42

Шуберт отпер лифт ключом. Пока стальная кабина медленно поднималась, оба молчали. Когда двери открылись, мужчины оказались в роскошном холле, из которого прошли через приемную с обитой бархатом мебелью и кофе-баром. В помещениях вдоль коридора не было ни посетителей, ни персонала. Все, очевидно, ушли домой.

В своем кабинете Шуберт зажег свет. Это оказалась просторная комната, где с одной стороны были расставленные как попало кресла и диван, а с другой – письменный стол и компьютер. Складная китайская ширма разделяла эти два пространства. Доктор тяжело опустился в кожаное кресло с высокой спинкой, придвинутое к письменному столу. Он покачал головой, сознавая, что вся система внешних атрибутов его жизни, еще недавно идеально подогнанных друг к другу, стала разваливаться.

– Просто не могу в это поверить, – простонал Шуберт, раздраженно сделав жест в сторону Босха, как будто тот был во всем повинен.

Босх сел в кресло перед столом и положил папку на отполированную ультрасовременную алюминиевую крышку стола.

– Успокойтесь, доктор, – сказал он. – Мы решим, как это уладить. Женщина на фотографии, на которую вы не хотите смотреть, – Александра Паркс. Вам это имя о чем-нибудь говорит?

Шуберт автоматически начал качать головой, но имя Паркс пробудило в нем воспоминания.

– Это женщина из Западного Голливуда, общественный деятель? Но они же вроде бы поймали преступника, какого-то члена банды чернокожих.

Было примечательно, что Шуберт охарактеризовал подозреваемого в расовом аспекте, словно это отчасти объясняло мотивы убийства. Это дало Босху некоторое представление о человеке, которого он в ближайшие пять минут должен был заставить разговориться.

– Да, но это оказалось ошибкой. Преступники пока еще гуляют на свободе.

– Вы имеете в виду этих двух копов из лос-анджелесской полиции?

– Да, их. И вы должны сообщить мне все, что знаете, чтобы мы могли поймать их.

– Я ничего о них не знаю.

– Знаете.

– Я не могу быть замешанным в истории с убийством. В моей профессии репутация – это все. Если…

– Ваша репутация будет значить немного, если вы станете трупом. А ведь все говорит о том, что вы у них следующий на очереди.

– Этого не может быть. Я платил им и снова заплачу в конце месяца. Они знают это. С какой стати они…

Он замолчал, осознав, что со страху проболтался.

– Вот поэтому нам надо поговорить, – пояснил Босх. – Помогите нам завершить это и покончить с ним раз и навсегда. Мы сделаем все аккуратно, без лишнего шума. Я постараюсь, насколько возможно, не предавать гласности ваше участие. Я хочу получить от вас информацию, а не судить вас.

Шуберт кивнул – не столько соглашаясь с Босхом, сколько признавая, что момент, которого он так долго боялся, наконец наступил во всей своей неотвратимости.

– Ну вот и хорошо, – сказал Босх. – Но прежде чем мы начнем, я хочу позвонить напарнику и сообщить ему, где нахожусь. Нам надо быть все время на связи.

– Я думал, вы должны быть все время вместе.

– В идеале да, – ответил Босх. – Но когда у нас такое разветвленное расследование, как это, мы разделяемся, чтобы собрать больше материала. Важно сохранять темп.

Он посмотрел на часы и, взяв телефон, притворился, что делает вызов, а на самом деле включил записывающее устройство. Он поднес мобильник к уху, как будто ожидал ответа абонента. Посидев так некоторое время, напечатал сообщение: «Привет, это Гарри. Сейчас без четверти шесть, я допрашиваю доктора Шуберта в его кабинете. Он согласился сотрудничать. Если возникнут затруднения, я позвоню. Поговорим позже».

Сделав вид, что выключил телефон, Босх положил его на стол поверх папки, достал записную книжку и похлопал себя по карманам в поисках ручки. Не найдя ее, он потянулся к стоявшему на столе стакану с ручками и карандашами.

