По поводу Аскольда и Дира остались недоуменные вопросы. Например, в одних летописных документах утверждается, что обоих князей убил Олег, в других это деяние приписывается Игорю. Версия о событиях 882 г., изложенная в «Повести временных лет», сомнений не оставляет, организатор убийства — Олег, а Игорю тогда было 2–3 года, поскольку родился он в 879 г. На самом деле, тут просто недоразумение, происходящее от недопонимания особенностей мировосприятия русов Раннего Средневековья. Кем был Олег? Он был воеводой Рюрика, перешедшим по наследству служить его сыну Игорю. И совершенно не важно, сколько Игорю было тогда лет. Олег был его слугой, если угодно, его рукой, его мечом. Поэтому не может быть ничего странного, если современники и потомки считали поход на Киев делом князя Игоря. И если Игорев воевода убил киевского правителя, то это не значит, что он и есть убийца. Он — исполнитель. На подобные вещи у нас существует схожий взгляд. Все мы знаем, что Пугачева казнила императрица Екатерина, а вовсе не палач, исполнивший техническую сторону казни.

Из такого соображения следует вывод, что Олег не был князем, а был всего лишь воеводой, хотя и исполнявшим функции регента.

Загадочной выглядит фраза Олега, сказанная перед убийством «Аскольду и Диру»: «Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», а когда вынесли Игоря, добавил: «Вот он, сын Рюрика». Обратим внимание — Олег причислил себя к княжескому роду, но никаких властных претензий не объявил. Фраза: «Вот он, сын Рюрика», — имела смысл, во-первых, если киевляне прекрасно знали, кто такой Рюрик, во-вторых, если за Игорем стояло право властной преемственности на киевский престол. Это еще одно косвенное подтверждение, что новгородцы князя себе искали на Киевщине. Игорь вернулся занять престол своих предков.

Нечто подобное Олег, несомненно, сказал. Именно поэтому летописцы во избежание противоречий сделали «Аскольда и Дира» боярами Рюрика. Олег знал нечто, связанное с жизнью Рюрика и Дира, что позволяло ему сказать такую фразу, и правоту его слов никто не мог оспорить. Смысл сказанного Олегом таков: «Вот князь, пусть и малолетний, но законный правитель Киевской земли, а Дир — правитель незаконный». Ранее приводились другие косвенные доказательства того, что Дир — узурпатор.

Законность притязаний Игоря на киевский престол могла происходить только из его родословной. В свою очередь, это означает, что такие права были у его отца Рюрика. Неизвестно, кем был отец Рюрика, имел ли он какое-либо отношение к киевскому княжению, но по логике вещей должен был иметь, если признать правильной приведенную цепь рассуждений. В Раннем Средневековье к таким фразам, как сказанные Олегом, относились серьезно и попусту ими не бросались. Да и будь она пустой — не попала бы в летопись. Косвенно все это подтверждает реакция киевлян. Они без возражений приняли власть Игоря и не проявили негативной реакции на коварное, безусловно, убийство Дира. Дальнейшие деяния Олега — приведение в даннические отношения к Киеву нескольких восточнославянских племенных союзов — было бы немыслимым, считай киевляне новую власть узурпаторской.

Каким путем получил власть Дир? Кто был его предшественником на киевском престоле? Каков его конец? Неизвестно.

Вырисовывается такая картина. Киевский престол занимал отец, дядя или старший брат Рюрика. Рюрик уехал княжить в Новгороде, в Киеве же Дир произвел переворот, убил рюрикова родственника, захватил власть и провозгласил себя «Аскольд(и)». Не исключено, что уже тогда этот титул был полузабыт и Дир его восстановил из демагогических соображений — «ратуя за старину». В таком случае понятно, что летописцы последующего времени не догадались о значении слова, приняв его за имя еще одного князя. По законам того времени Рюрик обязан был свергнуть узурпатора и убить его в порядке мести. По какой-то причине он это сделать не смог. После смерти Рюрика та же самая обязанность легла на его сына Игоря. Возглавил поход мести и восстановление легитимности родственник Рюрика Олег. Видимо, он был родственником по боковой линии и своих никаких прав на престол не имел. С точки зрения людей IX в. имело место восстановление справедливости: Дир коварно убил законного киевского князя, самого Дира в отместку коварно убили из засады. Попытки Дира укрепить свою власть опорой на христианскую общину не удались. Христианство в то время имело слишком слабые позиции на Руси, в отличие от времен Ольги и Владимира. Серьезной поддержки ни от византийцев, ни от местных христиан он не получил, зато, конечно, разозлил языческое жречество, которое в событиях государственного переворота 882 г., несомненно, играло роль «пятой колонны».

