веселье было вымученное. На самом деле ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
С тех пор прошло много лет. Конечно, случались в жизни фиаско куда более серьезные. Что и говорить! Но место, на которое пришлась эта давняя детская оплеуха, нет-нет, да и зачешется. Напомнит, что мир устроен справедливо: как потопаешь, так и полопаешь. В смысле, что заработаешь, то и получишь. Старая истина. И всегда в цене… Жаль, что находятся люди, которые пытаются ее проигнорировать. Создать иллюзию, что все, что ими ни делается, делается как надо, и в любом случае заслуживает высокой оценки.
Недавно я отправился в круиз по рекам России. «Пароход белый-беленький, сизый дым над трубой…» Девятый вал впечатлений! Море позитива! Но это заслуживает отдельного рассказа. Сейчас о другом. Попала, к сожалению, в эту бочку душистого провинциального меда маленькая ложечка дегтя.
Я говорю о детях. Точнее, об их родителях. Еще точнее, о родителях и их маленьких детях. Бог ты мой, опять запутался! В общем, речь идет о некоторых особенностях воспитания некоторыми родителями некоторых детей.
Все началось на обратном пути, когда к нашей сдружившейся компании пенсионеров и полупенсионеров, присоединилась новая группа туристов с большим количеством разнокалиберной непоседливой малышни. Увидев сразу столько детей, многие, в том числе ваш покорный слуга, умильно заулыбались. Вот она – свежая младая поросль! Гомонит, повизгивает от полноты переживаний, топочет крепкими быстрыми ножками по палубному покрытию, производя бодрящий шум. Потом, правда, это бесконечное трепыхание жизни мне порядком поднадоело, но я вовсе не для того затеял этот разговор, чтобы ворчать, как старый дед.
Все было бы ничего, да теплоходные аниматоры – то есть люди, по долгу службы развлекающие разомлевших туристов – затеяли концерт художественной самодеятельности. Желающих принять в нем участие оказалось немало. Загодя они стали собираться в одном из обширных залов теплохода, чтобы отрепетировать свои номера. Воздух наполнился экспрессивными завываниями, отдаленно напоминающими песни, но больше похожими на крики о помощи. Все говорило о том, что приближается час триумфа. И вот он настал. По теплоходному радио прозвучало приглашение на гала-концерт. Публика заполнила холл и приготовилась получать удовольствие.
Хочу быть правильно понятым. Я не против самодеятельности. Это – превосходное развлечение, особенно когда нет других дел. Безусловно, есть нечто подлинное в стремлении человека спеть и станцевать: «Раздайся, народ, к тебе пляска идет!» И это привлекает. Имеет какое-то свое обаяние даже. Помните, у Булата Окуджавы: «Как обаятельны для тех, кто понимает, все наши глупости и мелкие злодейства»… Да, петь срывающимся то на хрип, то на визг, неверным голосом популярную песню – это глупость, а танцевать «Ламбаду», не имея чувства ритма, – злодейство. Но простительное, и по-своему милое. Худо, когда люди, теряя чувство меры и выходя из границ жанра, начинают относиться к этим забавам, как к настоящему искусству. Когда они забывают, что искусство – это не желание покрасоваться на публике, а труд и талант. Труд и талант – только в таком сочетании. И еще хуже, когда они подменяют подлинники суррогатами в сознании собственных детей.
– А сейчас встречайте Олечку! – провозгласил аниматор. – Она исполнит песенку про медведей.
На середину зала вышла девчушка лет семи, без тени смущения или, там, волнения на лице. Кокетливо улыбнулась, приветственно помахала своим родителям. Те даже привстали с мест, чтобы насладиться выступлением дочурки. Олечка покрутила туда-сюда юбочкой и махнула ручкой в сторону аккомпаниатора. Начинайте, дескать. Прозвучало вступление. Девочка жестом примадонны поднесла к ротику микрофон и…
Такого не ожидал услышать, я думаю, никто. Ну, бывает, у человека нет музыкального слуха. Бывает, что кто-то лишен мелодичного голоса. Случается исполнителю во время выступления забыть слова песни. Но чтобы ни слуха, ни голоса, и слова через пень-колоду – подобное редко встречается. Олечка дала нам возможность пережить эту в своем роде уникальную встречу. Какая-то слабонервная женщина встала и, кривясь, как будто ее тошнило, и от этого конфузясь, вышла из зала. Люди, сидящие на периферийных местах, громко загомонили о чем-то постороннем уже после первого куплета. При этом родители Олечки и их друзья стали бросать на говоривших гневные взгляды.
Наконец, пытка пением кончилась. Олечка бойко тряхнула кудряшками, улыбнулась и поклонилась. Раздались… аплодисменты. Многие хлопали, несколько растерянно переглядываясь: «Ведь она – ребенок. Её надо поощрить. Не приведи Бог, расстроится». Довершил это всеобщее благотворительное умонастроение молодец-аниматор, вскричавший: «Поблагодарим Олечку за чудесное выступление. Огромное тебе спасибо, детка!»
