По поводу жены Игоря, великой княгини Ольги, есть целый ряд спорных вопросов и поводов для недоумения.

Игорь родился в 879 г., погиб в 944 г. (ошибочная дата — 945 г.), стало быть, прожил 64–65 лет. Для той эпохи возраст весьма преклонный, но ничего удивительного — проживали в те времена люди и больший срок. В 942 г. у него родился сын Святослав — наследник престола. Время для отцовства поздноватое, но в 62–63 года — вещь вполне возможная.

Ольга вышла замуж за Игоря в 903 г. Сколько ей тогда было лет? Согласно Новгородской I летописи, родилась Ольга в 893 г. Значит, она вышла замуж в 9 — 10 лет за жениха в возрасте 23–24 года. В принципе, такое можно допустить, в особенности если к тому были политические соображения. Следовательно, Святослава она родила в 48–49 лет. Приходилось слышать, что изредка такие вещи случаются. Но стоит ли в данном случае полностью доверять летописи? Тем более что перед этим у супружеской пары 39 лет не было детей (может — умерли?). Одно исключение еще можно принять, в два поверить значительно труднее.

Такими вопросами задавались поколения исследователей. Кто-то из них, пожав плечами, переходил к дальнейшему анализу, кто-то обвинял летописцев в путанице. Путаница с Ольгой у летописца действительно есть. Согласно летописи, Ольга побывала в Константинополе, где приняла крещение в 955 г., причем император Константин Багрянородный был настолько очарован гостьей, что хотел на ней жениться. На дикарке, возрастом за 60 лет! На самом деле в Константинополе Ольга была в 946 г., крестилась 21 мая 946 г. [154, с. 376]. Константин Багрянородный родился в 905 г., между ним и Ольгой разница в возрасте около 12 лет. Если Ольга была хороша собой, то мог и очароваться.

Так или иначе, в биографии Ольги много фактов, которые хоть и не противоречат прямо жизненной практике, но находятся награни возможного с невозможным. Тут или летописцы напутали, или современные историки неточно интерпретируют сведения. Или и то, и другое вместе, как мне представляется наиболее вероятным.

Начну с напоминания о том, что в языческой Руси было принято многоженство. Несколько жен имел Святослав, Владимир имел целый гарем, который пришлось распустить с принятием христианства. Хотя сведений об этом нет, но можно смело предположить, что великому князю иметь одну жену было непрестижно. Нет никаких оснований считать, что Игорь был исключением из этого правила. Также сомнительно, чтобы великий князь долго тянул с женитьбой по достижении совершеннолетия. Ему этого просто не позволило бы окружение. Первую жену Игорь должен был получить по достижении 16 лет, самое позднее — 18 лет, т. е. в 895–897 гг. Трудно указать причину, по которой эта акция затянулась бы до 23 — 24-летнего возраста. Если пройтись по всем последующим векам, то увидим, что князей, великих князей, царей женили, как правило, в 16 лет. И это при том, что христианство требует моногамии. Не может быть сомнения, что Ольга, на которой Игорь женился в 903 г., была не первой и не единственной женой Игоря.

В таком случае нет никаких оснований считать, что Ольга 903 г. и Ольга 945 г. — одно и то же лицо. Христианские летописцы либо не поняли, что речь идет о разных Ольгах, либо намеренно заретушировали факт Игорева многоженства, чтобы поднять авторитет Ольги-княгини, которую они возвышали и прославляли. Поэтому Ольга летописная может быть намного моложе, чем следует из вышеприведенных расчетов. Следует также учесть, что в первой половине X в., любую жену великого князя могли назвать «ольгой». Женщины в Киевской Руси позднее, чем мужчины, обзавелись индивидуальными именами.

Также не может быть сомнения, что в момент гибели Игоря Ольга была единственной его женой. Во всей истории, связанной с убийством Игоря и местью Ольги, скрыть наличие других жен не удалось бы. Так, например, почему древляне направили посольство именно к Ольге, если были бы и другие вдовы покойного князя? Почему у состарившегося Игоря Ольга осталась единственной женой — гадать бесполезно, версий можно предложить много. Так или иначе, престарелый князь влюбился в женщину, очевидно, значительно моложе себя, она родила наследника, она оказалась умной, энергичной, честолюбивой. Как уже сказано, Игорь не производит впечатления сильной личности и руководителя. Скорее он оставляет впечатление полного ничтожества. Он не имел организаторских способностей, и за него, пока был жив, управлял Олег. Игорь не имел военных способностей и не одержал ни одной победы, иначе летописцы обязательно сообщили бы о ней. Зато наверняка потерпел множество поражений, поэтому летописи так громко молчат о его правлении. Наконец, ему не хватало простого здравого смысла, иначе сообразил бы, что первую дань можно собрать с малой дружиной, для второй дани нужна большая дружина, а не наоборот. Жизненная практика подсказывает, что люди такого типа на престоле проявляют склонность к пьянству или к извращенным развлечениям. Такие мужья легко подпадают под влияние умных, энергичных жен. Еще выходя замуж за великого князя, Ольга могла испытывать симпатии к христианству, в том числе из-за его отрицательного отношения к полигамии. А познакомиться с христианским обычаем при наличии минимального кругозора на Руси было уже возможно. В момент смерти Игоря Ольге могло быть 20–21 год, когда ей сделал предложение Константин Багрянородный — 31–32 года (если это было в 955 г.), а скончалась она в возрасте около 45 лет.