Теперь рассмотрим фигуру Вещего Олега. Начать следует с этимологии его имени, так как оно долго служило одним из аргументов в пользу теории норманнизма. Имена Олег и Ольга производили от скандинавского Хельг и Хельга, что значит «святой» и «святая». Не так давно скандинавские историки выяснили, что имя Хельг встречается в письменных памятниках не ранее XIII в., в период викингов оно было совсем неизвестно. Сейчас, кажется, доминирует точка зрения, что имя Олег происходит от иранского Халег — «творец», «создатель» [101, с. 319]. Такая версия вероятна. Но так же, как одни и те же варианты этнонима могут быть у разных народов, что уже разбиралось, могут быть и сходно звучащие имена, даже со сходным значением, у разных индоевропейских народов. Иранское происхождение имени Олег возможно, но почему бы в таком случае не предположить тюркское его происхождение от «улуг» — «великий»? Такая версия тоже выдвигалась. Она хороша тем, что позволяет объяснить происхождение высшего монархического титула Киевской Руси — «великий князь». Олег (Улуг) — князь — в таком случае значит просто «великий князь», стало быть Олег будет титулом, а не личным именем.

Тем не менее ни с той, ни с другой версией я согласиться не могу. Главное возражение относительно иранской версии то, что эпитеты «творец», «создатель» означают Бога, невероятно, чтобы человека, пусть даже и облеченного высшей властью, называли эпитетом, относящимся к такому уровню. Что касается тюркской версии происхождения имени, то история Киевской Руси не дает оснований предполагать столь тесные связи между восточными славянами и тюрками, что даже имена для высших лиц государства заимствовались славянами от тюрок. К тому же у тюрок, как будто, таких ни имени, ни титула не наблюдается, у народов, имевших тесную связь с тюрками (к примеру — у дунайских болгар), такое имя отсутствовало. Добавлю, что начальное «у» в именах у русских хорошо сохраняется и охотно замещает другие звуки (Улеб, Ульян, Устин).

Убедительной представляется версия, выдвинутая еще Н.И. Костомаровым, о балтском происхождении имени Олег [90, с. 107; с. 147]. Имя великого литовского князя Ольгердас, несомненно, перекликается с именем Олег. Значение второго корня — «герд» — разбиралось выше, его следует сопоставить с германским herr, английским «сэр» и словами других языков, в русском языке с ним связано слово «герой». Имя, похожее на Олег, до сих пор существует у литовцев, тут я могу сослаться на собственные воспоминания. Мое раннее детство прошло в Литве, у меня был сосед-приятель, которого звали Альгис. Но я прекрасно знал, что Альгис — «взрослое» произношение имени, мне же, как другу и сверстнику, полагалось называть его — Альги. Но ведь в русском языке есть окающие и акающие диалекты, с соответствующим произношением имен (Алена и Олена), также у некоторых балтов Альги вполне могло звучать — Ольги. Отсюда близко и до имени Олег, и до имени былинного — Вольга. Полагаю, что имя Олег имело родственников в других индоевропейских языках. Западноевропейское имя Эльга — несомненно, вариант восточноевропейского имени Ольга. Сюда же следует отнести название реки Эльба. Его производят из индоевропейского корня со значением «белый», «светлый» [135, с. 483]. Это уже разбираемый нами ранее корень «ал», имеющий еще ностратическое происхождение. Имя Олег, с учетом метатезы, следует толковать как «светлый», а Ольга — «светлая» (ср.: Светлана). В таком случае имя со значением «светлый» находится в одном смысловом поле с «творец», «создатель» (Халег), «великий» (Улуг), «святой» (Хельг). Будучи у разных народов именем, титулом, почетным обращением, при встречах языков они могли взаимно влиять друг на друга. Старшее значение терминов — эпитет к титулу монарха, иногда заменявший сам титул. Со временем в некоторых индоевропейских языках соответствующее слово превратилось в имя. [27 — Можно предположить, что имя Олег — скифо-росомонского происхождения. В его составе было два корня: «ол» («ал») — «светлый» и «иг» — «грозный», «великий». Тогда Олег — «Светлогрозный», «Светловеликий». При таком объяснении допущения метатезы не требуется.]

