Один из главных центров православия в США – греческий монастырь Святого Антония в Аризоне, основанный афонским старцем Ефремом Филофейским (теперь часто называемым Аризонским). Многие верующие считают его святым и полагают, что основанный им монастырь обладает особой духовной силой. Паломники едут сюда не только со всей Америки, но и из Европы, в том числе России.

Дорога к монастырю лежит через пустыню Сонора. Эта пустыня на границе США и Мексики получила мировую известность после того, как ее описал знаменитый мистик Карлос Се́сар Кастанеда. Пейзаж здесь суров и однообразен: кактусы да редкий кустарник. Земля кишит скорпионами и змеями, температура летом поднимается до 50 градусов Цельсия. Вряд ли можно считать случайностью, что в ближайшем к монастырю городке Флоренс расположены аж шесть тюрем: считается, что убежать из этого «гиблого места» почти невозможно.

Ни машин, ни каких-либо строений на пути долго не встречалось: я стал бояться, не сбился ли я с дороги. Православный храм возник совершенно неожиданно. Приободренный увиденным, я прибавил газу – буквально через десять минут въехал во владения монастыря. Контраст был просто поразительный. Моим глазам предстал настоящий оазис в пустыне: финиковые пальмы, виноградники, апельсиновые и грейпфрутовые сады, оливковые и фисташковые рощи.

Кстати, именно хозяйство монастыря предопределяет пищу монахов: кроме свежевыпеченного и очень вкусного хлеба, это оливки, разнообразные фрукты, чурчхела, мед. В непостные дни на монастырский стол ставится даже собственноручно изготовленное вино.

Главный храм монастыря – греческая базилика, но есть и церкви в русском, сербском и румынском стиле. На входе в монастырь меня встречает отец Серафим, приехавший около двадцати лет назад из Москвы учиться в одном из американских университетов, но в итоге выбравший жизнь монаха.

Отец Серафим показывает мне общежитие для паломников (в одной комнате спят около десяти человек) и объясняет распорядок: служба начинается в час тридцать ночи и длится приблизительно до четырех утра. Потом отдых. С 9 утра можно (по желанию) поработать в монастырском хозяйстве. В 11:30 – ланч, потом снова работа по хозяйству. Новое богослужение – с полчетвертого по полпятого. Затем ужин и отбой.

Сегодня в монастыре проживает около 50 монахов. Из них около трети – греки, столько же перешедших в православие американцев. Есть, однако, русские, сербы и румыны. Среди паломников приблизительно такое же соотношение.

К русским здесь относятся с подчеркнутым уважением. Интересно, что монах-грек Василий учил когда-то в Монреальском университете русский язык и не преминул похвастаться передо мной как его знанием, так и своей эрудицией. «На Черном море много греческих названий городов: Феодосия, Евпатория, Симферополь, наконец, Херсонес! Все эти города – бывшие греческие колонии. Так-то, господин Игорь!» – хотя и с сильным акцентом, но достаточно бойко говорит мне по-русски отец Василий.

Впрочем, на этом его знания русского исчерпываются, и он переходит на английский: «А вот идея ваших царей, что Москва – это Третий Рим, чистая политика! Это вы погорячились!»

Неожиданно мне на помощь приходит сербский паломник из Чикаго Стефан: «Ну и что, что политика! Пусть Москва – Третий Рим, зато русские рано или поздно обязательно освободят нам Косово!» К разговору присоединяется пожилой грек из Албании. Он рассказывает, что при коммунистах русский в его стране был обязательным предметом, и даже продекламировал мне на моем родном языке отрывок из «Стихов о советском паспорте» Маяковского.

Достаточно необычны были и монастырские паломники из республик бывшего СССР. Так, я познакомился с киргизом, которого уже в США покрестил священник-еврей.