Отдельно следует рассмотреть неясные аспекты истории о мести Ольги древлянам. Последнюю версию на этот счет предложил А.П. Богданов в «Вопросах истории» [19]. Иные его догадки весьма остроумны, кое-где при выявлении причинно-следственных связей он игнорирует чисто житейскую логику. В том, что Ольга после убийства Игоря оказалась в сложном положении, — он прав, но некоторые тайные пружины ее мотивов не вскрыл. И очень портит его статью ползучий норманнизм, который он пытается протащить по принципу: «нельзя в дверь — так я его в окно». Но разбирать тему «месть Ольги древлянам» удобно, отталкиваясь от его статьи, что я и сделаю.

Игорь убит в конце 944 г., - в конце осени или начале зимы. А.П. Богданов полагает, что о судьбе мужа Ольга ничего не знала до весны следующего года, когда прибыло первое посольство от древлян. Тут нарушена житейская логика. Получается, в Киеве почти полгода ничего не знали ни о великом князе, ни о его дружине, хотя древлянская земля расположена рядом с Киевщиной. Невозможно допустить, что ни один дружинник Игоря не спасся и не добрался до Киева, что в древлянской земле не оказалось ни одного руса, что среди древлян не нашлось ни одного киевского доброхота, что ни один древлянин не приехал на Киевщину, не похвастался, что ни Свенельд, ни Асмунд, ни Ольга не удивились долгому отсутствию вестей и не послали гонцов… Не может быть сомнений, что о трагедии с Игорем в Киеве узнали самое большее через неделю после случившегося. А вот древлянское посольство, да, скорее всего, прибыло к Ольге весной 945 г. Видимо, А.П. Богданов считает невозможным, чтобы через четыре-пять месяцев после получения черной вести в Киеве не предприняли никаких действий по такому нетривиальному случаю. Не только через такой срок — за время, в которое прибыли два посольства, тоже не было ничего предпринято. И далее полная неподвижность, раз дело пришлось брать в свои руки женщине, а не тем, кому положено. Эту странность до сих пор никто не объяснил.

И еще одна странность, которая почему-то нигде не прозвучала, — поведение древлянского князя Мала. Он убил монарха, занимавшего трон по праву рождения, под рукой которого находился. Это же мятеж! На что же он рассчитывал, сватаясь к вдове, следовательно, делая заявку на то, чтобы занять опустевший престол? В том-то и дело, что по реалиям X в. и поведение Киева, и поведение древлянского Мала были строго логичны и даже жестко детерминированы.

Оценим ситуацию в Киеве. После смерти Игоря остались два человека с властными полномочиями и с дружинами для их реализации: Свенельд и Асмунд. Давно известна истина: трое могут быть союзниками, двое — всегда соперники. Чтобы отомстить за Игоря, кому-то надо было возглавить поход. Но кто из пары уступит первенство другому? Если один из двоих и захочет, то его дружина ему не позволит, ибо в этом случае не только глава дружины, но и сами его дружинники отодвигаются на второй план и в получении доли власти, и в получении доли с полюдья. Это первое соображение.

Если бы даже по этому пункту была бы достигнута договоренность, то следовало одному из двоих остаться в Киеве, охранять престол и наследника, а второму отправиться с карательной экспедицией в древлянскую землю. Не годится! Один будет терять воинов, а второй не только сохранит свою дружину, но и возьмет под контроль столицу, малолетнего наследника и уже собранное полюдье. Перед страной и обществом второй будет выглядеть как владыка-регент, а первый — как воевода у него на посылках. Если первый не согласится с ситуацией и с потрепанной, усталой дружиной вернется отстаивать свои права, он увидит закрытые ворота Киева и свежих, отдохнувших дружинников на стенах. Это второе соображение.

