Комната дочери была закрыта, но из-под двери пробивалась полоска света. Босх негромко постучал.
– Я пришел, – сообщил он.
– Привет, папа, – отозвалась Мэдди, однако приглашения войти не последовало.
Он постучал еще раз:
– Можно?
– Конечно. Не заперто же.
Босх открыл дверь. Дочь стояла около постели и запихивала спальный мешок в большой рюкзак, снабженный колесами. Поездка должна была продлиться всего несколько дней, но Мэдди укладывала все, что было в списке, который им дали в школе.
– Ты ужинала? – поинтересовался он. – Я купил кое-что в булочной «Панера».
– Да, я поела. Ты не звонил, поэтому я приготовила тунца.
– Могла бы набрать меня и спросить.
– Ты тоже мог, – парировала она.
Босх решил не продолжать разговор на эту тему. Указав на разложенные на полу вещи, которые предстояло поместить в рюкзак, он спросил:
– Предвкушаешь поездку?
– Да не особенно, – пожала плечами Мэдди. – Не представляю, каково это – жить в палатке.
Босх подумал, нет ли тут упрека в его адрес. Он никогда не вывозил ее на лоно природы с палаткой, да и сам не выезжал. Правда, он ночевал в палатках и окопах во Вьетнаме.
– Ну вот, теперь узнаешь, хорошо это или плохо. Ты же едешь с друзьями, будет весело.
– Возможно, после окончания школы я никого из этих друзей больше не увижу, – заявила она. – Не понимаю, зачем… Люди должны ходить в походы по собственному желанию, а не потому, что кто-то это запланировал.
Соглашаясь с ней, Босх кивнул. Мэдди была в таком настроении, когда с каждой попыткой взбодрить ее она только еще больше мрачнела. Они оба уже знали это по опыту.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Мне нужно еще кое-что почитать. Спокойной ночи, детка.
– Спокойной ночи, папа.
Подойдя к дочери, Гарри поцеловал ее в макушку.
– Наверное, лучше нести спальник отдельно, – заметил он, взглянув на вещи. – Занимает слишком много места.
– Нет, – возразила она, – нам сказали, что все должно быть в одном рюкзаке. Это самый большой, какой я смогла купить.
– Гм, тогда прости.
– Папа, сколько ты выпил сегодня? – спросила Мэдди.
– Один мартини в компании с твоим дядей. После этого я ушел, а он остался.
– Правда?
– Да. Мне надо еще поработать, так что доброй ночи.
– И тебе, папа.
Закрыв дверь, Босх пошел на кухню, напоминая себе, что дочь находится в таком возрасте, когда слишком многое вызывает стресс. Она училась справляться с этим, но отец часто был отдушиной, через которую она выпускала пар. Босх не обижался на нее и не расстраивался из-за этого. Однако одно дело понимать что-либо умом, и совсем другое – испытывать это на своем опыте.
Босх винил себя за то, что скомпрометировал в ее глазах дядю Микки. Однако самоедство не помешало ему нормально поужинать на кухне, пусть и в одиночестве.
Ровно в девять часов утра Босх вошел в вестибюль центральной тюрьмы. Микки Холлера еще не было. Босх направился к окошку регистрации адвокатов, возле которого стояла молодая женщина с дипломатом в руках.
Она внимательно посмотрела на Гарри и спросила:
– Простите, вы мистер Босх?
– Да, – ответил он с некоторой задержкой, так как не привык, чтобы его называли мистером.
– Меня зовут Дженнифер Аронсон, – протянула ему руку женщина. – Я работаю с мистером Холлером.
Босх, переложив папку из правой ладони в левую, обменялся с Дженнифер рукопожатием. Может быть, он и видел ее раньше, но не помнил этого.
– Мы договорились встретиться здесь, – сказал он.
– Я знаю. Но сейчас он не может сюда прийти, и поэтому я проведу вас к мистеру Фостеру.
– А разве это возможно без адвоката? – удивился Гарри.
