Часть 18. На восточном фронте без перемен
18 ноября 2018 года, 12:40. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево».
Президент Путин и академик Велихов
Уже больше полугода научная команда академика Велихова (по ходу работы преобразованная в государственный научно-исследовательский центр «Опал») пыталась разгадать тот физический ребус, который представляли собой Врата, соединяющие между собою два мира. Как говорил сам академик: «мы изучаем шестимерного крокодила, который от головы до хвоста – шесть метров, а от хвоста до головы – четыре.»
Сначала это изучение шло ни шатко ни валко, поскольку не было ни теоретического аппарата, ни соответствующих приборов, так что информацию приходилось получать косвенным путем. Но потом, подобно тому как один сорвавшийся камень вызывает на горном склоне лавину, пошли фундаментальные открытия. Но остальной мир по этому поводу пока пребывал в блаженном неведении, ибо новообразованный ГНИЦ подчинялся напрямую президенту, а режим секретности нам был ничуть не меньшим чем в аналогичных конторах, разрабатывающих оружие на новых физических принципах.
И вот академик запросился на аудиенцию, не дожидаясь срока очередного доклада, который обычно проходил в первых числах каждого месяца. Такого за полгода не случалось еще ни разу, и президент пребывал в некотором недоумении по поводу причин такой торопливости обычно основательного ученого.
– Ну-с, Евгений Павлович, – сказал глава государства, приглашая своего гостя садиться, – должен сказать, что не ожидал увидеть вас так скоро, поэтому слушаю вас внимательно.
– Дело в том, Владимир Владимирович, – ответил академик, в волнении перебирая извлеченные из бювара бумаги, – что вы должны знать – мы установили, что межмировой портал, или, как его еще называют, Врата, имеет не совсем естественное происхождение.
– Что значит «не совсем естественное», Евгений Павлович? – удивленно спросил президент.
– Видите ли, Владимир Владимирович… – несколько смутившись, произнес академик, – нам удалось выяснить, что в метавселенной, включающей и наш мир и мир тысяча девятьсот сорок второго года, и множество других, нам неизвестных, существует еще одна пара миров, связанных между собой подобными порталами, но только рукотворного, так сказать, происхождения…
Некоторое время в президентском кабинете стояла тишина, хозяин поглядывал на визитера несколько оценивающим взглядом: «а не перегрелся ли милейший Евгений Павлович на работе?», а тот, сказав то, что должен был произнести в первую очередь, слегка расслабился и ждал наводящих вопросов со стороны собеседника. А тот не знал, что и сказать. Академик Велихов – человек серьезный, и мистификациями заниматься не будет. С другой стороны, уж очень неожиданное заявление…
– Так, значит, – наконец, собравшись с мыслями, спросил президент, – вы уже знаете, как можно создать такой портал?
Академик Велихов отрицающе покачал головой.
– Скорее, – сказал он, – пока мы лишь понимаем, что такой портал не мог образоваться естественным путем, кроме как в центре масс двойной черной дыры. Только там, где соприкасаются две сферы Шварцшильда, под воздействием разнонаправленных гравитационных сил чудовищной мощности возможны естественные искажения мирового континуума, приводящие к формированию межмировых пробоев. На поверхности планеты земного типа такие явления в естественной форме исключены.
– Постойте, Евгений Павлович, – сказал президент, – вы меня совсем запутали. Как тут, у нас под боком, могут существовать Врата, если, по вашим словам, для их функционирования необходимы мощности целой черной дыры?
– Я сказал, что черные дыры необходимы только для создания естественных межмировых каналов, которыми из-за чудовищных гравитационных градиентов и жесткой радиации не в состоянии воспользоваться ни одно живое существо. Но наши Врата имеют не естественное, а косвенное техногенное происхождение, поэтому им черные дыры не нужны и даже вредны. Позвольте воспользоваться аналогией. Для того чтобы произвести свет, нам следует нагреть какое-нибудь тело до температуры в несколько тысяч градусов. Так работают Солнце, огонь свечи и электрическая лампочка. Девяносто семь процентов электроэнергии расходуется на нагрев окружающей среды, и только три процента – на создание видимого света. А теперь возьмем светодиодную лампочку. Расходуя то же количество электроэнергии на создание светового потока, она на порядок меньше тратит на нагрев, и этот нагрев – не основной процесс, вызывающий свечение, а побочный – связанный с электрическим сопротивлением полупроводникового кристалла.
– Так вы считаете, – кивнул президент, – что низкая энергоемкость Врат, то есть портала, говорит о его искусственном техногенном происхождении?
– Именно так, Владимир Владимирович, – подтвердил академик Велихов, – сделав некоторые допущения и произведя расчеты, мы пришли к выводу, что если отсутствует необходимость искривлять гравитацией евклидово пространство до его полного разрушения, то и энергозатраты на формирование портала с человеческой точки зрения будут вполне приемлемыми. Помните, я докладывал вам о том, что нами было обнаружено Ку-поле[15], которое размягчает пленку поверхностного натяжения мировых линий. У нас уже есть приборы, способные засечь существование этого поля и даже измерить его плотность. Плотность его внутри портала колеблется незначительно, и его величина при калибровке принята нами за единицу. Так вот – теоретически возможно получить Ку-поле нужной плотности, так сказать, напрямую, не прибегая к помощи гравитационных искажений, свойственных черным дырам. Мы просто пока не знаем, как этого добиться. Зато это умеют где-то в очень близком от нас мире, условно именуемом «плюс один». Именно там наши с вами альтернативные братья по разуму, тамошний президент Путин и академик Велихов организовали некоторое количество первичных порталов с хорошей пропускной способностью, связавших их мир с еще одним миром сорок первого-сорок второго годов. А наши Врата, то есть портал – это вторичное явление, образовавшееся в результате интерференции боковых лепестков излучения нескольких таких первичных порталов в том мире. И даже, более того – его, с позволения сказать, трасса, параллельна уже проложенным каналам, ведь это вторичное образование пробивало себе путь через области континуума с ослабленным сопротивлением, пронизанные уже сформированным Ку-полем…
Когда академик Велихов замолчал, переводя дух, президент внимательно посмотрел на него и спросил:
– Скажите, Евгений Павлович, а нам это, как вы его назвали, Ку-поле действительно так необходимо, чтобы ради его исследования вести игры с силами, которые с легкостью рвут границы между мирами?
– Ну как вам сказать, Владимир Владимирович, – вздохнул академик, – теоретически, если немного поменять математический аппарат, некоторые переменные сделать константами, а константы, наоборот, переменными, то мы получим средство мгновенной транспортировки материальных объектов на межзвездные расстояния, не связанное ограничением скорости света. В фантастической литературе это устройство именуется как прыжковый генератор. Опять же это чисто теоретическое предположение, которые мы пока не можем ни подтвердить, ни опровергнуть практическими экспериментами. Знание – это лучше, чем незнание, и это факт. К тому же, чтобы рвать границы между мирами в не предназначенных для этого местах, необходимо сосредоточить множество высокопроизводительных порталов на ограниченной площади и эксплуатировать их на пределе пропускной способности. Поэтому мы провели кое-какие исследовательские работы – в частности, произвели замеры плотности Ку-поля в нескольких сотнях точек на территории Российской федерации и даже Республик Донбасса, после чего попытались рассчитать предполагаемые точки размещения таких первичных порталов. И все они с допустимой точностью совпали с атомными электростанциями у западных границ России и предположительно Украины…
– Украины? – удивленно переспросил президент.