Пойти порознь в древлянскую землю обоим, как два самостоятельных центра силы? Ну, во-первых, и бить их будут порознь. Но важнее другое: под чьим контролем в Киеве останется наследник, престол и казна? Где гарантия, что в отсутствие обоих члены одной дружины обманом не возьмут верх над другой и не захватят контроль над Киевом? Где гарантия, что, когда один встретит древлянское ополчение, другой не повернет обратно в Киев? Где гарантия, что один не вступит в тайный сговор с Малом за счет другого? Никаких гарантий! Это третье соображение.

Надо полагать, сам Игорь при жизни намеренно создал два враждебных друг другу центра силы, чтобы самому выступать в роли посредника. Это старый прием слабой власти. Но после его гибели ситуация сложилась патовая. Ни Свенельд, ни Асмунд не могли покинуть столицу или отправить куда-либо дружину. Под угрозой потери всего оба должны были сидеть в столице, караулить друг друга, престол и наследника. Все вышесказанное позволяет отвергнуть версию Л.H. Гумилева, что Игорь пал жертвой тайных интриг Свенельда. Будь так, Асмунд не замедлил бы разыграть такую карту. Да и Свенельду сложившаяся ситуация была невыгодна.

Итак, оба воеводы сидят с дружинами в Киеве. Великий князь остается неотомщенным. Но это не самое худшее. Гораздо хуже то, что информация о сложившейся ситуации медленно распространяется по неокрепшему государству, вызывая размышления у местной племенной знати. Дальнейшие перспективы не ужасны, а катастрофичны. Ну, допустим, просидят дуумвиры в Киеве до осени, не сводя глаз друг с друга. Осенью надо отправляться собирать полюдье — встанут те же проблемы, что и с походом на древлян. И не только. Во-первых, большой вопрос: отдадут ли на местах полагающуюся дань в сложившейся обстановке? Во-вторых, уходить от столицы придется в места куда более отдаленные, нежели древлянская земля. В-третьих, если не проведешь полюдья, дружину нечем будет кормить, и она разбежится. Далее: развал государства, внутренние войны, внешние нашествия… Даже думать страшно.

 

Вероятно, древлянский князь и его старейшины прекрасно понимали ситуацию. Может быть, спрогнозировали ее еще до убийства Игоря. У них было два варианта действий. Первый: не делать ничего, жить, как будто нет никакого Киева и центральной власти. Вариант неплохой, но опасный. К осени отчаяние могло подтолкнуть Свенельда и Асмунда к каким-нибудь совместным действиям. Один из дуумвиров мог погибнуть, или оба сговорились бы с каким-нибудь влиятельным племенным князем.

А разве у них, у древлян, не сильный, не влиятельный князь? Есть второй вариант: ковать железо пока горячо — предложить свою кандидатуру для превращения дуумвирата снова в триумвират с великим князем в роли посредника. Свенельд, Асмунд, их бояре и дружина крупно при этом проигрывали, но избегали худшего варианта, обрисованного выше. Силы полян-руси объединяются с древлянскими, государство не только сохраняется, но и становится сильнее, только древлянская знать при этом выходит на первое место. План вовсе не глупый.

Относительно древлянского князя Мала. Есть основания подозревать, что Мал — не имя, а титул, равноценный титулу «князь». Во-первых, в логику образования древнерусских имен имя Мал не вписывается. Любой ребенок рождается маленьким, могут ли родители дать сыну такое не слишком почетное имя? А если он вырастет крупным? А если он наследник княжеского престола?

Во-вторых, корень «мал» известен в кельтских языках, и значение его — «князь», «дворянин» [101, с. 281–282]. Так как на языках, родственных кельтским, говорили скифы, термин «мал» они могли использовать как титул главы союза племен. Из скифской среды термин проник в славянский язык. В связи с этим следует поставить вопрос о князе «свиет-малик», которого упоминает ибн Русте, предположительно, у вятичей [152, с. 274]. «Малик» — восточный титул, означающий «князь». Принято считать, что ибн Русте воспользовался термином, привычным для потенциальных читателей (как мы пользуемся термином «царь»). Но, может быть, у вятичей на самом деле, как и у древлян, был титул «мал»? Если это так, то обрели его предки вятичей в бытность на Западе, в Центральной Европе, где до них обитали кельты и где сохранялись кельтские традиции. Летописец, первым записавший рассказ об убийстве Игоря, уже не понимал, что «мал» — вовсе не личное княжеское имя.

