14

Босх привык к мысли, что скоро умрет. Не то чтобы что-то угрожало ему извне или подвело здоровье. Нет, он был в отличной форме для своего возраста. Много лет назад он расследовал убийство, связанное с кражей радиоактивного материала. Он облучился; его лечили, после чего дважды в год – а в последнее время раз в год – проверяли рентгеном, и всякий раз рентгенограмма не выявляла никаких отклонений от нормы. Ни этот случай, ни какие-либо другие инциденты, произошедшие за тридцать с лишним лет его службы в полиции, не давали оснований думать о смерти.

Эта мысль была связана с его дочерью. Босх приступил к выполнению родительских обязанностей с опозданием. Он даже не знал о существовании Мэдди, пока ей не исполнилось четыре года, а жить у него она начала лишь в тринадцать лет. Это произошло всего пять лет назад, но за это время Босх сделал открытие, что родители видят своих детей не только такими, каковы они в настоящий момент, но и такими, какими они должны стать – как надеются родители – в будущем: жизнерадостными, нашедшими свое призвание, свободными. Такое ощущение возникло у Босха не сразу, но довольно скоро после переезда Мэдди к нему. Закрывая глаза ночью, он видел ее выросшей, красивой и уверенной в себе, счастливой, здоровой и бесстрашной.

Прошло время, она достигла того возраста, в котором он представлял ее себе. И тут его воображение перестало рисовать ее в будущем. Он решил, что кто-то из них двоих не доживет до того времени и он не увидит ее такой. Он не хотел, чтобы умерла она, и предпочитал думать, что на этом свете уже не будет его.

Вернувшись в этот вечер домой, Босх решил рассказать Мэдди о своей новой работе. Дверь ее комнаты была закрыта. Он постучал и попросил дочь выйти на несколько минут, чтобы поговорить.

Мэдди появилась одетая в пижаму, и он встревожился:

– Ты не заболела?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Просто такое впечатление, что ты уже ложишься спать.

– Ну да, собираюсь лечь. Хочу накопить побольше часов сна.

– Что-что? Как это?

– Ну, как у зверей бывает зимняя спячка. Боюсь, я не смогу спать в палатке.

– А вещи собрала?

– Осталась кое-какая мелочь. Так что ты хотел?

– Будешь ужинать?

– Нет, я берегу здоровье.

Это, скорее всего, означало, что, поглядев на себя в зеркало и увидев там то, чего другие не замечали, она решила худеть.

– Мэдди, если ты не будешь есть, здоровья не прибавится.

– Кто бы говорил, – парировала она. – Сколько раз ты сам ничего не ел, когда расследовал какое-нибудь дело.

– Так это потому, что некогда было или кусок не лез в горло… Поужинала бы. Ничего с твоим здоровьем не случится.

Она сделала каменное лицо, давая понять, что не желает больше говорить на эту тему.

– Пап, я уж как-нибудь сама решу, ладно? Ты только за этим меня позвал?

Босх нахмурился:

– Нет, я хотел рассказать тебе, чем теперь занимаюсь, но это можно сделать и в другой раз.

– Нет-нет, расскажи, – попросила она, радуясь, что можно прекратить обсуждать ее питание.

– Хорошо, – кивнул он. – Помнишь, мы говорили не так давно о моей работе, и я тогда сказал, что расследование убийств для меня что-то вроде призвания и я никогда не смог бы работать на адвоката защиты типа твоего дяди?

– Помню, конечно. И что?

Поколебавшись, Босх решил признаться во всем сразу.

– А теперь Микки обратился ко мне по поводу одного убийства. Он уверен, что клиент невиновен и его подставили.

Босх сделал паузу, но Мэдди никак не прокомментировала сказанное.

– Он попросил меня расследовать это дело, – продолжил Босх. – Поискать свидетельства того, что клиент ни при чем. Ну… и я согласился.

Мэдди долго смотрела на него, не произнося ни слова, затем произнесла:

– А кого убили?