Довольно странен был и Кирилл, проживший год в одном из украинских монастырей. Этот тридцатилетний красавец, вылитый Илья Муромец, в США работает дальнобойщиком, но собирается постричься в монахи. В принципе Кирилл готов бы был и жениться, но только при условии, если встретит девственницу. Увы, в наше время найти такую очень нелегко.

Кстати, украинец несколько поколебал мое идеалистическое представление о монахах. Как он утверждает, в монастырь многие идут просто от материальной безысходности (например, после тюрьмы негде жить), есть и те, кто пришел ради карьеры.

Забавно также, что в США Кирилл собирается просить политическое убежище (хотя реально на родине ему ничего не угрожает). Если бы он пошел на это вранье из желания работать в США, то я бы, по крайней мере, понял его. Но просить убежище, чтобы потом уйти в православный монастырь в протестантской стране?! Это так же нелепо, как йогу уехать из Индии в США для того, чтобы поселиться в американском ашраме (то есть индуистской обители. – И.Р.).

Удивил меня и монах Евгений, который до переезда в США жил в сибирском городе. Он мне поведал, что с родителями и сестрой говорит не больше нескольких минут в год по телефону: «более близкое общение с родственниками отвлекает от Бога».

Но все же больше всего в монастыре меня интересовали американцы с протестантскими и католическими корнями, перешедшие в православие.

Как мне показалось, эта категория православных в целом гораздо образованнее – почти все с высшим образованием – и доброжелательнее, чем «традиционные» православные, но и, как всякие неофиты, фанатичнее.

В «прошлой жизни» отец Нектариус изучал английский язык и литературу в одном из американских университетов. Молодой человек заинтересовался религией, однако в протестантстве не мог найти ответов на интересующие его вопросы, а вот в православной литературе все объяснялось логично.

Кандидат наук по математике, сотрудник Google из Нью-Джерси Даниель перешел в православие, также разочаровавшись в многочисленных нововведениях в протестантизме (например, разрешением рукоположения женщин). «Сегодняшний протестантизм очень далек от настоящего христианства, а вот православие сохранило учение Спасителя без изменений!» – убеждает меня паломник.

Многие из американцев признавались, что к православию их «подтолкнули» произведения Достоевского, русская иконопись и религиозное пение. Пожалуй, больше всего мне понравился ответ престарелого хиппи, принявшего православие лет двадцать назад: «Американская действительность нам не нравилась. Мы искали альтернативу в марксизме, буддизме и даже исламе, а истина оказалась рядом!»

Вокруг монастыря в Аризоне образовалось небольшое поселение православных – около 20 семей. Приблизительно 50 процентов греков и по 25 процентов русских и американцев. Выглядят эти поселенцы очень колоритно: мужчины носят внушительные окладистые бороды, а женщины не появляются на улицах без платка. Практически все семьи многодетны.

Внешне эта община со своим особым ритмом жизни, очень сильно отличающимся от американского, напоминает небольшое религиозное государство. Один из храмов расположен уже за оградой монастыря, и здесь я встретил большую группу играющих подростков. Мальчишки катались на скейтбордах около церкви, а девочки (все в платках и длинных юбках) лазили через забор. Между собой дети говорили по-английски.

«Вы греки?» – спросил я их. Оказалось, что дети – русские и даже неплохо, хотя и с акцентом, говорят на языке своих родителей. Все они на домашнем обучении, то есть в ближайшем поселке почти и не бывают. К жизни в пустыне привыкли, даже летнюю жару в 50 градусов нормально переносят. В общем, своей жизнью они вполне довольны, а вот Россия, куда они ездили в гости вместе с родителями, им не очень понравилась: «Там люди в квартирах живут, как-то тесно все, нет простора. Нам такая жизнь непривычна».

Увы, со взрослыми местными русскими у меня контакт не получился. Бородатый Алексей начал со мной беседу, рассказав, что в 1939 году в Западной Белоруссии Красную армию встречали с цветами, а затем почему-то без видимого перехода похвалил Сталина за депортацию крымских татар. Во мне мой новый знакомый сразу заподозрил либерала (самое страшное для него ругательство), а узнав из одной из моих статей, что у меня бабушка – еврейка, стал относиться ко мне с еще большим подозрением. В общем, в интервью мне – «представителю либеральной прессы» – было отказано.