Можно допустить, что претензии древлянского князя на киевский престол, как ни странно, имели некоторое легитимное основание. Как получил великокняжескую власть Игорь? Убив своего предшественника Дира. Как получил власть Дир? Есть подозрение, что он тоже убил своего предшественника. Напрашиваются параллели с примерами из «Золотой ветви» Дж. Фрезера о ритуальном цареубийстве. Среди прочих обычаев цареубийства в примитивных обществах имел место и такой: убийца царя автоматически занимал его место. Кроме этнографических материалов, Фрезер ссылается и на исторические свидетельства, в частности, фиксирует наличие такого обычая у славян.

«Когда захваченные в плен Гунн и Ярмерик убили князя и княгиню славян и пустились в бегство, язычники кричали им вдогонку, чтобы они возвратились и правили вместо убитого князя. Такое предложение вполне соответствовало представлениям древних славян о престолонаследии. Однако беглецы не вняли посулам преследователей, сочтя их простой приманкой, и продолжали бегство до тех пор, пока крики язычников не смолкли вдали» [178, с. 265].

Фрезер не дает ссылки на приведенную цитату. Поэтому невозможно понять, идет ли в данном случае речь о славянах или о сакалибах. Славяне все равно не имели своих устойчивых традиций престолонаследия, а значит, перенимали чужие. Так или иначе, обычай короновать цареубийцу имел место в Восточной Европе. BIX в. его еще, вероятно, помнили, поэтому права Игоря на Киев подкреплялись, кроме происхождения, еще и фактом убийства предшественника. Тем более, если на стороне Игоря и Олега стояло языческое жречество, которому не могла нравиться христианизаторская политика Дира. Но к середине X в. от этого обычая веяло такой архаикой, что древлянский князь посчитал нужным подкрепить свои претензии брачным предложением вдове убитого. Ольга все-таки мать наследника престола, с этим киевляне должны считаться, женитьба на ней увеличит легитимность власти ее второго мужа.

На какую реакцию игоревой вдовы рассчитывал древлянский князь? У нее нет другого выхода — считал он. Вспомним обычай похорон знатных русов, хотя бы тот, что описан ибн Фадланом. Вместе с покойником погребали его жену, предварительно умертвив, а в варианте былины о Михайле Потыке жену заживо замуровывали в могиле с мертвым мужем. Если Игорь мертв — полагается выполнить весь погребальный ритуал, связанный с похоронами, в том числе по обычаю поступить с женой покойного. Это невозможно сделать, так как тело Игоря погребено в недосягаемом месте. Но ведь древлянский князь может и отправить тело в Киев. Поэтому едва ли оно было кремировано.

То, что мы знаем об Ольге, заставляет предположить, что ее не прельщали такие перспективы. Учтем и материнские чувства. Сыну нет трех лет, если она «отправится к Игорю», он останется игрушкой и заложником у двух хищников, готовых рвать друг другу глотки в борьбе за власть. Доживет ли он до совершеннолетия? Скорее всего — нет. Поэтому ни древлянский князь, ни его посольства не сомневались в согласии Ольги на брачное предложение. Отсюда с их стороны такая далеко идущая доверчивость. Древляне не учли одного — такие женщины, как Ольга, рождаются раз в тысячелетие.

В отличие от Свенельда и Асмунда Ольга своей дружины не имела. Для дружинников Игоря было бы неслыханным бесчестием пойти под команду женщины. Опираясь на своих слуг, Ольга одно древлянское посольство заживо похоронила в земле, другое — заживо сожгла в бане. Уже давно обращено внимание, что эти Ольгины акции напоминают элементы погребального обряда знатного руса, описанные ибн Фадланом. То есть Ольга прекрасно знала, что полагающийся ритуал похорон ее мужа не соблюден, и демонстрировала готовность выполнить все положенные предписания. Авторитет дуумвиров давал трещину — ведь это им полагалось бы радеть о соблюдении древних устоев.

Далее, неслыханная по смелости акция: Ольга со слугами (очевидно, были выбраны умеющие владеть оружием) едет в древлянскую землю, чтобы совершить тризну по погибшему мужу. Древляне с пониманием относятся к ее визиту, доставляют все нужное для тризны, демонстрируют свою лояльность гостье. Что касается вопроса с их стороны о судьбе членов двух посольств и Ольгиного ответа, то древлянам было ясно, что их люди оставлены в заложниках, чтобы с Ольгой и ее сопровождением ничего не случилось. А уклончивый ответ Ольги — дань дипломатической вежливости.