Относительно смерти Вещего Олега, по поводу которой есть три различных версии.

Это дает основания предположить, что по меньшей мере две из них либо относятся к другой личности, либо относятся к переработанному мифу. Скорее всего, истину надо искать посередине, как в истории с Кием и его братьями, где древний миф переплетен с деяниями реальной личности. Весьма похоже, что история про череп коня с сидящей там змеей — тоже сплетение мифа с реальными событиями. Для начала надо отделить одно от другого. К сожалению, фактов здесь слишком мало, придется слишком далеко заходить в область догадок, реконструировать возможный ход истории.

Реальным фактом является существование Олега как исторической личности — регента при малолетнем Игоре, сохранившего большое влияние при взрослом Игоре.

Интересный факт есть в уже привлеченной ранее исторической повести, созданной в Новгороде в XVII в. В главе «О пространстве земли Русской и о княжении князя Гостомысла» сказано:

«И так начала расширяться страна Русская весьма, и общим именем прозвалась от старейшего князя Гостомысла и сына его молодого Словена. Он отошел от отца своего в Чудь, и там поставил град во имя свое на месте, называемом Ходницы, и нарек имя городу Словенск, и княжил в нем три года и умер. Сын же его Избор змеей укушенный умер» [25, с. 312].

Итак, примерно в одном регионе, примерно в одну эпоху мы имеем двух представителей правящего слоя, умерших довольно необычной смертью — от укуса змеи. В последующей русской истории таких случаев не зафиксировано ни одного. Если же обратиться к мировой истории, то, пожалуй, вспоминается только смерть царицы Клеопатры, но тут было самоубийство. Полагаю, что в истории с Олегом и Избором случайное совпадение надо исключить. В таком случае имеются два варианта. Первый: Олегу приписали смерть, приключившуюся с Избором. Второй: и тот, и другой умерли от укуса змеи, но эта смерть не случайная (аварийная), а связана с языческим ритуалом. Но в таком случае на историю со смертью Олега наложился чисто мифологический или легендарный материал.

Вариант первый я отбрасываю: путаница, конечно, возможна, но в данном случае объяснить ее крайне трудно. Зато второй вариант обнаруживает при внимательном рассмотрении многочисленные связи с имеющимися в нашем распоряжении фактами, приводит к далеко идущим выводам.

Начну издалека. Почему Клеопатра избрала такой странный способ самоубийства? История египетских фараонов не дает оснований считать это местным обычаем. Но ведь Клеопатра была не египтянкой, у нее было греко-македонское происхождение. История Эллады и Македонии тоже не дает таких примеров, но ведь нам известны сравнительно поздние исторические времена по этим странам. Если же обратиться к мифологии Древней Греции, то обнаружим наличие темы «укус змеи и смерть царя».

Обратимся к младенческому подвигу Геракла. Он — царский сын, на его постель попадают две змеи, чтобы умертвить ребенка. В мифе змеи попали к ребенку по божественной воле, но если допустить такой случай в реальности, то попали они, конечно, из рук жрецов. Стало быть, здесь ритуал. Есть еще миф о Гипсипиле, которая была нянькой Офелета — сына царя Ликурга. По ее недосмотру ребенка удушила гигантская змея. Здесь змеиного укуса нет, но опять — почему жертвой змеи стал царский сын? Fиас, брат Плеяд (значит, сын Атланта и океаниды Плейоны), погиб на охоте от когтей льва (вариант: от укуса змеи). Надо полагать, вариант со львом появился позднее. Эвридика — возлюбленная Орфея, отправилась в царство Аида после укуса змеи. Представляет интерес также миф о кончине бога Аполлона. Якобы он был похоронен в Дельфах, а в надписи на его могиле сообщалось о том, что бог был растерзан питоном [178, с. 253].