– Одну женщину… Кошмарное, зверское убийство.

– Ты же говорил, что никогда не возьмешься за такую работу.

– Ну да, говорил. Но тут я подумал, что если этот человек действительно невиновен, то, значит, убийца гуляет на свободе. И меня беспокоит, что он может находиться где-то рядом с тобой и другими людьми. В общем, сегодня я дал Микки согласие поработать на него и считаю, что тебе надо знать об этом.

Она кивнула и отвела взгляд. Это задело Босха даже больше, чем то, что она сказала вслед за этим.

– Он в тюрьме? – спросила Мэдди.

– Да, вот уже два месяца.

– Так, значит, есть возможность, что ты будешь работать ради того, чтобы выпустить убийцу на свободу, и он станет разгуливать рядом со мной и другими людьми?

– Нет, Мэдс. Если он убийца, я не буду ничего делать для того, чтобы освободить его.

– Но разве можно быть уверенным в этом на сто процентов?

– Я думаю, на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным.

Она только покачала головой, сказала:

– Я пошла спать, – и направилась в свою комнату.

– Погоди, Мэдс. Нельзя же так. Давай обсудим это, – попросил Босх.

В ответ он услышал лишь, как захлопнулась дверь и щелкнул замок. Он стоял, задумавшись над ее ответом. Он был готов к тому, что коллеги-полицейские воспримут в штыки его новую работу, но не ожидал этого от собственной дочери.

Ужинать ему расхотелось.

15

Босх поднялся пораньше, чтобы просмотреть еще раз досье и свои записи перед звонком Люсии Сото. Позвонить ей надо было ровно в двадцать минут девятого. Если она не изменила своим привычкам, которые он изучил, работая с ней в паре последние несколько месяцев перед отставкой, то должна была в этот момент направляться в кофейню «Старбакс», расположенную на Первой улице, в квартале от полицейского управления. Он набрал ее номер.

– Сото слушает, – сразу же ответила она.

– Привет, Люсия.

– Гарри? Как ты там?

Функцию определения своего номера Босх заблокировал, так что она узнала его по голосу или же вспомнила, что только он звал ее Люсией. Все остальные называли ее Люси, или Лаки, или Лаки Люси, и это ей не слишком нравилось.

– Идешь в кофейню?

– Ну ты ж меня знаешь. Рада слышать тебя, Гарри. Как живется на заслуженном отдыхе?

– Да вроде как отдыхать еще рано. Я хотел спросить, не окажешь ли ты мне небольшую услугу, когда вернешься в отдел со своим латте?

– Безусловно, Гарри. Что за услуга?

– Прежде чем говорить об этом, я хочу честно тебя предупредить, что занимаюсь расследованием для моего единокровного брата.

– Адвоката.

– Угу, защитника.

– И, работая на него, ты будешь выступать на суде против нашей конторы.

– Точно.

Последовало довольно продолжительное молчание. Наконец Люсия произнесла:

– Ладно. Так что я могу для тебя сделать?

Босх улыбнулся. Он знал, что на нее можно положиться.

– Мне нужна твоя помощь не в том деле, которым я непосредственно занимаюсь, а в другом, предположительно связанном с ним. Я хочу просто познакомиться с делом, понять, в чем там суть.

Он выдержал паузу, давая коллеге возможность отказать ему, но она молчала.

«Ну что ж, пока неплохо», – подумал Босх.

Он не сомневался, что Люсия поможет, но не хотел, чтобы ей казалось, будто это ее скомпрометирует и втянет в гущу внутренних департаментских междоусобиц. После того как в прошлом году он навсегда покинул спецотдел нераскрытых преступлений, они разговаривали всего несколько раз. Когда он позвонил ей в начале этого года, чтобы узнать, как у нее дела, она пожаловалась на некоторые неблагоприятные для нее последствия его ухода.