Своим людям Ольга велела пить поменьше хмельного, а когда древляне по языческому обычаю упились вдрызг, пять тысяч древлян были убиты у могилы Игоря, после чего небольшой отряд с княгиней быстро двинулся на восток и вернулся в Киев. Таким образом, на вражеской территории хитроумная Ольга, согласно похоронному ритуалу, принесла огромные человеческие жертвы на могиле мужа. С точки зрения современников — неслыханный героизм и потрясающее хитроумие. Авторитет Ольги в Киеве подскочил до небывалых высот, авторитет дуумвиров, соответственно, опустился. Наверное, над ними открыто насмехались в Киеве, что, мол, сидят, пьют, наедают брюхо, а баба совершает подвиги, которые следовало бы совершить им. Срамота!

Дальнейшие действия Ольги легко вычисляются. Имея моральное превосходство над Свенельдом и Асмундом, она берет сына и апеллирует к киевлянам и дружинникам Игоря, призывает их сплотиться вокруг наследника престола, пусть и малолетки, и ее, как регентши. Стоять под началом наследника престола, пусть и малолетки, воину не зазорно, а то, что командует его мать, так ведь показала баба, что и двух именитых мужиков за пояс заткнет. Пока великий князь подрастет… Посмотрим!

В таких условиях дуумвирам оставалось только одно: признать Ольгу равной себе, заключить с ней договор, стало быть, восстановить триумвират. Появилась возможность совершить карательный поход в древлянскую землю. Это было нужно для сохранения лица Свенельда с Асмундом. Разумеется, они не могли стать под начало Ольги. Формальным главой карательного войска объявили трехлетнего Святослава. Воеводы по-прежнему не доверяли друг другу и зорко сохраняли контроль над наследником. Малолетку Святослава посадили на коня, с боков плотно стали Свенельд и Асмунд, блюдя свой интерес. Мальчик-князь бросил копье в сторону врага, оно упало рядом на землю, но это неважно — великий князь скомандовал «в атаку», указал врага, теперь его верные воеводы сделают свое дело, Ольгины (Игоревы) воины тоже получили сигнал от князя, а не от женщины. Приличия соблюдены. Древляне наказаны. Сложнейший политический кризис преодолен, правда, благодаря женщине, но, главное, все утряслось. Хвала Перуну!

В свете проделанного анализа можно ответить на недоумение многих историков: почему христиане-летописцы с такой симпатией пишут об Ольгиной мести древлянам, которая сопровождалась такой жуткой жестокостью, долженствующей осуждаться христианами? Во-первых, Ольга спасла государство от развала с последствиями куда более жуткими. Во-вторых, представим себе моральное состояние русских дружинников в 945 г. В течение десятков лет — ни одного светлого пятна, нечем похвалиться. Сплошные поражения, гибель друзей, родных, разорение страны, унизительная дань чужеземцам, дурное управление. Наконец «дошли до ручки» — убит сам великий князь, а за него и не мстят! Как говорится — «приехали»! И на таком беспросветном фоне — вдруг столь блестящее, выдающееся деяние. Ну как тут не возникнуть симпатии, уважению, передаваемым и детям, и внукам, тем более что дальнейшие действия Ольги вызывают еще большее восхищение.

Древляне наказаны, но проблема сбора полюдья остается. Ни Свенельд, ни Асмунд не могут далеко уезжать из Киева по уже известной причине. Без присутствия авторитетных лиц с представителями средней и младшей дружины местные властители и разговаривать не будут. Ольге, пожалуй, дадут, но не может она одна за всех собирать. Да и выглядеть будет так, что это она кормит обоих воевод и их дружины. После наказания древлян принято решение всю дань с полюдья делить на три равные части. Ольге полагается третья часть. Она ее соберет, своих людей и свою дружину (дружину сына) прокормит…

А им как?

Расчет дальнейшего хода событий настолько прост, что появляется искушение отказаться от слов «видимо», «возможно», «вероятно» и т. д. Можно назвать это «силой вещей», можно «железной логикой событий», но история здесь не вариативна. Осенью Ольга собрала свою треть, Свенельд и Асмунд почти ничего не собрали. С голоду ни они, ни их дружины не умерли, определенный резерв был, не зря дружинники Игоря жаловались на зажиточность воинов Свенельда. Но жизнь на широкую ногу пришлось прекратить. У Ольги же все было нормально, она снарядила суда с товарами в Византию. Опять она выиграла, а Свенельд с Асмундом проиграли. Авторитет Ольги растет, скоро обнищавшие дружинники воевод побегут в великокняжескую, фактически в Ольгину дружину. Хорошо бы убрать Ольгу с политической доски. Как? А древний обычай! Муж ее мертв, могила его теперь доступна. Что полагается вдове?