– Я адвокат, мистер Босх. Я назначена помощником мистера Холлера и работала над некоторыми документами по этому делу.
Босх испугался, что обидел женщину, решив, что в таком молодом возрасте – наверняка меньше тридцати – она служит секретаршей Холлера, а никак не вторым адвокатом.
– Прошу прощения за ошибку, – сказал он. – Но где же Холлер? Мы же договорились…
– Возникла проблема, которую надо было срочно решить, и это задержало его. Он постарается присоединиться к нам позже.
– Это странно. Я ему позвоню.
Босх достал телефон и отошел от регистрационного окошка. Аронсон последовала за ним.
– Вы не сможете до него дозвониться, – сказала она. – Давайте для начала отметимся и пройдем к Фостеру? А мистер Холлер придет, как только освободится.
Гарри набрал номер брата, и автоответчик голосом адвоката попросил его оставить сообщение после гудка. Босх посмотрел на женщину. Она явно чего-то недоговаривала и выкручивалась.
– Что происходит? – спросил он.
– Простите?
– Где он? Вы что-то скрываете от меня.
Женщина была обескуражена тем, что не смогла втереть Босху очки.
– Ну хорошо, – сдалась она. – Он в тюрьме. Вчера вечером его задержали по сфабрикованному обвинению в вождении автомобиля в нетрезвом состоянии. Я уплатила залог по электронной почте, и мистера Холлера вот-вот должны освободить.
– Мы встречались с ним вчера вечером. В какое время это произошло?
– Где-то около десяти.
– А почему вы говорите, что обвинение было сфабриковано?
– Потому что он сам сказал мне это, позвонив в тот момент, когда его остановили. Он сказал также, что полицейские, очевидно, поджидали его около «Массоса». Они часто так действуют. Точно рассчитанное выборочное правоприменение. Люди попадают в ловушку.
– Холлер был пьян? Я ушел из бара в половине восьмого или в восемь, а он просидел там еще часа два.
– Он сказал, что трезв. Его наверняка расстроит, что я сообщила вам все это. Прошу вас, давайте наконец зарегистрируемся и начнем допрос.
Босх сокрушенно покачал головой. Все шло не так, как надо, и напоминало дешевый боевик.
– Ладно, давайте, – произнес он.
– Вам понадобится вот это. – она достала из дипломата сложенный лист бумаги и вручила Босху. – Это удостоверение, подтверждающее, что вы детектив, расследующий для мистера Холлера данное дело. А формально вы работаете по лицензии Денниса Войцеховского.
Босх развернул и прочел листок, ясно осознавая, что это рубеж. Пройти по такому удостоверению в тюрьму официально означало стать следователем защиты.
– А без этого никак? – спросил он.
– Если вы хотите встретиться с заключенным, вам нужно законное основание.
Босх положил документ во внутренний карман куртки и произнес:
– Что ж, приступим.
Да’Куан Фостер оказался совсем не таким, каким Босх его себе представлял. Убийство было столь жестоким, что он ожидал увидеть громилу с горой мышц. Вместо этого перед ним был маленький тщедушный человек, на котором синяя тюремная форма сидела мешком. Босх понял, что его ошибочное предположение объяснялось тем, что он был предубежден против Фостера и склонен верить в его виновность.
Тюремный надзиратель усадил Фостера за стол напротив Босха и Аронсон, снял с него наручники и вышел. Волосы заключенного были заплетены тугими косичками. На шее с левой стороны была видна татуировка, имитирующая след, оставленный губной помадой при поцелуе. Справа тоже синела какая-то наколка, но на темно-коричневой коже разглядеть ее было трудно. У Фостера был растерянный вид – он не понимал, что этим двоим от него нужно.
Аронсон поспешила объяснить ему:
– Мистер Фостер, не знаю, помните ли вы меня. Я Дженнифер Аронсон, работаю вместе с мистером Холлером. Я была с ним, когда вам зачитывали обвинение, а также на предварительном слушании.