– Послушайте, я не давал официального согласия сотрудничать с вами, – сказал Шуберт. – Вы вынуждаете меня. Вы огорошиваете человека заявлением, что его собираются убить, и он, естественно, хочет поговорить с вами и выяснить, в чем дело.

– Это следует понимать как согласие дать показания?

– Понимайте как хотите.

Босх посмотрел на лежавшую на столе папку и затем на Шуберта:

– Почему бы нам не начать с часов?

– С каких еще часов? О чем вы?

– Доктор Шуберт, вы прекрасно понимаете, о каких часах я говорю. О часах «Одемар Пиге», которые вы купили два года назад в Лас-Вегасе. Женская модель «Ройял оук офшор». О тех часах, которые, по словам вашей жены, были украдены, но, по вашему признанию, были проданы вами, чтобы погасить карточный долг.

Шуберт, казалось, был ошеломлен тем, что все это известно Босху.

– Но ведь это не соответствует действительности? Я не смогу помочь вам, если вы будете запираться и не скажете правду. Убиты четыре человека. Четыре, доктор. И связывают их эти часы. Если вам дорога жизнь, вы должны рассказать мне все.

Шуберт закрыл глаза, словно это был выход из того отчаянного положения, в какое он попал.

– Это не должно быть предано гласности, – проговорил он. – У меня клиенты. У меня… – Он не смог продолжать.

– У вас репутация, вы уже говорили. Я понимаю. Не могу ничего обещать, но постараюсь сделать для вас все возможное. Если вы скажете правду.

– Жена не знает об этом. Я люблю ее, и это будет для нее ударом, очень сильным ударом.

Он сказал это скорее себе самому, и Босх решил не понукать его и дать ему время собраться с силами.

Шуберт, похоже, решился. Он открыл глаза и посмотрел на Босха.

– Я совершил ошибку, – сказал он. – Ужасную ошибку… – И опять замолчал.

– Какую ошибку, доктор? – спросил Босх, хотя, зная всех фигурантов дела, уже догадывался, в чем проблема. Эллис и Лонг работали в полиции нравов и заглядывали в темные закоулки секс-бизнеса. Именно там они встретились с Джеймсом Алленом. По всей вероятности, туда же забрел и доктор Шуберт.

– У меня установились дружеские отношения с одной пациенткой, – сказал Шуберт. – Она работала в индустрии развлечений для взрослых и перенесла несколько косметических операций. Было улучшено все, что только можно, – губы, грудь, ягодицы. Инъекции ботокса мы делали регулярно. Применялись хейлопластика, фейслифтинг, подтяжка кожи на руках – предпринималось все, чтобы ее карьера не прервалась.

Босх не имел понятия, что такое хейлопластика, и не хотел даже спрашивать. Другие более-менее понятные названия и без того действовали на него угнетающе.

– Это, разумеется, делалось в течение многих лет – около десятка, – добавил доктор и замолчал, словно сказанного им было достаточно, чтобы представить себе все остальное.

В общем-то, так оно и было – Босх понимал, что за этим последует, но хотел, чтобы Шуберт сам рассказал все.

– Что конкретно вы имеете в виду под «дружескими отношениями»? – спросил Босх.

– Хорошие отношения между врачом и пациенткой, – кратко ответил Шуберт. – Чисто деловые.

– Ясно. Как же произошло, что эти двое, Эллис и Лонг из полиции нравов, вторглись в вашу жизнь?

Шуберт опустил на миг глаза и смирился с неизбежным.

– Обещайте, что вы не внесете это в свои отчеты – разве что в сугубо конфиденциальные документы.

– Обещаю, – сказал Босх. – Не буду вносить это ни в какие полицейские отчеты.

Шуберт довольно долго вглядывался в лицо Босха, словно определяя, можно ли ему верить. Затем кивнул – скорее своим мыслям, чем Босху.

– Я переступил черту, – сказал Шуберт. – Я переспал с ней, с пациенткой. Это было только один раз, но с тех пор я ни на минуту не переставал сожалеть об этом.