Учитывая Ольгин ум и изворотливость, можно не сомневаться — она пыталась договориться с языческим жречеством. Но те предпочли сторону воевод, во-первых, потому, что возразить, по существу, на требование ритуального умерщвления вдовы на могиле мужа нечего, во-вторых, женское правление было на Руси неслыханным делом, в-третьих, Ольга со своим умом и энергией жрецам внушала подозрение, может, ее уже тогда подозревали в симпатиях к христианству.

Ольга и тут обманула всех. Видя, что тучи сгущаются, она с очередной партией товара отправилась в Константинополь весной 946 г., когда прошел ледоход. Вниз по Днепру караван судов миновал пороги, как обычно, остановился отдохнуть на острове Хортица. Высказываю предположение: этот остров и есть сказочный остров Буян. Мне известно о трех версиях, касающихся этого сказочного географического объекта. Версия первая: о. Буян — элемент мифа, на деле не существовал и не существует. Версия вторая: это остров Березань в Черном море. Версия третья: это остров Руян в Балтийском море (нынешний Рюген). Все три версии и без меня подвергаются сомнению, поэтому я воздержусь от их критики. Выскажу соображения в пользу моей версии. Буян — остров известен только восточным славянам. Фольклорные герои плавают мимо него и через него, с островом связано нечто мистическое, сакральное.

Пороги на Днепре вполне могли иметь параллельное славянское название — «Буяны» (буйствующая вода). Остров Хортица находится сразу за порогами, на нем останавливались, приносили жертвы богам за благополучный проход опасного места. Далее плыли от него и мимо него в далекие экзотические страны. Остров могли связывать с порогами и называть Буян, могли, например, называть Забуянник, со временем название потеряло приставку, суффикс и окончание.

В мае 946 г. Ольга приняла крещение в Константинополе, причем крестным отцом был сам император Константин Багрянородный. Если верить летописи, Ольга и его сумела обмануть с попыткой сватовства. Сватовство Константина Багрянородного и хитрость Ольги в уклонении от брака на самом деле, выражаясь современным языком, «пиар-ход». Разве император, человек умный, автор трактатов, не знал, что, став крестным отцом Ольги, он становится ее родственником? А если запамятовал, что ж, никто из окружения не подсказал?

Вся эта история была предназначена для русских подданных. После возвращения крестившейся Ольги в Киев, что ей вменили бы в вину враги? Измену Родине, отступничество от обычаев отцов-дедов.

Но перед возвращением Ольги в русском обществе становится известной история со сватовством византийского императора и Ольгиным ответом. Что была Византия для русского X в.? Константинополь они называли Царьград. Значит, Византия — «Царь-страна». И Ольга отказалась стать женой императора этой страны, потому что ей дорога Русь! Как после этого убеждать русские умы, что Ольга — предательница? Одновременно убивался второй заяц: все узнавали, что Ольга стала родственницей императора и, значит, под его защитой. «Люди мои погани, и сын мой поган — да бы мя бог соблюл от вьсего зла», — так сказала Ольга в Константинополе. Из этих слов прямо явствует, что Ольге угрожает зло от язычников, а принятие христианства защитит ее от угрозы. Такой же «пиар-ход» слова княгини, что «не я нужна императору, а мое государство». Неужели Константин Багрянородный не знал, что, женившись на Ольге, он Русь к Византии не присоединит? Ситуацию на Руси он знал неплохо, судя, например, по трактату «Об управлении империей».

Принятием крещения Ольга опять спутала карты у своих врагов. Поскольку она перестала быть язычницей, на нее не распространялись языческие законы, она легально могла отвергать попытки похоронить ее рядом с Игорем. Настаивать на этом значило, во-первых, конфронтацию с христианами на Руси, которые со времен Дира стали заметно более влиятельны, во-вторых, поскольку в разных местах Руси почитали разных богов, постольку многие язычники рассматривали христианство, выражаясь по-современному, как одну из традиционных конфессий, обида христианам создавала угрозу для язычников «некиевских конфессий», т. е. многие язычники тоже стали бы на ее сторону. Наконец, в-третьих, языческое умерщвление Ольги было бы вызовом и даже прямым оскорблением византийского императора, который был ее крестным. Воевать он бы не стал, но мог разорвать существующий торговый договор, а этого на Руси не хотел никто. Византия для Руси в X в. была главным торговым партнером.

Можно себе представить злобу убежденных язычников. В 983 г. в Киеве были принесены в жертву у языческого пантеона христиане. Полагаю, что смысл жертвы, кроме всего прочего, был борьбой с уже мертвой Ольгой (как и сейчас хватает желающих воевать с мертвыми вождями). Языческие жрецы демонстрировали свое право ритуально умерщвлять христиан, бросая вызов Ольге, сумевшей избежать похожей участи.