Академик Велихов пожал плечами.
– Построенная нами математическая модель, – сказал он, – показывает, что в формировании нашего портала в районе Красновичей приняли участие первичные порталы мира «плюс один», ассоциирующиеся со Смоленской, Курской и Чернобыльской АЭС. Очевидно, ваш двойник в мире «плюс один» был несколько более решителен в отношении этой территории.
Некоторое время президент сидел молча, погрузившись в собственные мысли, а потом спросил:
– Скажите, Евгений Павлович, почему вы называете тот мир, в котором установлены эти так называемые первичные порталы, миром «плюс один»?
– Предположительно, – ответил академик после некоторого раздумья, – что тот мир, который мы назвали «плюс один», опережает нас в историческом потоке на один шаг. Это что-то вроде вагонов в поезде, следующих один за другим. Хронофизика, как вы сами понимаете, еще весьма молодая наука, и мы еще не успели до конца проработать для нее понятийный аппарат…
– В таком случае, – кивнул президент, – как вы думаете, Евгений Павлович, почему там ни вы, ни ваши коллеги не смогли установить факта столь значительных утечек, что Врата после них образуются как бы сами по себе?
– Скорее всего, дело в том, – ответил академик, – что тамошние мы ничего подобного просто не видим. Ибо боковые лепестки излучения, вызванные работой первичных порталов, набегающим из будущего темпоральным потоком сносит в прошлое, то есть в наш мир, где оно и проявляется во всей своей красе. Ведь в непосредственных окрестностях действующего портала Ку-поле по мере удаления от объекта быстро идет на спад. Кстати, помимо уже имеющихся Врат, нам удалось обнаружить достаточно высокую концентрацию Ку-поля в окрестностях Донецка, похожую на созревший, но еще не прорвавшийся нарыв, и эту область мы ассоциировали с Нововоронежской, Ростовской и Запорожской атомными станциями… Очевидно, там работа порталов началась позже или нагрузка на них была значительно ниже…
– Да уж, – сказал президент, – так и хочется взять швабру и постучать по потолку, чтобы вели себя тише и не нарушали технику безопасности. Нам еще только новых Врат под Донецком не хватает. Как только они появятся, там начнется такое рубилово, что потом никакой армии не хватит затыкать дыры.
– Скорее всего, – пожал плечами академик Велихов, – все, что может произойти – произойдет, независимо от нашего желания. После разработки соответствующего оборудования мы можем помочь сформироваться новому, почти созревшему порталу где-нибудь в удобном и безопасном месте, но даже чисто теоретически я не могу предположить, как можно заставить нейтрализоваться уже сложившееся Ку-поле без отключения питающей его установки. Очевидно, для вашего двойника в мире «плюс один» межмировая торговля с тем Советским Союзом имеет большое значение, раз уж в европейской части страны портальные установки ставятся чуть не у каждого мало-мальски серьезного источника энергии…
Президент вздохнул.
– Да я бы и здесь тоже же бы не отказался, – сказал он, – если бы не знал о грозящих последствиях. Так что не обращайте внимания. Надеюсь, мне никогда не доведется встретиться со своим двойником, а то бы я сказал ему все, что думаю по этому поводу. Но сейчас это неважно. И большое спасибо, что сообщили обо всем заранее – теперь мы знаем чего следует опасаться и к чему готовиться. Думаю, что финансирование на ваш проект требуется еще увеличить. Фундаментальная наука стоит дорого, но без нее никак.
– Владимир Владимирович, – неожиданно сказал академик, – мы тут подумали, что если мир «плюс один» до недавних пор был близок к нашему так, что их нельзя было отличить без микроскопа, то, значит, и у нас наверняка велись похожие работы. Мы перешерстили все архивы, но не сумели найти ровным счетом ничего. Никаких работ, докторских и кандидатских диссертаций, на эту тему не защищалось, статей не издавалось, лабораторий и исследовательских центров под подобные задачи не формировалось – и это приводит меня в смущение.
– А так ли это важно, Евгений Павлович? – спросил президент, пожав плечами. – Мало ли по какой причине не сохранились материалы с грифом «Секретно» или было отказано в финансировании работ? Сейчас о другом думать надо. Вы только что подняли ставки до небес. Необходимо форсировать изучение этого вашего Ку-поля насколько это возможно. Финансирование мы обеспечим. Кроме того, нужно найти способ дать знать в мир «плюс один» о том, что они там опасно заигрались со своими порталами.
– Ваше последнее пожелание, Владимир Владимирович, – вздохнул академик, – едва ли выполнимо. Передать сообщение от нас в будущее, от которого мы по причинно-следственным связям уже оторвались, скорее всего, нереально. А может, я ошибаюсь? Теория хронофизики у нас пока сырая. Поэтому – работать, работать и еще раз работать.
Пятнадцать минут спустя, там же.
Академик ушел, а президент продолжал в задумчивости сидеть за столом. В связи с последними новостями ситуация не то чтобы осложнилась, но перестала быть двумерной. Кроме всего прочего, президент очень не любил ситуаций, в которых от него лично ничего не зависит. А тут дело обстоит именно так. Тот другой президент Путин, его злобный альтер-эго, со свистом рубит бабло, торгуя за золото со «своим» товарищем Сталиным, а щепки от этой лихой рубки летят прямо сюда. И тот ВВП о них даже не подозревает.
Президент все прекрасно понимал, он и сам делал все то же, только в более скромных масштабах, с одной стороны, пополняя увесистыми слитками желтого металла золотовалютные резервы, с другой стороны, разгоняя на полный ход имеющиеся промышленные мощности. Увеличившиеся резервы позволяли нарастить рублевую массу, которую, в свою очередь, можно было инвестировать и в средства производства и в социальные нужды, в оборону, и вообще туда, куда необходимо, за исключением вложений в американские трежерис[16]. Если бы у него тоже была возможность развернуть торговые операции без оглядки на пропускную способность единственных Врат, он бы лично ее не упустил.
Поэтому разрастание портала будет только продолжаться, ибо тот, другой, Сталин, имея возможность крайне дешево[17] закупать все необходимое в будущем, наверняка форсирует свою программу индустриализации и технического перевооружения. Уж президенту России известно, что СССР на той стороне Врат нуждается буквально во всем. Там требуются не только машины и оборудование (что тоже очень важно), но также сырье и материалы, в частности алюминий в слитках, дюраль в листах и сортовой прокат. Здесь поставки гражданской продукции из-за низкой пропускной способности единственных Врат шли в час по чайной ложке, но заявки на них Наркоматом Внешней Торговли СССР (которым рулил небезызвестный Анастас Микоян) оказались расписаны лет на десять вперед. Так что у президента имелось полное представление о том, что должно твориться на десятке техногенных Врат с пропускной способностью двухпутной железной дороги.