Босх кивнул с понимающим видом.

– Когда именно вы переступили черту? – спросил он.

– В прошлом году, перед самым Днем благодарения. Это была ловушка. Они это подстроили.

– Как ее зовут?

– Дебора Стоувол. Но работает она под другим именем – Эшли Джагс или что-то вроде этого.

– Вы сказали, они подстроили это. Каким образом?

– Она позвонила мне на работу. В конце дня я даю консультации по телефону. Она пожаловалась, что после инъекции ботокса, сделанной в нашей клинике, у нее началась аллергия. Я пригласил ее прийти утром, чтобы посмотреть, в чем дело. Но она ответила, что не может, так как у нее распухло лицо. Она хотела, чтобы я приехал к ней.

– И вы поехали.

– Да, вопреки здравому смыслу. В конце рабочего дня я взял медицинскую сумку и направился к ней на квартиру. В этом не было ничего особенного. Иногда я выезжаю по вызову – все зависит от клиента. Даже в тот день я сначала съездил к другой пациентке, а потом уже к ней. Но я знал о ее профессии и должен был предвидеть, к чему это может привести.

– Где находится ее квартира?

– На Фаунтин-авеню, около Кресент-Хайтс. Точный адрес я не помню, он есть в ее медицинской книжке.

– И что произошло, когда вы туда приехали?

– У нее не было никаких признаков инфекции или аллергической реакции. Она сказала, что в течение дня опухоль спала и все пришло в норму. Наверняка она все выдумала насчет аллергии.

– Ну и как развивались события? – спросил Босх.

– У нее была подружка, вместе с которой они снимали квартиру. И эта подружка разгуливала там совсем нагишом. Одно дело…

– А как звали подружку?

– Энни. Но я не знаю, это ее настоящее имя или нет.

– Она тоже из этой индустрии развлечений?

– Разумеется.

– Итак, вы занимались сексом с одной из них. Или с обеими?

Шуберт опустил голову и произвел горловой звук, призванный изобразить подавленное рыдание:

– С обеими… Я оказался слишком слаб.

Босх не видел необходимости выражать доктору свое сочувствие.

– Я догадываюсь, что там были установлены видеокамеры, о которых вы не подозревали.

– Да, там были скрытые камеры, – спокойно подтвердил Шуберт.

– Кто начал шантажировать вас: женщины или Эллис и Лонг?

– Эллис и Лонг. Они явились сюда, уселись в кресла, как вы сейчас сидите, и показали мне видео по телефону. А затем объяснили, как будут развиваться события. Я должен был делать все, что они пожелают, и платить им, сколько скажут, а иначе они грозились распространить это видео в Интернете. Они позаботятся о том, чтобы моя жена посмотрела это видео, а Дебора подаст на меня жалобу в Калифорнийский совет по врачебной этике. Это меня погубило бы.

Босх кивнул, что было максимальным знаком сочувствия, на какое он был способен.

– Сколько они потребовали? – спросил он.

– Для начала сто тысяч долларов, а затем по пятьдесят тысяч каждые шесть месяцев.

Босх начал понимать, почему Эллис и Лонг так легко прибегали к крайним мерам, убирая с пути всякого, кто представлял угрозу их афере. Пока Шуберт боялся, что его недостойное поведение раскроется, он был курицей, несущей золотые яйца, источником постоянного дохода.

– И вы заплатили им первую сотню.

– Заплатил.

– А каким способом?

Шуберт повернулся в своем кресле немного вправо, где на стене висел большой плакат, изображавший женское тело. Плакат, разумеется, носил медицинский, а не эротический характер; в различных местах рядом с очертаниями фигуры перечислялись операции, которые можно производить с данной частью тела. Казалось, доктор обращается к женщине на плакате.