Тогда же, в 946 г., языческой партии пришлось смириться. Ольгу только сильнее изолировали от сына. Асмунд на правах воспитателя постарался сделать Святослава убежденным язычником. Этой цели языческая партия добилась.

Со своим выдающимся умом Ольга не могла не задаться вопросом: почему византийский император не ездит в полюдье, но свою дань (т. е. налог) с населения все равно получает. А можно ли, сидя в Киеве, получить свое, не объезжая территории? Своими идеями она поделилась со Свенельдом и Асмундом, и они согласились позволить ей наладить такую невиданную прежде на Руси систему. И опять они были заложниками ситуации. У обоих просто не было иного выхода. Покидать надолго Киев ни тот, ни другой не могут, уводить от Киева далеко свою дружину — не могут. Есть предложение получать свою треть, не покидая столицы. Кто скажет — «нет»?

В отечественной исторической науке стало общим местом говорить, что восстание древлян вынудило Ольгу упорядочить сбор дани. На самом деле такой реформы настоятельно требовала сложившаяся в Киеве внутриполитическая ситуация. Суть Ольгиной реформы — превращение дани в налог. Для этого нужно было создать так называемую фискальную систему, т. е. государственный налоговый аппарат. Такое нововведение подводило черту под предыдущей формой государства и начинало историю нового, которое можно назвать государством в полном смысле слова.

Существует понятие «протогосударство», «вождество» — социальная организация, в которой в неразвитой форме есть элементы будущей государственности.

Вождество (чифдом) имеет центральную администрацию, наследственную преемственность правителя и знати, социальную стратификацию. Структура эта занимается организацией производства, распределением. Военная функция всегда обращена против соседей. В чифдоме появляются также полукастовые структуры [30, с. 190].

Под такие критерии подпадают племенные княжения вроде древлянского. Киевская Русь до реформ Ольги была союзом или конгломератом таких чифдомов, в ее состав входили и недозрелые чифдомы. Как социально-политическая структура она уже имела свои особенности, например, военная функция обращалась не только за пределы системы, но и внутрь ее. Надо признать, что вопрос о форме и структурах ранней государственности в теоретическом плане еще недостаточно разработан. Например, мало кто отмечает принципиальную разницу государства до Ольги — с государством при Ольге. Налицо качественный скачок.

Для построения на Руси налогового государственного аппарата Ольге пришлось много поездить по огромной территории страны. Надо было переговорить с каждым племенным князем и убедить его согласиться на внедрение в пределах подвластной ему территории административных структур, подчиняющихся непосредственно центру. Далее, нужно было наметить места дислокации таких структур, куда стекался натуральный налог с мест, где велся его учет, хранение, отправка в центр, создание инфраструктуры для каждой точки и для всей административной сети, подбор человеческих кадров для этой сети. Работа громадная и, несомненно, сильно подорвавшая силы княгини-реформаторши. Именно для этой цели ей приходилось брать с собой маленького Святослава — она говорила с племенной знатью от его имени.

Почему местные князья и знать соглашались с Ольгиными предложениями? Это давало очевидную выгоду всей племенной территории. Что такое полюдье, если учесть моральные нормы того времени? Несомненно, оно в ослабленном виде несло черты явления, из которого выросло, — вооруженного набега. Вместе с князем передвигались сотни дружинников — молодых и зрелых мужчин с грубо-утилитарными взглядами на жизнь. Они съедали много продовольствия, выпивали много медовухи, но ведь им еще хотелось поозорничать, похвастаться друг перед другом своей удалью. На пути движения княжеских людей оставались взломанные амбары и подвалы, порушенные борти, пропадал скот, рыдали обесчещенные женщины, находились трупы погибших односельчан. Великий князь, конечно, все это осуждал, кого-то наказывал, но найти правого-виноватого при высокой мобильности дружины было нелегким делом. Приходилось терпеть такие издержки.

Кроме того, количество дани при полюдье было не регламентировано, что открывало хорошие перспективы для наживы тех, кто бессовестней. Вспомним отроков Свенельда, которые одевались богаче, чем великокняжеские дружинники. Значит, воевода и воины радели не только о великокняжеском сборе, себя, родимых, очень даже не забывали.

Ольгина же система по самой своей сути требует четкой регламентации налога, взимаемого с территории, иначе до великокняжеской казны мало что дойдет. Так же четко должны быть оговорены права и обязанности служащих налогового управления. Возможности для злоупотреблений и насилий резко сокращались. К тому же налоговые служащие большую часть времени должны были проживать среди податного населения, а с постоянно окружающими тебя людьми надо поддерживать приемлемые отношения.