Это здесь, в этом мире, Врата «ляпнулись» куда попало, не имея в непосредственной близости ни линий электропередач, ни крупных железнодорожных узлов, а вот вычисленные командой академика Велихова источники Ку-поля в ином мире явно тяготели не только к атомным электростанциям, но и к крупным транспортным узлам. Также президенту была хорошо известна зависимость увеличения пропускной способности Врат в зависимости от пропускаемого тоннажа, а также имелось понимание, что техногенный портал и без тренировки должен обладать очень низким сопротивлением. Кроме всего прочего, это значило, что все энергия, затраченная в ходе функционирования техногенных порталов и с неким КПД преобразованная в Ку-поле, будет сброшена в этот мир. Но это еще ничего. Если в той паре миров СССР при неограниченной поддержке из будущего в кратчайшие сроки поставил на колени всю Европу (в чем президент не сомневался) и понатыкал там своих Врат, то в ближайшем будущем быстрого роста напряженности Ку-поля следовало ожидать и к западу от границ бывшего СССР. Любой ценой следовало избежать неконтролируемого развития ситуации в тот момент, когда из-за слишком активных действий «соседей» этот мир станет похож на источенную головку швейцарского сыра. Когда у каждой страны появятся свои Врата, действительно может начаться черт знает что…
Но и это тоже не самое главное. То, что только что сообщил академик Велихов, оказалось лишь окончательным штрихом в сложившейся картине. Главным было отношение к войне, идущей за Вратами. Общество поляризовалось на две неравные части. Ничтожное меньшинство (по «странному» совпадению включающее себя экономический блок правительства и самого премьера) высказывали резкое неприятие поддержки злейшего тирана всех времен и народов, а подавляющее большинство россиян, напротив, сочувствовало борьбе своих дедов или даже записывались добровольцами в РККА или соединения в составе экспедиционных сил. Сам президент как простой человек из народа, и тем более коренной питерец, чья семье хлебнула тягот той войны через край, сочувствовал сражающейся Красной Армии и совсем не переживал за страдания «несчастных» солдат вермахта и белофинских интервентов, ибо те все свое заслужили сполна. Но вот злобное шипение и кислые лица в ближайшем окружении доставляли отнюдь не удовольствие. Прямо никто ничего сказать президенту не мог, но напряженное ожидание в элите стало напоминать заряд накапливающегося статического электричества, которое вот-вот разразится трескучей искрой.
Особенно бурлением фекалий отличается политическая жизнь в социальных сетях, в которые большинство населения, занятое своими ежедневными заботами, даже не заглядывает. А если и заглянет, то нарвется на такой заряд злобы, желчи и уксуса, что у любого нормального человека сразу возникнет мысль о восстановлении в уголовном кодексе пресловутой 58-й статьи с санкцией «десять лет строгого расстрела». Интернет переполнен злобными «небратьями», «одухотворенными творцами», поклонниками Града на Холме, представителями маргинальных политических течений (как справа, так и слева), либерально ориентированной школотой и прочими добровольными помощниками немецкой армии (госдепа), а также платными ботами-соросятами. Последние «висят» в сетях по нескольку человек под одним ником сутками напролет, сменяя друг друга; обычный живой человек так не может. «Лучше бы отдали эти деньги пенсионерам, детям, спортсменам, творческим личностям», – вещают они сутки напролет. Ну и, конечно же, коронное: «Путин должен уйти».
Он и уйдет… со временем, ибо никто из людей не бессмертен; но вот сейчас ситуация по факту получается дурацкая. Перед выборами обещал людям повышение благосостояния, а дал повышение пенсионного возраста. Премьер-министр, «отсидевший» на этом посту уже шесть лет, обещает, что еще два года – и все-все в стране будет налажено: экономика поднимется, бизнес расцветет и каждый бедняк станет зажиточным мелким предпринимателем, только давайте не будем злить коллективный Запад. И в то же время есть понимание, что все это пустые обещания. Вот пройдет еще два года – и они попросят еще два, а то и все четыре… а потом, едва нынешний президент выпустит вожжи из рук, как все эта компания кинется к тому самому Западу мириться, то есть сдаваться. Причем на любых условиях. Проходили такое уже в начале девяностых. Единственное лекарство от этой болезни – выбрать себе кандидата в преемники и двигать его вперед, так, чтобы эта кодла знала, что после смены власти ей будет еще хуже.
Одни фигуры в его окружении, хоть и подходят идейно, но являются представителями того же стареющего поколения. Другие, помоложе, не оправдали его доверия и оказались либо безответственными болтунами и переливателями из пустого в порожнее, либо просто не показали выдающихся управленческих качеств. Еще президенту врезались в память слова академика, что «там» его двойник, очевидно, поступил с Украиной самым решительным образом и что если тамошние Врата продолжают работать, то понятно, что ничего ему за это не было. Тогда, в четырнадцатом, он не решился вскрыть это смердящий нарыв – и вот уже четыре года гнусный бандеровский мизерабль самим своим существованием отравляет жизнь России.
Удар по националистическому украинскому режиму будет означать полный разрыв с Западом, конец эпохи, когда Россия буквально навязывалась европейским элитам со своими «потоками»: северным, южным и турецким; сразу потеряет смысл членство в ВТО, ПАСЕ и других организациях, предназначенных сдерживать Россию за ее же деньги. Этот удар вызовет испуг и среди других лимитрофов – как дружественных, так и не очень. Ведь после Киева они могут оказаться следующими на очереди. И в то же время это будет означать истинный суверенитет и независимость, опору на собственные силы и заявку на роль Великой Державы. Или все-таки лучше сначала завершить разгром врага за Вратами, а уже потом начинать наводить порядок у собственных границ, не распыляясь на две параллельных задачи? Наверное, так все же будет правильнее. А пока необходимо обратиться к народу и поставить перед правительством и Госдумой новые задачи, предупредив, что неисполнение чревато отставкой и другими проблемами. Они и до этого исполняли порученное спустя рукава, так что и теперь никуда не денутся и дадут повод хорошенько прошерстить верхушку.
27 марта 1942 года. Полдень. Турция. Анкара. Площадь Кызылай. Дворец президента Турции «Чанкая».
Президент Турецкой республики Исмет Инёню, урожденный Мустафа Исмет-паша.
За окнами президентского кабинета вовсю цвела весна, но людям, которые решали здесь вопросы жизни и смерти, было отнюдь не до природных красот. Еще совсем недавно Турция была союзником Англии и Франции, потом, сменив сторону, она, послушно следуя в германском фарватере, готовилась к вторжению в СССР. Формально соблюдая нейтралитет, президент Иненю поставлял Гитлеру различное стратегическое сырьё и пропускал итальянские и германские военные корабли в Чёрное море. Помимо того, в Турции действовали антисоветские организации исламистского и пантюркистского толка. В те дни немецкий посол фон Папен докладывал в Берлин: «Турция в высшей степени заинтересована в уничтожении русского колосса…», а миллионная группировка турецких войск сосредотачивалась на Кавказском направлении.