– Я сказал им, что не могу платить наличными. Я никогда не держу в руках денег. Я владелец фирмы, которая управляет этим центром. Весь мой доход поступает в банк, где его контролируют бухгалтеры и финансовые менеджеры. Связь с ними поддерживает моя жена. Я страдаю патологической зависимостью, и потому все организовано таким образом.

– Зависимость проявляется в страсти к азартным играм?

Шуберт повернулся к Босху и посмотрел на него так, будто внезапно вспомнил о его присутствии, затем вновь обратился к плакату:

– Да, к играм. Я однажды потерял контроль над собой и проиграл очень большую сумму, так что деньги от меня убрали и стали контролировать их. Только на этих условиях я мог сохранить наш брак. Это означает, что я не могу снять деньги в банке или выписать самостоятельно чек без подписи еще одного лица.

– И вы отдали им вместо денег ювелирное изделие, часы вашей жены.

– Да. Она в это время путешествовала. Я отдал им не только часы жены, но и свои часы, а также несколько алмазных украшений. Они подсказали мне идею списать пропажу на ограбление. Эллис разбил стекло во французском окне с задней стороны дома, через которое якобы проникли грабители. Когда жена вернулась, я сказал, что к нам забрались воры и что полиция расследует это преступление.

Босх вытащил папку из-под телефона.

– Мне надо посмотреть кое-что, – сказал он.

Порывшись среди бумаг, он нашел хронологическую таблицу, которую составлял этим утром. История, рассказанная Шубертом, укладывалась в цепочку уже известных Босху фактов. Доктор отдает ювелирные изделия Эллису и Лонгу вместо денег, которые у него вымогают копы. Они договариваются с братьями Нгуен о продаже изделий через их магазин. Гаррик покупает часы жене в качестве рождественского подарка. Эллис и Лонг получают вырученные от продажи деньги, выделив долю братьям Нгуен за готовность продать изделия, не вдаваясь в вопрос об их происхождении.

Все идет по плану, пока Александра Паркс не разбивает стекло часов и не посылает их в Лас-Вегас для ремонта. Узнав о сомнительном происхождении часов, она, будучи главой Комитета по защите потребителей и женой полицейского, пытается разобраться в истории с часами. Она обращается со своими вопросами к братьям Нгуен. Возможно, говорит им, что ее муж помощник шерифа, а может быть, они знают это и без нее с того момента, когда он купил у них часы. Ее звонок вселяет тревогу в братьев-ювелиров, и они связываются с Эллисом и Лонгом, чтобы сообщить о возможных осложнениях.

Эллис и Лонг решаются на крайние меры: надо избавиться от Паркс, прежде чем она раскопает их вымогательство. Босх подозревал, что Шуберт был не единственной их жертвой и что была налажена целая система обогащения с участием женщин, завлекающих мужчин на выступление перед скрытыми камерами. Эллис и Лонг замышляют убить Паркс и выдать преступление за убийство на сексуальной почве. Они прибегают к помощи Джеймса Аллена, своего осведомителя, которого, возможно, и раньше использовали в аналогичных схемах вымогательства, и добывают презерватив со спермой. Сперму они оставляют на месте убийства, чтобы сбить сыщиков со следа и бросить подозрение на невиновного человека.

Оставалось неясным, почему они убили Джеймса Аллена. Просто чтобы убрать лишнего свидетеля? Или же он как-то угрожал им? Убийство Лекси Паркс широко комментировалось в прессе, и Аллен вполне мог знать о нем. А когда его клиент Да’Куан Фостер был арестован на основании пробы ДНК, Аллену нетрудно было сложить два и два. Если он, например, повел себя вызывающе или стал требовать у Эллиса и Лонга денег за молчание, это могло стоить ему жизни. Они убили Аллена, а тело перевезли в переулок около Эль-Сентро, чтобы направить следствие по ложному следу и связать это убийство с другим, совершенным ранее в том же переулке, – и не исключено, что ими же.

Похоже на то, подумал Босх, что вводить следователей в заблуждение стало у них отработанным приемом. Сначала Александра Паркс, затем Джеймс Аллен.