Капитан, возглавлявший отдел, дал ей в напарники ветерана подразделения, детектива по имени Стенли О’Шонесси, которого все сотрудники отдела по расследованию ограблений и убийств звали Ворчун Стенли. Худшего напарника было не сыскать. Он не слишком ревностно занимался раскрытием преступлений. Вся его кипучая энергия уходила на выявление слабых мест в работе департамента и выдумывание жалоб на коллег и руководителей среднего звена, которые, по его мнению, недооценивали его. Профессиональные и жизненные неудачи и разочарования парализовали его разум, и потому напарники стремились отделаться от него при первой возможности. Сото считалась мелкой фигурой в департаментской иерархии, и такая возможность могла появиться у нее разве что при очередной перестановке кадров и пополнении коллектива свежими силами – и лишь в том случае, если новички не превзойдут ее по званию. Отягчающим обстоятельством было и то, что она проработала в отделе меньше восьми лет. Люсия сознавала, что будет прочно привязана к Ворчуну Стенли все ближайшие годы, и старалась по возможности работать самостоятельно, обращаясь к помощи О’Шонесси только тогда, когда по уставу требовалось участие обоих напарников.

Это несчастье выпало на ее долю потому, что она была напарником Босха в последние четыре месяца его работы и отказалась выступить против него во время внутреннего расследования его грехов, затеянного все тем же капитаном. Когда она рассказала Босху о своих злоключениях, он мог лишь посоветовать ей работать по-прежнему, игнорируя О’Шонесси и обращаясь за помощью к другим сотрудникам. Так она и делала; несколько раз даже звонила самому Босху по тем или иным вопросам, и он был рад поделиться с ней опытом. И вот впервые ему понадобилась ее помощь.

– Ты ведь знаешь, что в кабинете капитана хранятся журналы с делами об убийствах? – спросил он.

– Естественно.

– Меня интересует одно из них. Не знаю, как оно у нас озаглавлено и когда именно заведено, могу лишь сказать, что убийство произошло в Голливуде и, по всей вероятности, в течение недели после девятнадцатого марта этого года.

– Так, может, поискать его в Интернете по системе отслеживания преступлений? Это будет намного быстрее.

Сото действительно ничего не стоило выйти со своего компьютера во внутреннюю систему отслеживания, разработанную в УПЛА, но для этого ей надо было указать свой пользовательский ключ.

– Нет, не залезай в систему отслеживания. Бог знает, куда все это меня заведет, так что лучше не оставлять следов в компьютере.

– Поняла. Что-нибудь еще?

– Не знаю, упомянуто ли в журнале, что убитый был проституткой. Может быть, он фигурирует там как субъект легкого поведения, или трансвестит, или как-нибудь еще в том же духе. Его уличное прозвище Синди. Больше я ничего об этом не знаю.

В век электронного сбора и хранения информации лос-анджелесское полицейское управление по старинке записывало все данные об убийствах в виде текстов, которые были собраны в журналах с кожаным переплетом и скрупулезно велись начиная с девятого сентября тысяча восемьсот девяносто девятого года, когда на железнодорожном мосту в центре города был обнаружен труп некоего Саймона Кристенсона. Полицейские подозревали, что его забили до смерти в каком-то другом месте и положили на рельсы, чтобы создать впечатление, что он кинулся под поезд. Но хотя этот обманный трюк был разгадан, личность убийцы так и не установили.

Работая в отделе по расследованию ограблений и убийств, Босх постоянно просматривал эти журналы. У него вошло в привычку регулярно прочитывать оттуда абзац-другой. Имя Кристенсона хорошо запомнилось ему – не столько потому, что это было первое убийство, зарегистрированное в журнале, сколько по той причине, что оно не было раскрыто. Босху не давала покоя мысль, что в отношении Саймона Кристенсона не была восстановлена справедливость.

– Что мне сказать капитану, если он спросит, почему меня интересует это дело?

У Босха уже был готовый ответ.