Но потом на Среднерусской равнине образовались Врата – и из них вылезли веселые ребята, сразу напомнившие изумленным туркам солдат недоброй памяти Топал-паши (Суворова) и Ак-паши (Скобелева). Началась вторая фаза Смоленского сражения, стремительная и беспощадная. Кровь германских аскеров рекой потекла по русской земле, и президент Иненю возблагодарил Аллаха за то, что Турция не последовала примеру других германских сателлитов и не влезла в эту войну с первого дня. В этой схватке русские были безжалостны и неутомимы, в результате, когда вокруг Смоленска закончился кровавый танец с саблями, германская группа армий «Центр» оказалась полностью уничтоженной. Как только все закончилось, делегация турецкого генштаба посетила «неприступный» рубеж германской обороны пор Днепру и выслушала уверения фельдмаршала Листа в том, что германские воины будут стоять на этом рубеже как скала. Но не успели турецкие военные деятели покинуть Восточный фронт, как русские взломали германскую «несокрушимую» оборону и нанесли вермахту очередное поражение – пусть и не такое масштабное как под Смоленском, зато не менее обидное и унизительное.
Прорыв дивизий экспедиционных сил к Риге указал турецким руководителям на тот факт, что Германия понесла тяжелые, можно сказать, смертельные потери и потеряла шанс выйти из войны победителем. Все дальнейшие телодвижения – это не больше чем судороги агонии, сотрясающие тело смертельно раненого бойца. Разумеется, если германскую армию оставят в покое, она залижет свои раны и оправится, но было очевидно, что русские не позволят ей такой роскоши. Их армия была многочисленнее и быстрее восстанавливалась после понесенных потерь. А еще Красная Армия быстро училась, а у немцев самые лучшие, хорошо обученные и укомплектованные соединения уже сгинули в бездонную прорву. Из этого следовал вывод, что Турции надо искать нового хозяина, – и как раз тут на горизонте возникли британские эмиссары, сладкоголосые как сирены. Нельзя сказать, что большие турецкие начальники сразу оказались очарованы их пением, но ржавый флюгер турецкой политики уже начал разворот на новый курс. На этот раз турецкая военная комиссия поехала в Александрию, где выслушивала заверения генерала Каннингема о нерушимости британских позиций перед лицом ужасного Роммеля.
К британской идее нападения на Болгарию в турецком генштабе отнеслись крайне осторожно. Во-первых – болгарская армия, не столь многочисленная, как турецкая, была значительно более боеспособной. Драться на пороге своих домов ее солдаты будут неистово. Для турецких генералов было желательно, чтобы большая ее часть оказалась усланной куда-нибудь к шайтану на кулички – например, на Восточный Фронт. Но царь Борис тоже не дурак и не желает отсылать подальше свою армию. Во-вторых – вторгнувшись в Болгарию, турки совершенно не хотят задевать интересы других крупных игроков, то есть русских и немцев. И те и другие представляли для них смертельную опасность, даже воюя между собой. Был риск огрести невкусных «пряников» с обеих сторон сразу. Для вермахта вторжение турок в Болгарию – это угроза коммуникациям немецкой группировки в Греции, а русские просто неравнодушны к своим меньшим братьям и непременно начнут оказывать им помощь хотя бы действиями авиации. При этом те русские, которые советские – это давно известное зло и полбеды. Со своим классовым подходом они могут и проигнорировать геноцид – до тех пор, пока не будет слишком поздно. Проигнорировал же их господин Ленин геноцид понтийских греков только потому, что у тех ничего не двигалось в направлении социализма. Зато русские из-за Врат ужасны и непредсказуемы, а потому риск, что ответом на вторжение турецкой армии в Болгарию станет разрушительный налет их авиации на Анкару, неоправданно велик. Как это бывает, турки видели на примере Берлина – улица Вильгельмштрассе, разнесенная вдребезги по кирпичику, и похороны главных нацистских бонз…
– Осторожность, осторожность и еще раз осторожность, господа, – сказал своим сподвижникам президент Иненю, – в этой игре мы не равны никому, и если против немцев мы еще как-то можем сопротивляться, поскольку не граничим с ними нигде и никак, то русские давно облизываются на некоторые наши сопредельные территории.
– Силы нашей группировки в Карсе и Эрдогане даже несколько превосходят те войска, которые большевики собрали в своей Кавказской армии, – сказал фельдмаршал Фавзи Чакмак. – Думаю, что вражеское наступление в таких условиях не имеет перспектив.
– В наших условиях, – устало сказал Иненю, – надо считать не только солдат, но и артиллерийские орудия, танки и самолеты. А их у русских большевиков гораздо больше, как и опыта современной войны. Но намного опаснее русские из будущего. С ними мы не сможем чувствовать себя в безопасности ни при каких обстоятельствах.
– И в то же время, господин президент, – сказал министр иностранных дел Нуман Меменчиоглы, – у нас нет ни малейшей надежды на то, что про нас в ходе этой войны просто забудут. Господин Сталин человек – крайне злопамятный, а ведь мы за последние пару лет дважды входили в состав враждебных ему коалиций. Нам известно, что в свое время, в сороковом году, русские большевики уже ставили возможность аннексии Западной Армении и Черноморских Проливов как условие своего присоединения к Берлинскому пакту. Тогда господин Гитлер предпочел отказать наглым посягательствам, предпочтя вступить в союз с Турецкой республикой, но теперь-то все будет совсем не так. Разгромив Германию, русские станут настолько сильны, что смогут брать все, что им понравится, без чьего-либо разрешения. Прошли те времена, когда Турция могла один на один сражаться с Российской Империей. Теперь русские прихлопнут нас без особых усилий и даже не вспотеют.
– Неужели вы считаете, что в случае русских поползновений Турцию не возьмут под свою защиту Великие Державы? – надувшись от важности, спросил фельдмаршал Фавзи Чакмак.
– Какие Великие Державы? – переспросил Нуман Меменчиоглы. – Франция разгромлена и впала в ничтожество, Германия будет разгромлена в ближайшее время, Америка далеко и занята своими делами, а Британия обескровлена схваткой на два фронта. Самой сильной Великой Державой континента после победы над Гитлером станет Советская Россия, и это неоспоримый факт. Надо понимать, что мистер Черчилль толкает нас на эту авантюру не для нашей собственной пользы, а исключительно для того, чтобы хоть немного затормозить русский натиск на запад и выиграть для себя еще немного времени. При этом его ни в малейшей степени не волнует то, что случится с Турцией после того как она выполнит предписанную ей роль. Мы для него не более чем расходный материал в большой политической игре. Еще раз повторю: в случае нашего нападения на Болгарию может случиться так, что русские и немцы, даже не сговариваясь, ударят по нам с двух сторон, в то время как болгары будут отчаянно сопротивляться и звать на помощь всех кого можно.
– Из ваших слов следует, – с мрачным видом произнес президент, – что выбор у нас невелик. В одном случае мы должны затаиться и ждать момента, когда у господина Сталина дойдут до нас руки, после чего безропотно погибнуть под ударом многократно превосходящих сил Красной Армии. Численность русских полчищ и их боевой опыт, полученный в ходе войны против вермахта, сделает действия нашей армии беспомощными, а сопротивление бессмысленным. В другом варианте мы нападаем на Болгарию, подставляемся под удар русских прямо сейчас, яростно сражаемся за свое существование, но все равно погибнем, так как соотношение сил будет совсем не в нашу пользу.