На противоположном крае Европы, в Скандинавии, встречается похожий мифологический сюжет. В «Младшей Эдде» рассказывается о Гуннаре, сыне конунга, который был брошен в ров со змеями, где и нашел свою смерть, именно от укуса змеи [48, с. 37].

Приведенные примеры имеют параллели со смертью Избора, который, будучи сыном правителя, погиб от укуса змеи. Но ведь и Олег в момент укуса змеи был фактическим правителем, по летописной версии. В этом смысле его смерть имеет параллели со смертью Клеопатры и Аполлона.

Данных не так уж много, тем не менее рискну высказать предположение, что перед нами пережиток змеиного культа. С объяснением поможет работа Дж. Фрезера «Золотая ветвь», главы: «Предание смерти божественного властителя» и «Принесение в жертву сына правителя». По Фрезеру, правителей полагалось предавать смерти при первых проявлениях старческой немощи. Я добавлю, что у индоевропейцев при господстве змеиного культа [28 — См.: Кутузов Е.Н. Индоевропейцы, славяне, русские. Казань, 2009.] вполне могла практиковаться такая форма умерщвления, как контакт с ядовитыми змеями. Со временем обычай модернизировался: правитель периодически вступал в контакт с ядовитыми змеями. Если они его не жалили, он получал санкцию на еще один срок царствования. Поскольку тем самым правитель получал дополнительный шанс на жизнь и власть, утвердиться такому обычаю было тем легче. По Фрезеру, от ритуального убийства правителя эволюция шла к полноценной замене — принесению в жертву сына или дочери правителя. Соответственно, жертву тоже приводили в контакт со змеями. Ребенок тоже мог выжить, а мог погибнуть. Пример первый — младенец Геракл, пример второй — младенец Офелет. Смертоносным оказался контакт с ядовитой змеей и для Избора — внука Гостомысла. Возможно, в данном случае перед нами не жертва, а неудачная попытка обрести княжеское достоинство. С позиций змеиного культа имя Избор легко этимологизируется. В нем корни из и бор. Первый корень — дериват от «ас»/«аш» — «змей», второй означает «гора»/«холм». Т. е. опять получаем — «Змей-Горыныч».

В Восточной Европе змеиные культы дожили до эпохи Киевской Руси, а их рудименты есть и в наше время. По археологическим и этнографическим данным, еще в раннем железном веке эти культы доминировали во многих районах Польши, Белоруссии, в Прибалтике и в других местах с повышенной увлажненностью ландшафта. Стало быть, ритуалы, связанные со змеиными культами, особенно прочно отпечатались в быту, духовной жизни, фольклоре населения тех мест.

На ранний железный век в юго-восточной Прибалтике и прилегающих местах приходится расцвет культа коня, что выразилось в появлении большого количества погребений с конем. Отзвуки этого культа дошли до нас в русских сказках о волшебных конях, выходящих из могилы отца, у которой сын несет караул. Получается интересная картина: на территории функционирования архаического змеиного культа сверху наслаивается культ коня, привнесенный, предположительно, киммерийцами. Это не могло не привести к переплетению мифологии и ритуала обоих культов.