– А ты не говори ему, что тебе нужно именно это дело. Возьми для отвода глаз несколько номеров и скажи, что хочешь быть в курсе последних новостей. Многие регулярно просматривают эти журналы. Я читал их все, некоторые даже перечитывал.

– Ясно. Сейчас я возьму кофе, а когда вернусь в офис, сразу же займусь твоим вопросом.

– Спасибо тебе, Люсия.

Закончив разговор, Босх задумался о том, что предпринять дальше. Если бы Люсия добыла какие-то сведения об этом Синди, можно было бы начать с его убийства и выяснить, не связано ли оно с убийством Лекси Паркс, а заодно проверить достоверность алиби Да’Куана Фостера.

* * *

Пока Босх ждал ответного звонка от Сото, из комнаты вышла Мэдди, одетая для школы, с рюкзаком через плечо.

– Привет, – бросила она на ходу, хватая ключи от своей машины со столика в передней. – Опаздываю на урок.

Босх встал, чтобы проводить ее:

– Опять ничего не ела?

– Некогда.

– Мэдди, твоя голодовка начинает меня тревожить.

– Тревожься лучше об убийце, на которого ты работаешь.

– Мэдс, к чему такая драматическая поза? Если этот парень – убийца, он никуда не денется. Доверься моему опыту.

– Ладно. Я пошла.

Она хлопнула дверью, и Босх застыл, погрузившись в задумчивость.

Прождав целый час звонка от Сото, он начал беспокоиться, что у нее возникли какие-то неприятности с капитаном, когда она пошла к нему в кабинет посмотреть журналы. Он стал ходить взад-вперед, думая, не позвонить ли самому, но сделанный не вовремя звонок мог лишь ухудшить положение Люсии, если капитан действительно устроил ей разнос. К тому же в этом случае Босх никак не мог ей помочь, он был теперь посторонним лицом.

Прошло еще двадцать минут, и наконец его мобильник завибрировал. Посмотрев на экран, Босх увидел, что она звонит со служебного телефона, стоявшего у нее на столе. Он думал, что она свяжется с ним по сотовому, выйдя из здания управления или, по крайней мере, укрывшись в кабинке туалета.

– Да, Люсия?

– Гарри, я накопала для тебя кое-что.

– Вижу, ты на своем рабочем месте. А где Ворчун?

– Должно быть, строчит где-то очередную кляузу. Заходил в кабинет с таинственным видом и, ни слова не сказав, снова исчез. Он постоянно шныряет туда-сюда.

– Хорошо, что не достает тебя. Ну как, удалось заглянуть в журнал?

Сев за стол в гостиной, он взял ручку и открыл блокнот.

– Да, и я нашла именно то, о чем ты говорил.

– Капитан не возмущался?

– Нет. Я сказала, как ты советовал, и он ничего не имел против. Кроме нужного журнала, я взяла еще несколько номеров, в том числе самый первый, восемьсот девяносто девятого года.

– Убийство Саймона Кристенсона.

– Боже, как ты это запоминаешь?

– Не знаю как, просто помню. Его нашли на мосту, а убийц так и не поймали.

– Не слишком удачный дебют нашей конторы…

– Да, неудачный. Так что ты выяснила?

– Двадцать первого марта рядом с Эль-Сентро, в переулке, параллельном бульвару Санта-Моника, за автомастерской был обнаружен труп Джеймса Аллена, белого мужчины, в возрасте двадцати шести лет. Убитый был проституткой, и его неоднократно задерживали за приставание к прохожим и наркотики – обычный набор. Больше в журнале об этом ничего не говорится, кроме того, что дело было передано в отдел по расследованию ограблений и убийств детективам Стоттеру и Кариму.

– В отдел ограблений и убийств? – удивленно переспросил Босх.

Это подразделение, базировавшееся за пределами здания Центрального полицейского управления, считалось элитным. Там рассматривались дела, которые были слишком деликатны с политической точки зрения и по возможности утаивались от прессы или же из-за своей сложности требовали больше времени на их раскрытие. А Майк Стоттер и Али Карим работали в опергруппе отдела по расследованию убийств, элитнейшем из элитных подразделений.