Фостер кивнул, вспомнив ее:
– Вы ведь адвокат?
– Да, я ваш второй адвокат. А это мистер Босх, он работает следователем по вашему делу и хочет задать вам несколько вопросов.
Босх не стал возражать, что, вопреки написанному в удостоверении, он пока еще не дал окончательного согласия на сотрудничество.
– А где Холлер? – спросил Фостер.
– Его задержали в связи с другим делом, но он скоро освободится и придет сюда.
Босх подумал, что двусмысленное «его задержали в связи с другим делом» подходит здесь как нельзя лучше.
Фостер разглядывал Босха, и то, что он видел, ему явно не нравилось.
– Вы похожи на копа, – заявил он.
– Я и был копом, – кивнул Босх.
– В УПЛА?
Босх опять кивнул.
– К черту! – выругался заключенный. – Дайте мне кого-нибудь другого. Не хочу иметь ничего общего с копами.
– Мистер Фостер, – вмешалась Аронсон, – во-первых, не вы назначаете следователей. А во-вторых, мистер Босх – один из лучших специалистов по раскрытию убийств.
– Все равно мне это не нравится. У нас в южных кварталах никто из УПЛА ничего не делал. Когда я был еще в компании с ребятами, мы за пять лет потеряли девять парней, а полиция никого не искала, не нашла и не арестовала.
– Я не работал в том районе, – сказал Босх.
Фостер сложил руки на груди, демонстративно отвернулся и уставился на стену слева, отчего стала видна его татуировка на шее справа. Это была традиционная эмблема «крипсов» – шестерка в центре шестиконечной звезды, образованной двумя пересекающимися треугольниками. Шесть наконечников звезды, как было известно Босху, символизировали понятия, на которые банда якобы ориентировалась в своей деятельности: жизнь, верность, любовь, знание, мудрость и понимание. Рядом с этой эмблемой была выколота стилизованная надпись: «Помни Туки». Имелся в виду Стенли Уильямс, по прозвищу Туки, один из отцов-основателей банды, казненный в тюрьме Сан-Квентин.
– Вы говорите, что не совершали убийства, в котором вас обвиняют, – продолжил Босх. – Если это правда, я могу помочь вам. Если же вы лжете, то пожалеете об этом. Выбор простой. Хотите, чтобы я ушел, – я уйду. Мне спасать свой зад не надо.
Фостер перевел на него взгляд и гневно сказал:
– Да идите вы! Раз вы из УПЛА, вам плевать, убивал я или не убивал. Все, что вам нужно, – найти человека, на которого это можно свалить. Если я не делал этого, то сделал что-нибудь другое, вам-то какая разница?
Босх посмотрел на Аронсон и спросил:
– Почему бы вам не пойти поискать Микки и не привести его сюда? А мы тут прекрасно справимся.
– Мне кажется, я должна оставаться здесь до конца встречи, – ответила она.
– Да нет, мы обойдемся, – сказал он, в упор глядя на нее. – Это ведь я затеял нашу беседу.
Аронсон наконец поняла его, встала и, подойдя к двери, постучала. Надзиратель отпер засов и выпустил ее. Посмотрев ей вслед, Босх подумал, что опять обидел женщину.
– Мистер Фостер, – обратился он к заключенному, – я пришел сюда не для того, чтобы добиваться вашей дружбы. Да и вам это ни к чему. Но я скажу вот что: если вы действительно невиновны, вам нужен я и никто другой. Если вы не убивали, то человек, который это сделал, гуляет на свободе. И я намерен найти его.
Он достал из папки фотографию, снятую на месте преступления, и положил ее перед Фостером. На фото крупным планом было обезображенное до неузнаваемости лицо Александры Паркс. В досье имелась запись о том, что муж обнаружил труп с подушкой на голове. В психологическом профиле убийцы высказывалось предположение, что он накрыл лицо жертвы, так как не мог видеть дело рук своих. Босх хотел проверить, как отреагирует Фостер на эту жуткую фотографию.