Сделаю допущение, которого, к сожалению, доказать не могу: конский культ мог породить еще один обычай проверки правителя на его соответствие своему посту. Правитель на коне всегда прилюдно демонстрирует, насколько уверенно он держится в седле и как справляется с джигитовкой. Успешно справлявшийся доказывал тем самым сохранение физического и умственного потенциала, чем заслуживал право на жизнь и трон. Состарившийся правитель, естественно, должен был уклоняться от верховой езды вообще, чтобы окружение не заметило потери сноровки. Вариант: можно поменять норовистого скакуна на более спокойного, как временную меру. Но для правителя, пытающегося таким способом обмануть подданных и судьбу, вставала необходимость испытания контактом с ядовитыми змеями. Нелегкий выбор. В течение веков правители искали всяческие ухищрения, чтобы спасти свою жизнь и власть. Многократно повторяющаяся реальная ситуация имеет тенденцию превратиться в мифологический сюжет. Контуры этого мифа можно с легкостью обнаружить в сказании о смерти Олега. В нем фигурирует волхв (жрец) — главное лицо в религиозном ритуале, в том числе и в ритуале умерщвления правителя. Он предсказывает смерть от коня, т. е. в нашей версии от ослабления способности управлять конем. Олег отказывается от любимого коня, но в конце концов гибнет от укуса змеи. Надо понимать так, что отказом от верховой езды правитель продлевал свои дни и свою власть, но его попытка обойти древний обычай встречала осуждение в обществе, видимо, этим объясняется то, что в сказании о смерти Олега обнаруживаются следы недоброжелательного к нему отношения.

Имя Олег в Киевской Руси входило в набор имен, которые носили только князья. Выше я высказал предположение, что первоначально это слово было эпитетом или параллельным термином к титулу правителя. Соответственно, в древних сказаниях — баюнах и кощунах, в которых давался обобщенный образ правителя, пытающегося уйти от судьбы, его называли обобщенным термином «олег». Этот же термин использовался в том же смысле и для обозначения первых киевских князей. В X в. термин постепенно превращался в княжеское имя, и текст сказания стал восприниматься как историческое повествование о конкретном правителе по имени Олег. Очевидно, и Рюрика, и Игоря тоже иногда называли «Олегом», а их жен «Ольгами», но самым популярным правителем с таким прозвищем был регент при малолетнем Игоре, сохранивший власть и тогда, когда сын Рюрика стал взрослым. С этой реальной личностью в конце концов и спаялось накрепко сказание о правителе, не ушедшем от своей судьбы. Скорее всего, путаницу внес еще автор Начальной летописи, отсюда в «Повести временных лет» три версии о смерти Вещего Олега, в действительности умершего в начале X в., скорее всего, достаточно тривиальной смертью.

У скандинавов есть легенда о герое-викинге по имени Отт, история смерти которого разительно похожа на смерть Вещего Олега, хотя есть и несовпадения [133]. Можно допустить русское влияние на скандинавскую мифологию, но, скорее всего, легенда занесена в Скандинавию с юга Прибалтики. В Раннем Средневековье археологически прослеживается проникновение в Скандинавию с континента населения, оставившего погребения с конем [101, с. 181].

Первой половине X в. очень не повезло в русском летописании. До 40-х гг. — почти сплошная лакуна в истории. Парадокс, но о предыдущем полустолетии — второй половине IX в. — мы располагаем несопоставимо большими письменными сведениями.

Под 903 г. «Повесть временных лет» сообщает, что Игорь женился на Ольге. Под 907 г. и 911 г. сообщается о походах Олега на Царьград. Под 912 г. (и 922 г.) сообщается о смерти Олега. И все. Следующее сообщение — о неудачном походе Игоря на Царьград в 943 г., когда византийцы греческим огнем сожгли и потопили флот Игоря. Мотивы похода неясны. Недоумение усилится, если вспомнить, что летописание на Руси началось в 70-х гг. IX в., в первой половине X в. составлялись дипломатические договоры довольно сложного содержания, вообще, грамотность была в X в. не слишком большой диковинкой, если торговец мог на глиняном сосуде нацарапать название товара. Неужто при великокняжеском дворе некому было вести хроники, хотя бы краткие? Еще удивительнее провал в сведениях, если учесть, что и без официальных хроник в данном случае можно было обойтись.