Теперь на месте все, от князя до смерда, знали заранее, что из продукта они должны отдать, а что у них останется, вне зависимости от потребностей киевских дружинников в узорчатых портах или в дорогом оружии. Поэтому местная знать приняла реформу, быстро убедилась в ее преимуществах по сравнению с полюдьем, доброжелательность их к Ольге возросла, и она, естественно, стала сильнейшей политической фигурой государства. Свенельд и Асмунд опять в политическом проигрыше: свою треть они получают, есть на что содержать дружину, но ведь все знают — благодаря кому. Можно себе представить, насколько культовой фигурой стала княгиня, если зимние сани, на которых она ездила по стране, оставленные в Пскове в связи с весной, полтораста лет показывали там как реликвию.

Не может быть сомнения, что при укомплектовании людьми налогового аппарата Ольга приоритет отдавала христианам. Тому были две причины. Во-первых, христиане имели более широкий кругозор, лучше знали реалии функционирования государственного аппарата в христианской Византии. Во-вторых, Ольга стала главой христианской «партии» на Руси, христиане были «своими людьми», контроль над финансами страны резко увеличивал их влияние и силу, гарантировал христианскую общину Руси от серьезных репрессий со стороны языческого правительства в будущем. Языческой «партии» и всем врагам Ольги пришлось смириться с ее доминирующим положением в стране, ждать совершеннолетия Святослава, чтобы взять реванш.

Во времена, предшествующие Ольгиным, государственная казана влачила жалкое существование. Большую часть полученных ресурсов великий князь и его люди, выражаясь более поздним термином, «продуванивали». Запасов и резервов страна не имела, а поскольку они — важная составная часть ее могущества, то и страна была слабая, приходилось платить дань хазарам. Свенельд и Асмунд, скорее всего, сохранили практику «продуванивания» своих третей, чтобы хоть так сохранять авторитет у дружины. Непохоже, чтобы Ольга придерживалась подобной же практики. Да и вообще, нелепо представить ее во главе пирующей дружины. В таком случае свою треть она не расходовала до конца. Средства накапливались, и понятие государственной казны приобрело реальные очертания. С одной стороны, у государства появились резервы и запасы, с другой стороны, появилось много дружинников, которых надо было занять делом. Раньше они много времени проводили на княжеских пирах и с князем на полюдье, где опять же пировали и ловили по кустам красных девок. Логично было направить их на окраину государства, откуда приходили хазарские рати и объявились печенеги. Наличие реальной казны позволяло хорошо экипировать дружинников, не с точки зрения красивых портов, а с точки зрения повышения боеспособности. Сведений об этом нет, но логика событий наводит на мысль, что Владимир в создании защитных рубежей на степной границе продолжал дело, начатое бабкой. Служба на степных рубежах — более скучное дело, нежели княжеские пиры, охота, полюдье, но для государства, несомненно, более полезное. Забияки могли оттачивать боевые навыки в схватках с ватагами кочевников, привыкать к полевым условиям жизни. Та дружина, с которой Святослав совершил столько подвигов, полагаю, не им создана (это требует времени). Его деятельность базировалась на прочном фундаменте, созданном его матерью.

 

Л.H. Гумилев, рассматривая историческую ситуацию после Игоря, отмечает, что Русь перешла на антихазарскую политику, но хазары не повторили набег, как в прежние времена. Он объясняет это внешними и внутренними трудностями каганата [44, с. 206].

Может быть, не меньшую роль сыграло то, что на Руси появилось правительство, сумевшее наконец организовать оборону рубежей.

Теперь вернусь к упомянутой статье А.П. Богданова «Княгиня Ольга», в которой автор пытается протащить норманнизм с черного хода.

Вот его тезисы. История государства на Руси начинается с Ольги. До Ольги фактически государства не было, была договорная лига князей-разбойников, которые платили дань в Киев, а могли и не платить. Рюрик и Олег, может быть, вымышлены. Варяги брали дань на Севере Руси — с Новгородчины. А раз государства не было, а было неизвестно что — то какая разница, скандинавы или нет по происхождению князья-разбойники. А логический вывод из статьи такой (сам автор от него воздержался): ну признайте, что первые русские князья по происхождению скандинавы-норманны, ведь это не имеет никакого значения.

Во-первых, бандиты имеют национальность, вопреки Богданову и иже с ним. Иначе не было бы этнических ОПГ.

А во-вторых, в науке принято свои утверждения хоть чем-то доказывать. Если же вместо фактов предлагается пропаганда, то это argumentum ad hominem — «доказательство, не основанное на объективных данных, а рассчитанное на чувства убеждаемого». В Древнем Риме уже понимали такие вещи.