Справедливости ради стоит добавить, что довольно экзотичных взглядов придерживаются не только местные русские, но и приезжающие из далекой России. Так, в аризонском монастыре я познакомился с командированным батюшкой из российского города Орск. Спросил его, как дела в России. Оказалось, что плохо. Россией по-прежнему правят олигархи, и Путин ничего с этим сделать не может. Как утверждал священник, многие в России убеждены, что пенсионная реформа была затеяна для того, чтобы отдать деньги российских стариков американским пенсионерам.

В монастыре можно взять «краткий перечень самых распространенных в наше время грехов». Есть три варианта: на греческом, английском и русском.

Интересно, что русский вариант гораздо строже английского, причем многие грехи мне были попросту неизвестны. Сексом в разных позах заниматься нельзя, йогой – тоже. Поп-музыку слушать грех, читать «Розу Мира» Даниила Андреева – грех. В далекой Америке предупреждают еще об одном страшнейшем грехе – переходе в Киевский патриархат, УАПЦ.

Кстати, монастырь Святого Антония принадлежит константинопольскому патриархату, а побывал я в нем как раз в те дни, когда Константинополь принял решение отозвать акт 1686 года о передаче Киевской митрополии в юрисдикцию Московского патриархата и начать процесс признания украинской автокефалии.

В монастыре эти действия далекого Константинополя не понравились многим монахам, причем не только русским. И это объяснимо – после решения Московского патриархата о прекращении евхаристического общения с Константинопольским патриархатом аризонский монастырь может лишиться львиной доли паломников. По крайней мере пока убирать переход в Киевский патриархат из списка грехов в монастыре не торопятся.

Каждый раз, когда я оказываюсь в монастырях, я встречаю в них необычных людей. Так, в знаменитой Оптиной пустыни я в свое время встретил еврея, воевавшего на стороне грузин в Абхазии. Тип неутомимого бродяги описан Чеховым в знаменитом рассказе «Перекати-поле», который классик написал после посещения Святогорской лавры, расположенной неподалеку от нынешнего Донецка.

Возможно, поскольку я попал в Святогорскую лавру во время войны, то классических странников здесь не встретил – их заменили беженцы. Зато с ярким «перекати-поле» я познакомился в православном монастыре в Аризоне.

Зашли два старика лет семидесяти, разговорились, один оказался русским. Я решил пошутить: «Гм, Россия… Что-то такое слышал… Где это? В Юго-Восточной Азии?» Тот, кажется, занервничал: «Нет, но это странно, что вы Россию не знаете. Самая большая страна в мире!» Успокоил его по-русски: в общем, слышал я об этой стране.

Выяснилось, что этот русский автостопил на дороге, «поймал» американца и уговорил его вместе с ним ехать в православный монастырь. Мой знакомый решил поинтересоваться моими планами. «А вы на машине?» – «Да». – «А куда отсюда едете? Возьмете меня с собой?» – «Нет». Было бы ему 20 лет – взял бы с собой, а в 70 лет такой стиль жизни мне не совсем понятен, да и ехал я не прямо, хотел побыть один.

Тот жутко обиделся: «Вы что, вообще автостопщиков не берете? Я, между прочим, был почти в 150 странах, погуглите меня: Владимир Несин».

Погуглил – человек оказался и впрямь примечательный: я вспомнил, что даже про него читал! Он ходит по миру босиком (обуви нет вообще), живет на доллар в день. Прошел от Владивостока до Австралии, потратив всего 200 долларов. Я поинтересовался, почему же в монастыре он оказался в обуви. «Монахи дали, босиком тут нельзя. И еще тренировочные штаны дали, у меня только шорты были», – пояснил Несин.