– Да, господин президент, – согласился Нуман Меменчиоглы, – вы совершенно правы. Правда, в первом случае у нас останется надежда, что после завершения боевых действий на Тихом океане страны Атлантического альянса все же попытаются установить свою гегемонию в Европе и отбросить русских обратно к ним на восток…
– Ничего они не попытаются! – с солдатской прямотой рявкнул Фавзи Чакмак. – Усталость от Великой Войны сделает англосаксонских политиков вялыми, а общественное мнение – чрезвычайно чувствительным к потерям. В лучшем случае мы получим слова моральной поддержки и поставки завалявшегося на складах устаревшего оружия. Что нам обещают англичане сейчас? Поставки своих танков, показавших свою полную беспомощность против немецких бронированных боевых машин генерала Роммеля? В свое время англичане совершили ошибку, вообразив, что в будущем на земле им придется воевать только с восставшими дикарями в колониях, и плоды этой ошибки они теперь пытаются сплавить к нам. Если бы нам пришлось воевать только против курдов, это еще можно было бы терпеть, но против русских, прошедших через бои с германской армией, их «Крусайдеры» – не более чем железные мишени с мотором.
– Так все же, господа, – спросил несколько сбитый с толку президент Иненю, – что нам все-таки делать в сложившейся ситуации?
– Готовиться к войне на два фронта, – отрубил фельдмаршал Фавзи Чакмак, – даже если придется уйти из проливов и Западной Армении, никто не должен сказать, что мы сделали это без боя. И бой этот должен быть таким жестоким, чтобы враг запомнил его надолго.
– Мы не настолько сильны для того чтобы делать глупости, – возразил ему Нуман Меменчиоглы. – В первую очередь мы должны попробовать договориться с русскими из будущего и большевиками. Натолкнувшись на упорное сопротивление, господин Сталин может захотеть гораздо большего, чем просто территории Западной Армении и зоны Черноморских Проливов. В таком случае, быть может, сама Турция прекратит свое существование как независимое государство.
Исмет Иненю некоторое время задумчиво молчал, после чего изрек:
– В таком случае, вы, Чакмак-паша, делайте то, что должны делать. Готовьтесь к войне, проводите мобилизацию и стройте укрепления – как на Кавказе, так и на подступах к Стамбулу во Фракии. И обратите особое внимание на курдов – эти бандиты не должны ударить нам в спину. Если придется, то наши аскеры должны сражаться как львы и заставлять врага дорогой ценой платить за свои успехи. А вы, господин Меменчиоглы, попытайтесь договориться с русскими, англичанами, немцами; ведите переговоры, плетите интриги, имея в виду, что мы будем выполнять только те обещания, которые будут выгодны самой Турции. Попробуйте получить у англичан еще оружия, – пусть оно устаревшее и плохо подходит для современной войны. Возможно, еще придет такое время, когда мы будем рады и таким танкам… И одновременно постарайтесь выпросить хоть что-то у немцев. Скажите им, что мы собираемся сражаться с Большевистской Россией, и поэтому нам нужно как можно больше новых пушек, танков и самолетов. Русским вы должны говорить, что мы согласны на все их требования, но что нам при этом угрожают войной немцы и даже англичане. Одним словом, юлите, выкручивайтесь, делайте все возможное для того, чтобы оттянуть и ослабить удар по нашему государству. И не бойтесь заключать договоренности – мы все равно не исполним ничего, что пойдет во вред нашим интересам.
2 апреля 1942 года, Юго-западный фронт, село Слобожанское, на левом берегу Днепра напротив Днепропетровска.
подполковник Петр Васильевич Погорелов, командир 4-й отдельной десантно-штурмовой мотострелковой бригады РККА.
Вот я и комбриг, командир Красной армии. Никогда не думал, что дослужусь до чего-то большего, чем командир батальона или начальник штаба полка. Но на войне люди растут быстро. Майора и комбата я получил после Смоленского сражения, а подполковником с переходом в РККА стал после прорыва к Риге. Тогда я по ротации должен был убыть обратно в двадцать первый век, чтобы освободить место в штате следующему счастливцу, но написал рапорт о переводе в РККА, и начальство не стало меня удерживать. Много нас таких, российских офицеров, сражается на фронтах, получая реальный боевой опыт и передавая свои навыки дедам-прадедам. А у меня это еще и личное. Я вместе со своей ротой первым встретил этих тварей в нашем мире, и теперь просто обязан расписаться на рейхстаге: «Развалинами Берлина удовлетворен! Погорелов».
Первым делом по прибытию на новое место службы, в волжский городок Камышин, я узнал, что бригаду, которой мне поручили командовать, еще требуется сформировать. На тот момент бойцы и командиры РККА были отдельно, добровольцы из двадцать первого века вроде меня – тоже отдельно, а техника только начала прибывать в пункт формирования. Советские у нас все понюхавшие пороха, недавно мобилизованных и не участвовавших в боевых действиях – таких нет. Почти все были ранены, почти половина побывала в немецком плену, а потом реабилитировала себя, сражаясь в штрафных-штурмовых батальона РККА. Опыт – его, как говорится, не пропьешь. Добровольцы из Российской Федерации, как правило, классные специалисты: механики-водители, командиры боевых машин и наводчики. Есть и мотострелки, но их немного – в количестве, необходимом для инструкторской закваски. Также выходцы из двадцать первого века занимают четверть должностей в звене «взвод-рота-батальон». Местные командиры, как правило, набирались из тех, кто дрался рядом с нашими либо в Смоленском сражении, либо во время прорыва к Риге.
Между прочим, десантно-штурмовой моя бригада называется не потому, что ее предполагается десантировать во вражеский тыл с самолетов или высаживать на морской берег с кораблей. Совсем нет. Мы – тот консервный нож, что должен вскрывать вражескую оборону вдоль крупных водных преград. Ведь если посмотреть на карту, то становится ясно, что большинство рек в Европе текут поперек направления нашего наступления к Последнему Морю. Таких, как мы, совсем немного – лишь несколько бригад, которым при форсировании водных преград стоять на острие удара. Поэтому вся техника у нас плавающая, ввезенная из двадцать первого века, и не только восстановленная, но и модернизированная.
Мотострелковые подразделения укомплектованы снятыми с хранения и прошедшими капремонт доисторическими БМП-1. Помимо всего прочего, на ремонтно-восстановительном заводе у раритетов времен афганской войны ампутировали башни с гладкоствольными пушками «Гром» и дурацкими ПТРК первого поколения «Малютка», заменяя их боевыми модулями «Кливер-2» и «Кливер-3». «Кливеры» – штука серьезная, там все по-взрослому. «Двойка» комплектуется автоматической пушкой ТНС-37[18] с двухленточным питанием и зенитными углами возвышения, пусковой установкой для ПТРК «Корнет», пулеметом ПКТ, а также всепогодной АСУО[19] с возможностями ведения зенитного огня. Боекомплект: лента на сто осколочно-фугасных снарядов и лента на пятьдесят бронебойных к пушке, две тысячи патронов к пулемету, четыре ракеты для ПТРК и два ПЗРК типа «Стрела-2». ПЗРК и запасные ракеты к «Корнету» хранятся под сиденьями в десантном отсеке. «Тройка» и проще, и в чем-то даже брутальнее. В ее башне вместо ТНС-37 при той же АСУО установлена качающаяся часть буксируемой зенитной установки ЗУ-23 с боекомплектом в пятьсот снарядов. Такими машинами комплектуются разведывательные подразделения и взводы прикрытия командных пунктов, а также минометных и артиллерийских батарей. Плотность огня у этой машинки страшная. Если в воздухе к своему несчастью появятся люфты, то мало им тоже не покажется. Никто не уйдет неотоваренным.