– Да, мне это тоже показалось странным, поэтому я обратилась к Али и спросила его, в чем тут особенность. Он сказал…

– Ох, Люсия, вот это совершенно зря. Нельзя, чтобы кто-нибудь знал, что ты интересовалась этим делом. Тебе может аукнуться, когда результаты моего расследования станут известны в департаменте. Али поймет, что это я просил тебя поискать данные в журнале.

– Гарри, остынь. Не такая уж я дура, чтобы вваливаться в опергруппу и расспрашивать всех подряд. Мы с Али давние друзья. Его вызвали на место происшествия в Рампарте, когда я там нарвалась, и он держал ситуацию под контролем, пока не прибыла комиссия по расследованию стрельбы. Он был очень внимателен, успокаивал меня и научил, как вести себя с этими ребятами. А когда меня назначили сюда, он был одним из немногих, кто не задирал передо мной нос. Да фактически только он и ты обошлись со мной по-человечески.

Люсия говорила о том, как она попала в отдел нераскрытых преступлений. Около двух лет назад, будучи рядовым патрульным на участке Рампарт, она вместе с напарником вступила в перестрелку с четырьмя вооруженными грабителями. Ее напарник был убит, а она проявила такую отвагу и хладнокровие, что сразу стала гвоздем программы новостей всех массмедиа. В заметке, опубликованной «Таймс», она была названа Лаки Люси. В управлении полиции, не теряя времени, воспользовались столь редким случаем восторженного отзыва о своей работе. Шеф полиции повысил Сото в чине и предложил место по ее выбору. Она предпочла спецотдел нераскрытых преступлений в отделе по расследованию ограблений и убийств и стала детективом, не отработав положенные пять лет рядовым полицейским.

Средства массовой информации восторгались ее взлетом, но ее коллеги, годами и даже десятилетиями ждавшие звания детектива и соответствующего места в любом отделе управления, не говоря уже об элитном отделе по расследованию ограблений и убийств, не разделяли их восторга. Сото пришлось столкнуться с враждебностью многих коллег, которые считали ее чужаком и выскочкой. Если в газетах ее называли Лаки Люси, то некоторые сотрудники бюро предпочитали прозвище Транспондер – по названию электронного устройства, пропускающего автомобилистов на скоростную магистраль и позволяющего избежать пробок на улицах города.

– Мне пришлось применить маленькую хитрость, – призналась Сото. – Проходя мимо бокса, в котором сидит Али, я остановилась поболтать с ним. Гляжу, а у него на столе лежит журнал, и оказалось, тот самый, который тебе нужен. Я поинтересовалась, над чем это он работает, и он подробно изложил мне все. Я спросила также, что такого необычного в этом деле, почему его рассматривают как особый случай, и он ответил, что дело передали ему с Майком просто потому, что весь личный состав Западного бюро занимался в тот день на курсах повышения квалификации.

Босх кивнул. Это было похоже на правду. Количество убийств в последние годы резко снизилось, и многие убойные отделы разных бюро сливались вместе. Голливудский отдел расследования убийств был упразднен, и если убийство случалось в этом районе, дело передавали Западному бюро, в результате чего возросла вероятность, что дело сплавят в отдел ограблений и убийств, чтобы не возникало дублирования и путаницы. Босх был доволен, что дело не привлекло к себе слишком пристального внимания администрации департамента. Но ему не терпелось услышать, что же узнала об этом Сото.

– Значит, ты задала ему вопрос, и?..

– Ну, ты же знаешь Али, он обожает послушать себя самого. Он рассказал мне все в подробностях. Убитый был трансвеститом и обосновался в мотеле «Райский уголок» недалеко от Гауэр-стрит. В Голливудском отделении полиции нравов собран целый том о нем.

– Али не сказал, в каком номере он жил?