Реакция была ярко выраженной. Взглянув на фото, Фостер отпрянул и уставился в потолок, простонав:
– О господи! О боже!
Босх внимательно наблюдал за ним. Он полагал, что в ближайшие секунды можно будет сказать, убивал Фостер Александру Паркс или нет. Босх воплощал в данный момент целую коллегию присяжных, выносящих вердикт на основании выражения лица подсудимого.
– Уберите это, – попросил Фостер.
– Нет, я хочу, чтобы вы посмотрели.
– Я не могу, – он указал на фотографию, не глядя на нее, – в это невозможно поверить. Они говорят, что это я сделал такое с лицом женщины?
– Да, говорят.
– Моя мать придет на суд. И они будут показывать это?
– Возможно. Если только судья не скажет, что это может вызвать предубеждение у присяжных. Вполне может быть, кстати, что он так и сделает.
Из горла Фостера вырвался звук, напоминающий стон раненого животного.
– Посмотри на меня, Да’Куан, – проговорил Босх. – Посмотри прямо на меня.
Заключенный чуть опустил голову и перевел взгляд на Гарри, стараясь не видеть фотографию на столе. В глазах его были боль и жалость. Босху много раз приходилось беседовать с убийцами, и он всегда всматривался в их лица. Большинство из них, особенно психопаты, были умелыми лжецами. Но их неизменно выдавали глаза. Психопаты могут притворяться сочувствующими на словах, но взгляд остается равнодушным.
– Ты убил ее, Да’Куан? – резко бросил Босх.
– Нет!
По глазам Фостера было видно, что он говорит правду.
Босх перевернул фотографию изображением вниз, чтобы больше не терзать обвиняемого:
– Ладно, расслабьтесь.
Тело Фостера обмякло; казалось, у него не осталось сил. Очевидно, он только сейчас осознал в полной мере, в каком страшном преступлении его обвиняют.
– Мне кажется, Да’Куан, вам можно верить, – продолжил Босх. – Это хорошо. Плохо то, что в теле убитой обнаружили вашу ДНК, и это надо как-то объяснить.
– Это не моя, – запротестовал Фостер.
– Ну, это просто отрицание, а не объяснение. Научные данные противоречат вам. Они позволят прокурору нанести вам нокаутирующий удар. Вы труп, Да’Куан, если не сможете дать толковое объяснение.
– Не могу! Я знаю только, что это не я.
– Но как же туда попала ваша ДНК?
– Не имею представления! Кто-то подкинул ее, чтобы подставить меня.
– Кто подкинул?
– Не знаю!
– Копы?
– Может, и копы. Кто-то.
– Вы были в ту ночь в доме убитой?
– Нет, черт побери!
– А где вы были?
– В своей студии. Я работал.
– Это неправда. У людей шерифа есть свидетель, который утверждает, что приезжал к вам в студию, но вас там не было.
– Нет, был.
– Этот свидетель повторит свои показания в суде под присягой. А к этому прибавится тест ДНК, и вам каюк, поймите это. В делах такого рода, – Босх указал на фотографию, – и судья, и присяжные готовы не задумываясь вынести смертный приговор. И вы отправитесь вслед за своим Туки.
Он сделал паузу, чтобы Фостер прочувствовал сказанное, и продолжил более мягко:
– Если вы хотите, Да’Куан, чтобы я помог вам, расскажите мне все без утайки – и то, что выгодно для вас, и то, что невыгодно. Вы можете обмануть адвоката, но не меня. Я все вижу по глазам… Повторяю вопрос: где вы были? Если вы не признаетесь, я немедленно ухожу. Выбирайте.
Фостер уставился на стол. Босх ждал. Было видно, что заключенный готов расколоться.
– Ладно, – сказал он наконец. – Договорились. Я уходил из студии. У меня было свидание. Не с женой.
– И кто она?
– Это не «она», – ответил Фостер.