В качестве средств артиллерийской поддержки в бригаде из шести мотострелковых батальонов имеется гаубичный самоходный дивизион, укомплектованный плавающими САУ 2С1. Дополнительно каждый батальон усилен батареей из четырех 120-мм минометов, а на каждую мотострелковую роту выделено по четыре самоходных автоматических 82-мм миномета «Василек» на шасси все той же БМП-1. Единственное, чего нет – это специализированных противотанковых подразделений. «Тигров» еще нет, а весь остальной германский бронезверинец поражается 37-мм пушками БМП, имеющими дистанцию в пятьсот метров для пробития брони немецких средних танков в лобовой проекции и до километра в борт и корму. Кроме того, «на сладкое» для немецких панцерманов на каждой боевой машине пехоты имеется по четыре «Корнета», а в каждом мотострелковом отделении – по одному РПГ, а в штурмовых взводах – и РПО (реактивный пехотный огнемет).
Ну а пехота, для пущего «удовольствия» противника, тоже вооружена отнюдь не «мосинками», СВТ и пехотными «дегтярями», а извлеченными из наших мобрезервов автоматами Калашникова под патрон сорок третьего года и пулеметами «Печенег». И даже экипажи боевых машин, водители и минометчики с артиллеристами, которым стрелковый бой не обязателен, имеют в качестве личного оружия самозарядные карабины Симонова и пистолеты-пулеметы ППС. Так что даже при отсутствии специализированного противотанкового дивизиона штаты у нас в сравнении со стандартными стрелковыми дивизиями РККА очень «жирные», и, соответственно, надежды, возлагаемые на бригады нового штата, очень велики. А ведь эти надежды нам еще придется оправдывать, в жестоких боях прокладывая путь к будущей Победе, чтобы снова над развалинами Берлина развевалось Красное Знамя, а все прочие страны в мире нас боялись и уважали.
Мой начальник штаба и заместитель – майор Андрей Васильевич Маркин. Он тоже воюет с самого начала, но только не с момента открытия Врат, а с двадцать второго июня, отступая от самого Бреста. Несколько раз он попадал в окружение, выходил из них и снова оказывался в котле. В последнее окружение он угодил под Кричевом в результате прорыва второй панцергруппы Гудериана – того самого, что в нашем мире привел к окружению Юго-Западного фронта, а в этом притащил немцев к новорожденным Вратам и бросил их на съедение нашим экспедиционным силам. В боях под Кричевом майор Маркин был тяжело ранен и вместе с остатками своего полка, больше напоминавшими неполный взвод, выходил из Кричевского окружения в южном направлении. Так что опыта войны у моего начальника штаба предостаточно. Причем опыта крайне негативного, появившегося в результате глубоких окружений и тяжелых сражений, когда на полк, в ходе боев ужавшийся по численности до батальона, наваливалась полнокровная германская танковая дивизия и продавливала «нерушимую» оборону многотонной массой брони, численным превосходством в пехоте, господствующими в воздухе «юнкерсами» и «хейнкелями» и тяжестью артиллерийских залпов.
Но конец у этой истории все же оказался счастливым, потому что навстречу отступающим окруженцам от раскрывшихся Врат, гремя огнем, сверкая блеском стали, уже мчались передовые батальонные тактические группы нашей 144-й мотострелковой дивизии, которая только что поимела наглеца Моделя и жаждала новой крови и новой славы. И немцы еще несколькими днями ранее упивавшиеся своим могуществом и безнаказанностью из охотников сами превратились в беспомощных жертв. На такое передовое подразделение, устраивавшее немцам локальный Армагеддон, и натолкнулись остатки 125-го стрелкового полка, после чего для майора Маркина началась новая жизнь. Новая – потому что в нашем прошлом он так и не вышел из своего последнего окружения и числится в наших архивах пропавшим без вести, предположительно погибшим. Состояние его нагноившейся раны в условиях местной суровой действительности грозило либо тяжелой инвалидностью в случае ампутации ноги, либо смертью от заражения крови – в случае если бы его просто не дотащили до госпиталя. Но Андрей Васильевич попал не в местный госпиталь, переполненный ранеными и страдающий от нехватки медикаментов (у немцев было не лучше), а к нам в двадцать первый век, где его достаточно быстро поставили на обе ноги. Ну а потом, после завершения лечения, по согласованию с советским командованием, майора Маркина, как и других красных командиров, проходивших лечение в наших госпиталях, направили на курсы повышения квалификации.
Там у нас товарищ майор научился не вздрагивать при виде человека в погонах и отчасти утратил пиетет перед мудростью партии, зато еще сильнее зауважал Иосифа Виссарионовича. Уж рожи «товарища» Зюганова, вещающего из «ящика» всякие благоглупости для этого было достаточно, как и знаний об истории этой самой партии, которую после смерти ныне здравствующего Вождя поочередно возглавляли разные придурки. Таким образом, из правоверного коммуниста (а тут это понятие все больше сближается с определением «твердокаменный троцкист») Андрей Васильевич превратился в фанатичного большевика-сталиниста, советского патриота, считающего, что Мировая Революция – дело, конечно, важное, но происходить она должна путем поэтапного расширения Советского Союза на всю планету. В остальном майор Маркин – нормальный компетентный командир (не чета некоторым), не впавший в отчаяние в дни тяжелых поражений и не заразившийся шапкозакидательством после того, как положение в корне изменилось. Мы с ним – боевые товарищи, как два сапога пара; оба понимаем, что бригада готовится не к парадному смотру, а к тяжелым боям, и что экзамен у нас будут принимать немцы при перевесе втрое-вчетверо на одного не в нашу пользу.
Но майором Маркиным и мною командный состав бригады не исчерпывается. Поскольку в Красной Армии без политработников никак, то и у нас он тоже есть. Старший политрук Бородухин Петр Михайлович, верный боец за дело Ленина-Сталина, 1906 года рождения, из рабочих, бывший председатель парткома в железнодорожных мастерских, призван по призыву в июле сорок первого, воевал на юго-западном фронте в 6-й армии, в начале августа был ранен и эвакуирован в тыл. И весьма вовремя, поскольку те, кто остался на месте, неделю спустя попали в окружение и сгинули в Уманской яме[20]. Мы ничем не могли помочь этим несчастным, ведь, когда они умирали от голода и издевательств, дивизии экспедиционных сил были заняты тем, что рубили в капусту германскую группу армий «Центр». А когда мы закончили с этим богоугодным занятием и осмотрелись по сторонам, спасать там было уже некого.
Поскольку наш комиссар человек во всех смыслах хороший, храбрый, прямой и честный и искренне верит в дело, за которое сражается, то я собрал наших добровольцев-будущенцев и отдал им негласный приказ не раздражать нашего комиссара критическими замечаниями и не нарушать его идеологическую девственность. Он сам со временем поймет, что не так все просто в этом мире, но мы должны понять его и морально поддержать, ведь будет жалко, если этот человек перестанет верить в коммунистическую идею, или, хуже того, начнет искать спасение от психической травмы на дне бутылки. А я с самого начала ничуть не сомневался в том, что рано или поздно товарищ Бородухин узнает о нашем будущем все нелицеприятные с его точки зрения факты. Ведь не слепой же он и не глухой. И слухи о нашей запортальной России в народе ходят самые запредельные; правда, те кто у нас на самом деле бывал (как, например, майор Маркин), знают, что не все так однозначно.