Огромное вам «пожалуйста», господа взрослые! Я бы даже сказал «на здоровье»! Воспитание – это деятельность. А всякая деятельность имеет цель. Какая цель была достигнута в данном конкретном случае? Ребенку, лишенному начисто музыкального дарования в очередной раз внушили, что он, напротив, талантливый певец. Сформировали в его сознании ложное представление о самом себе. Зачем?
Кто-то скажет, в этом нет никакой трагедии. Ну, получила девочка поощрение. Пусть незаслуженное. Ну, и что? Кому от этого стало хуже? Детей часто перехваливают. Особенно, в присутствии их родителей. Это, если угодно, дань вежливости. В конце-концов, кашу маслом не испортишь.
«В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова… При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою…
– Какие миленькие дети, – сказал Чичиков, посмотрев на них, – а который год?
– Старшему осьмой, а меньшему вчера только минуло шесть, – сказала Манилова.
– Фемистоклюс! – сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку.
Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на «юс», но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение.
– Фемистоклюс, скажи мне, какой лучший город во Франции?
Здесь учитель обратил все внимание на Фемистоклюса и казалось, хотел ему вскочить в глаза, но наконец совершенно успокоился и кивнул головою, когда Фемистоклюс сказал: «Париж».
– А у нас какой лучший город? – спросил опять Манилов.
Учитель опять настроил внимание.
– Петербург, – отвечал Фемистоклюс.
– А еще какой?
– Москва, – отвечал Фемистоклюс.
– Умница, душенька! – сказал на это Чичиков. – Скажите, однако ж… – продолжал он, обратившись тут же с некоторым видом изумления к Маниловым, – в такие лета и уже такие сведения! Я должен вам сказать, что в этом ребенке будут большие способности».
Вы, конечно, узнали. Это Гоголь, «Мертвые души». Чичиков в гостях у Манилова. Чичикову все равно, кем станут дети Манилова. Его интересует собственность этого помещика. Но Манилову-то не должно быть все равно. Даже если он – Манилов. Ведь еще не поздно заняться развитием этих малышей – всерьез, а не понарошку. Еще есть возможность преодолеть их умственную отсталость, признаки которой налицо. Но Манилов смотрит на собственных детей, как и на весь мир, сквозь розовые очки. А всевозможные «Чичиковы» сулят им в будущем «большие способности», ведь за эту ложь их никто не накажет. Наоборот.
У каждого человека в течение жизни формируется представление о самом себе. Так называемая «Я-концепция». Она состоит из двух частей: информационной и оценочной. В информационной части «Я-концепции» накапливаются сведения о возможностях личности: знаниях, навыках, умениях, темпераменте и интеллекте, которыми она обладает, об индивидуально значимых целях и приоритетах. Оценочная часть представляет собой сформировавшееся отношение индивида ко всему этому. Крайне важно, чтобы «Я-концепция» соответствовала действительности. Иными словами, была как можно более объективной.
Скажем, человек знает, что у него есть музыкальный слух и певческий голос. Он целенаправленно работает над развитием этих своих способностей, под руководством мастеров, которые с профессиональных позиций поправляют его, если что не так, и поощряют за реальные достижения. В результате этот природный потенциал превращается в инструмент адаптации, и в нужном месте и в нужное время «выстреливает», что повышает общественную ценность и привлекательность его обладателя.
А другой человек знает, что ему, как говорит один мой приятель, «медведь наступил на ухо, а слон – на горло». И относится к этому спокойно. Он – самостоятельно и при помощи окружающих, в деятельности и в самосозерцании – изучает себя, открывает иные возможности и развивает то, что в нем есть, совершенствуясь, как личность. Ведь в каждом заложен ценный приспособительный потенциал. Нужно лишь объективно его понять и выработать к нему адекватное отношение. Вот что должно быть нормой при формировании «Я-концепции».
Как-то в моем присутствии серьезные, ответственные люди затеяли спор: хороша или плоха так называемая «завышенная самооценка».
Одни говорили, что оценивать себя более высоко, чем ты реально весишь в этой жизни – хорошо. Это, дескать, расширяет горизонты, поощряет рост социальных притязаний. Придает дополнительную динамику развитию личности. Другие утверждали, что самооценка «высокая» и «завышенная» – разные вещи. Первую следует формировать, второй – опасаться. Я целиком присоединяюсь к этой точке зрения.
Воспитывая ребенка, не нужно вселять в него уверенность в его всенепременной непогрешимости и универсальной талантливости. Это лишь собьет его с толку. В нем следует отыскивать задатки реальных талантов, развивать их и тем самым закладывать возможность будущих подлинных, а не мнимых побед. Только уверенное знание себя и умение пользоваться своим истинным потенциалом обеспечивает пожизненную высокую самооценку. Давайте же воспитывать одаренного, а не «одурённого», человека. Иначе его удел в будущем – зависть к реально успешным людям, неизбежное разочарование в самом себе и душевный кризис.