– Не сказал, но я видела фото. Шестой номер, первый этаж.

– И что они думают по поводу убийства?

– Они считают, что ему просто не повезло – подцепил клиента, который его укокошил. Конкретно никого не подозревают, но предполагают, что это мог быть серийный убийца.

– Почему серийный? Он не объяснил?

– Объяснил. Четырнадцать месяцев назад разделались с другим трансвеститом и оставили труп в том же переулке.

– Насколько похожи эти два убийства?

– Я не спросила.

– А как именно он был убит, тоже не спросила?

– Незачем было спрашивать. Али, как я говорила, показал мне фотографии. Задушен проволокой, накинутой сзади. Проволока разрезала кожу и оставила тонкий след вокруг шеи. Али сказал, что при осмотре его номера в мотеле они нашли портрет Мэрилин Монро в рамке, который стоял на полу, прислоненный к стене. В стену над ним был вбит гвоздь, но проволоки с задней стороны портрета не было. По-видимому, ее и использовали для убийства.

– Там его убили? В этом номере?

– Полагают, что там. Следов борьбы в комнате не наблюдалось, сказал Али, но проволока с портрета говорит сама за себя. Очевидно, Синди повздорил с клиентом, и тот прикончил его. Увез труп на машине и выбросил в переулке. В связи с аналогичным преступлением четырнадцать месяцев назад они попросили отдел поведенческого анализа составить профиль убийцы. Психологи предположили, что это женатый человек, имеющий детей, который был зол на Аллена, потому что тот переступил черту, нарушил моральные нормы. Убив Аллена и избавившись от трупа, он вернулся к своей обычной жизни в каком-то уголке мегаполиса. Психопатия в чистом виде.

Босх не стал возражать, однако он не думал, что собранная информация позволяет считать убийцу психопатом. Для неопытного детектива такой скоропалительный вывод был простителен. Но картина убийства, как ему казалось, свидетельствовала скорее о спонтанном характере случившегося. Убийца не принес с собой никакого оружия; ничто не указывало на то, что он планировал преступление. Единственным фактом, говорящим в пользу психопатии, была предположительная связь с аналогичным преступлением в прошлом.

– Это убийство официально рассматривается в связке с тем, которое было совершено четырнадцать месяцев назад? – спросил Босх.

– Пока нет, – ответила Сото. – Старым делом все еще занимается Западное бюро. Два подразделения устроили перетягивание каната, сказал Али. Между тем у обоих преступлений есть особенности, которые не стыкуются.

Не было ничего необычного в том, что отдельные городские подразделения противились передаче дел центральным элитным отделам. Полицейские, расследующие убийства, были компетентными, уверенными в себе специалистами и знали, что могут распутать любое преступление, если не мешать им и дать время.

– Они брали сперму для ДНК-тестов, Али не говорил? – спросил Босх.

– Нет, Аллен предохранялся. Я видела на фотографиях его номера большой контейнер с презервативами. В больничных приемных врачи кладут в такие коробки лакричные конфеты и леденцы. Однако детективы подмели пол и, как можно было ожидать, собрали тонну волос и различных волокон. Впрочем, это им ничего не дало.

Босх на миг задумался, что еще можно спросить. Он чувствовал, что упустил какое-то обстоятельство, промелькнувшее в рассказе Сото, но не мог определить, что бы это могло быть, и решил пока остановиться. Она и так очень помогла ему.

– Спасибо, Люсия, – поблагодарил он, завершая разговор. – Я твой должник.

– Да брось, – отозвалась она. – Есть во всем этом что-нибудь ценное для тебя?

Он энергично закивал, хотя она не могла это видеть.

– Да, я думаю, да.

– Ну, тогда можешь как-нибудь пригласить меня на ланч.

– Ох, не уверен, хорошо ли будет, если тебя увидят со мной. Я же теперь неприкасаемый.

– Да пошли они! Позвони, Гарри.

– Ладно, – рассмеялся он.