Так и получилось. Где-то через неделю после своего прибытия в пункт формирования бригады (а прибыл он одним из последних) старший политрук зашел в штабной кунг и плотно прикрыл за собой дверь. Перед этим он довольно долго смущенно шаркал ногами по решетчатым ступенькам, делая вид, что очищает сапоги от налипшей на них весенней снеговой каши, но на самом деле просто не решаясь войти. В тот момент на месте мы с майором Маркиным были только вдвоем, и, видимо, комиссар специально подбирал момент для разговора без лишних свидетелей. Правильно поняв это немое предисловие, мы с Андреем Васильевичем заговорщицки переглянулись.
– Наверное, лучше будет, если я сейчас уйду, – тихо сказал начальник штаба, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Да не уж, оставайтесь, – так же тихо возразил я, – товарищ Бородухин вас не съест. Он у нас далеко не самый худший представитель племени политруков. По крайней мере, он верит в идею, а не отбывает номер ради карьеры, как некоторые.
Майор хоте что-то сказать, но не успел, потому что на пороге нарисовался наш комиссар…
– Товарищи командиры, – сказал он, – а ведь я теперь все знаю. И хочу вас спросить: почему вы сами сразу не рассказали мне обо всех подробностях? Товарищу Погорелову еще простительно, но вы-то, товарищ Маркин, советский человек и красный командир…
– Все мы сейчас советские люди, – сказал я, – и командиры Красной Армии тоже. И воюем мы не по приказу, а по велению души. Чтобы не было таких тварей, как гитлеровские фашисты, на нашей земле, – да и не только на нашей, но и вообще. Так что агитировать нас за советскую власть не надо. Мы за нее кровь проливаем – если не свою, так чужую. Так даже правильнее. Это немцы пусть умирают за своего фюрера и фатерлянд, а мы, убив их, должны двигаться дальше, чтобы бить следующих.
– Но как же, товарищ Погорелов, вы можете называть себя советскими людьми, когда вы советскую власть у себя свергли и компартию разогнали? – сказал комиссар.
– Во-первых, Петр Михайлович, – пожал я плечами, – компартию как таковую никто не разгонял. Она сама разложилась и самоустранилась от управления государством, а вслед за этим не очень-то стало понятно, какая у нас власть – советская или уже нет. Когда дело дошло до стрельбы, то, как мы сейчас понимаем, обе стороны были совершенно омерзительны. Драка шла не за идею, а за одну лишь власть и право разделить пирог общенародной собственности между своими людьми. Не было уже к тому моменту идеи, она вся выдохлась, а иначе тогдашний руководитель партии и государства не смог бы сдавать без боя геополитическому противнику один оборонительный рубеж за другим. Во-вторых – когда это случилось, мне было всего четыре года, а большинство наших бойцов-добровольцев и вовсе не родились на свет. И это не мешает нам, не знавшим в сознательном возрасте никакой советской власти, яростно драться за нее в этом мире – хоть в составе экспедиционных сил, хоть в рядах РККА. И я дам вам гарантию, что здесь мы проделаем с Германией то же самое, что тогда проделали наши деды и прадеды. Мы дойдем до Берлина, Вены, Праги и Будапешта и воткнем в развалины вражеских столиц наши красные флаги, чтобы и сто лет спустя все помнили, что воевать с русскими – это изощренная форма особо мучительного самоубийства.
– Да, товарищ Бородухин, – неожиданно горячо поддержал меня майор Маркин, – а если мы не дойдем, то после победы наши имена все равно напишут на развалинах рейхстага. Вы оглядитесь вокруг. Не знаю, специально так сделано или случайно получилось, но все, собранные в этой бригаде наши бойцы и командиры в том мире, где родился и жил подполковник Погорелов, на этот момент были уже покойниками. И вы, знаете ли, в том числе…
– Да, – сказал комиссар, протирая запотевшие очки носовым платком, – этот факт моей биографии мне прекрасно известен. Хоть и не положено, а я все равно воспользовался служебным положением и посмотрел свое дело. А там…
– Да не переживайте вы, товарищ Бородухин, – с сочувствием в голосе сказал майор Маркин, – напротив, так даже лучше, ведь ваша жизнь, как и положено, пишется теперь с чистого листа. А вы представьте, что кто-то прочтет про себя, что он герой и орденоносец, прошел всю войну без единой царапины, а позже достиг больших высот в партийно-государственной иерархии. Такое знание человека послабее способно свести с ума. А мы с вами как раньше не знали своего будущего, так и теперь не знаем, и меня, честно говоря, это радует.
– Да черт с ним, с моим будущим… – вздохнул комиссар, – я не про себя беспокоюсь, а про советскую власть. Ее будущее представляется мне чрезвычайно мрачным, особенно в свете того, что нам сейчас рассказал товарищ Погорелов.
– Об этом вы не беспокойтесь, – сказал я. – Беспокоиться за советскую власть – это работа товарища Сталина, который давно уже в курсе проблемы. А от нас требуется хорошо делать свое военное дело. Когда нас с вами пошлют на фронт, все следует устроить так, чтобы не наши бойцы и командиры погибали за Советскую Родину и товарища Сталина, а немецкие зольдатен унд официрен – за фатерлянд и любимого фюрера. И побольше, побольше… А наши, убив этих немцев, должны идти дальше на запад и убивать следующих – до тех пор, пока нация белокурых придурков, возомнившая себя господами, не будет вбита в прах по самые уши.
– Экий вы кровожадный, товарищ Погорелов, – вздохнул комиссар, – а как же пролетарский интернационализм и сознательность германского рабочего класса?
– Нет сейчас в Германии пролетариата в том смысле, который вкладывал в это слово товарищ Ленин, – вздохнул я. – Идеология фашизма тем и отличается от классического капитализма, что хозяева с рабочими заключают своего рода социальный договор. Рабочие должны вести себя смирно и помочь своим господам завоевать новые земли, жизненные пространства на востоке, а те, в свою очередь, обещают поделиться с ними награбленным. В идеале картина счастливого нацистского будущего выглядит так: все немцы стали крупными и мелкими хозяевами, а работают на них превращенные в рабов французы, русские, поляки и другие неарийские народы. Глядя с нашего насеста в будущем, мы видим, что мало разгромить германскую армию, главное – свернуть шею этой поганенькой идейке, чтобы и другие любители халявы и думать забыли о своей национальной исключительности. Но я боюсь, что немцы будут так упорствовать в своих заблуждениях, что в ходе нашей воспитательной работы в Германии из всего народа останутся одни только фрау с киндерами. Впрочем, с ними мы уже поговорим по-другому, ибо русский солдат с женщинами и детьми не воюет. Но до этого сладкого момента требуется еще дожить, причем так, чтобы об этом потом не стыдно было рассказать детям и внукам. Понимаете меня, Петр Михайлович?
– Понимаю, – вздохнул комиссар, – злые вы там у себя, в двадцать первом веке, и очень недоверчивые… Но, может, это и к лучшему.