Поясню. Начальная летопись, как сейчас общепризнано, составлена в 997 г. Подумаем, какой возраст мог иметь ее автор. Для X в. эта работа представляла исключительную интеллектуальную сложность. Автор ее не мог быть зеленым юнцом или молодым человеком. Он мог быть старым, пожилым, но едва ли моложе 30–40 лет. Два столетия назад такой возраст считался пожилым, в X в., несомненно, тоже. Нижняя граница даты рождения летописца — 20–30 гг. X в., верхняя — 50–60 гг. X в. Гадать бесполезно, хотя есть косвенные указания на то, что автор Начальной летописи родился скорее после середины X в., нежели до середины. Если бы его сознательная жизнь началась в первой половине X в., он имел бы более точные представления о смерти Олега, больше знал бы фактов, связанных с его правлением, знал бы, что термин «олег» раньше не являлся именем. Путаница с этим вопросом заставляет предположить, что родился летописец, скорее, между 950 и 960 гг.

В случае нижней границы даты рождения автор сам был свидетелем большинства событий, о которых в летописи не сообщается, в случае верхней границы его детство и юность прошли среди людей, помнивших по личным впечатлениям то, что происходило в первой половине X в. Возьмем для сравнения поколение, родившееся между 50–60 гг.

XX в. Начало их жизни прошло среди людей, помнивших царское время, революцию, Гражданскую войну, коллективизацию, воевавших в 40-х гг. Все эти события обсуждались на самом бытовом уровне, поэтому о том, что было в первой половине XX в., это поколение узнавало не из книг, не в школе, а просто потому, что было погружено в информацию о тех временах.

То же самое было в жизни автора Начальной летописи. Он не мог не знать о первой половине X в. большого количества сведений, которые вполне годились для летописи и для фиксирования которых он не нуждался в предшествующих летописных источниках. Положим, он мог слегка напутать с хронологией, но достоверность событий, о которых он знал, сомнению не подлежит. Вывод однозначный: летописец сознательно умолчал о событиях первой половины X в., а если учесть, что в византийских хрониках ничего не сообщается о нашествии русов ни в 907 г., ни в 911 г., то можно его заподозрить в сознательной фальсификации. Что останется от первых 42 лет русской истории в X в., если выбросить два Олеговых похода? Дата женитьбы Игоря на Ольге и дата смерти Олега. Даже летописец, живший более тысячи лет назад, должен был понимать, что этого мало.

Выше я уже касался версии, что, дескать, Владимир запрещал вносить в летопись факты, порочащие его предков, дабы лучше выглядеть в глазах цивилизованного Запада. Он не возражал, чтобы в летопись внесли весьма нелицеприятные записи про него самого, некоторые не слишком похвальные сведения о его отце, о весьма жестоких действиях его бабушки Ольги по отношению к древлянам, о вероломном убийстве Дира, а для дедушки Игоря сделал странное исключение, позволив, впрочем, описать провальный поход на Византию и смерть, для великого князя не слишком приличную. А читал ли когда-нибудь Владимир Святославич или кто-то из его окружения Начальную летопись 997 г.?

Сомнений быть не может — летописец по собственной инициативе вычеркнул большой кусок русской истории и положил начало большому белому пятну в последующих текстах «Повести временных лет». Значит, он не хотел об этом писать, ему было тяжело и неприятно включать в летопись сведения об этом периоде, как древним египтянам хотелось вычеркнуть из своей истории правление фараона Эхнатона. Значит, это был черный и позорный период истории страны.

Внутренняя причина неприглядного этапа истории всегда власть — в данном случае великий князь Игорь. Судя по его известным деяниям, он был негодным правителем и в большой степени свел на нет старания предшественников. Видимо, став взрослым, он не проявлял интереса к управлению страной, поэтому государственные заботы приходилось продолжать нести Олегу, его родственнику. Пока Олег был жив, государство держалось, и все понимали, чьими усилиями оно держится. Это обеспечило регенту популярность и почетное прозвище «олег», ставшее именем. Когда же Олега не стало, дела в государстве пошли вразнос. Писать об этом было неприятно. Ситуацией воспользовались хазары, и при Игоре русам пришлось вынести еще и хазарское иго, пришлось терпеть позорные поражения от хазар. В конце своего правления Игорь довел ситуацию в стране до критической точки, и летописец был вынужден рассказать кое-что о его гибели, хотя чести киевскому княжескому дому жалкая смерть монарха не делала.