– Конечно, к лучшему, – убежденно сказал я, – ведь проблема советской власти в нашем мире заключалась в том, что большинство лучших из лучших, вроде вас с Андреем Васильевичем, героически пали в жестоких боях с немецко-фашистскими захватчиками. Зато вместо вас после войны на руководящие посты из теплых местечек и эвакуаций полезла всякая дрянь, прохвосты-карьеристы, за всю свою жизнь не поднимавшие ничего тяжелее канцелярских бумажек, но зато хорошо умеющие угодить любому начальству. Эти-то люди потерь не понесли, ибо старались не приближаться к фронту и на сотню километров. Но теперь в вашем мире все будет совсем иначе – тут появились мы, такие злые и недоверчивые, и сделали так, что миллионы советских людей, умершие в нашем мире, теперь продолжат жить, а на подхалимов и блюдолизов, напротив, обратят внимание компетентные органы, после чего жить станет легче, жить станет веселее. Вот этому вы и учите советских бойцов, а наши добровольцы, сознательно сделавшие свой выбор, не нуждаются в том, чтобы их агитировали за советскую власть.
На этом наш разговор был закончен и комиссар больше не возвращался к этой теме. Потом как один день промелькнули еще две недели боевого слаживания (все же из бойцов с недавним фронтовым опытом часть сколачивается быстрее, чем из новобранцев), на станцию погрузки были поданы эшелоны – и бригада убыла на Юго-западный фронт, под Днепропетровск. Обстановка тут такая. Наши прочно удерживают пологий низкий левый берег. Днепропетровск на правом обрывистом берегу находится под немцами, а точнее, позиции в городе занимает пятидесятая пехотная дивизия. Южнее расположились румынские части, севернее – итальянская армия. Немецких соединений по рубежу Днепра, как я понимаю, крайне немного, только в ключевых пунктах; все резервы у них сожрала Смоленская битва, в которой в свое время мы так лихо гарцевали в стиле «Фигаро здесь, Фигаро там».
И теперь задачей наше бригады станет форсирование реки и захват плацдарма, а потом саперно-понтонные батальоны под нашим прикрытием наведут на него наплавные мосты. Помимо того, для поддержки прорыва командование сосредоточило из резерва Ставки во втором эшелоне фронта большое количество свежих стрелковых дивизий и гаубичных артполков РВГК, что стоят поблизости от нас, и что характерно – вместо тягачей у артиллеристов наши седельные КАМАЗы, а они, как и танки, тоже грязи не боятся. Конкретных планов нам знать не положено, но думаю, что намечается грандиозная отвлекающая операция, имеющая целью стянуть сюда, на носок днепровского выступа, максимально возможное количество вражеских частей. Мысль о генеральном наступлении при этом просто не приходит в голову, потому что распутица еще в самом разгаре и земля похожа на хорошо замешанную липучку для мух, – и в эту хлябь по брюхо садятся даже танки. Помнится, в нашем мире по этой же причине провалилась советская Харьковская наступательная операция. Не думаю, что советское командование решит повторить тот неудачный опыт. Скорее нас ждет героическое форсирование водной преграды и жестокие бои на удержание стратегически важного плацдарма, а немцы с румынами и итальянцами будут пытаться любой ценой сковырнуть нас в Днепр, ради чего позабудут обо всем прочем. Тут к ним и придет толстенький полярный лис в образе товарища Жукова, недавно сменившего отставленного прочь Кирпоноса. На Брянский фронт вместо Жукова переместили генерала Рокоссовского, Южным фронтом вместо никакого Тюленева теперь руководит Конев, а командовать Западным фронтом назначен генерал Лукин. Вся эта генеральская чехарда – верный сигнал того, что именно южное направление станет основным в этой весенне-летней кампании, и именно нашей бригаде надлежит сделать в ней первый выстрел.
5 апреля 1942 года, вечер, Итальянское королевство, Рим, Квиринальский дворец.
Третий король Италии из Савойской династии Виктор-Эммануил Третий (73 года).
Его величество Виктор-Эммануил III Фердинандо Мария Дженнаро, король Италии, король Албании, император Эфиопии, король Черногории, первый маршал империи (и прочая, прочая, прочая), прочитав письмо от своей дочери Джованны, доставленное в Квиринальский дворец верным человеком, впал в благородное раздумье. Да, он знает о той великой силе, что ворвалась в мир некоторое время назад, а также какие беды ожидают его страну. В этом смысле ничего нового дочь не написала. Но, видимо, она знала несколько больше, чем могла доверить бумаге, а потому ее послание чрезвычайно встревожило старого короля. Его дочь считает, что вопрос «по-хорошему или по-плохому» ему зададут в самое ближайшее время. А что он сможет на него ответить, если не имеет возможности ничего изменить? Быть может, в таком случае русские из будущего не станут ни у кого и ничего спрашивать, а просто сделают все «по-плохому» – ибо с дуче, который на самом деле правит страной, разговаривать на любые темы просто бессмысленно.
Именно по его глупости Италия ввязалась в совершенно ненужную ей войну с Советской Россией, – причем это случилось, несмотря на то, что королевская семья была против той авантюры. Куда там итальянской армии воевать с русскими, если она с трудом справилась с полудикими эфиопами и потерпела поражения от уже разгромленных французов и совершенно никчемных греков. Против слабого и растерянного противника итальянские солдаты ведут себя чрезвычайно нагло и самоуверенно, но в то же время, встретившись с сильным, умелым и упорным врагом, быстро впадают в состояние, близкое к панике. Ввязываться в войну с русскими, имея такую армию, было непростительной глупостью – какими бы ничтожными ни рисовала тех итальянская и немецкая пропаганда, Но король в фашистской Италии – даже меньше чем никто. Реальная власть в стране принадлежит Муссолини и Большому Фашистскому Совету, которые втягивают страну в различные военные авантюры.
Затишье на Восточном фронте длится уже больше двух месяцев, если считать с момента как пала Финляндия. Теперь следует ожидать, что после немцев пришельцы из будущего вспомнят и об их младших партнерах. В небе над Италией уже видели огромные четырехмоторные бомбардировщики, – пролетая на недосягаемой высоте, они будто приглядывались к Вечному Городу, военно-морским базам, заводам, мостам и административным зданиям. Пока итальянской армии везло, ибо выделенная ей полоса ответственности, на юге России, находилась на солидном удалении от районов действия пресловутых «марсиан», однако никто не стал бы гарантировать, что так будет продолжаться и дальше.
Русские наверняка уже накопили достаточные силы для нового наступления, а посему в ближайшее время томительная тишина взорвется грохотом залпов тысяч орудий. Южное направление – одно из самых перспективных для нового наступления русских большевиков и марсиан, и итальянские солдаты неизбежно окажутся на его пути. Король мысленно ставил на место вермахта сборную команду из венгров, румын и итальянцев – и приходил к выводу, что их поражение в некоем подобии Смоленского сражения будет еще более страшным и стремительным. Там, где окруженные германские войска сражались с яростью обреченных, их младшие партнеры, деморализованные мощью и скоростью удара «марсиан», бросят все и побегут, а при невозможности убежать начнут сдаваться в плен.
Король знает, что он ничего не сможет с этим сделать, и в то же время понимает, что его дочь права и сопротивляться подавляющей силе союза «марсиан» и русских большевиков просто бессмысленно. Выходцы из будущего ради сокращения свои издержек готовы разговаривать и договариваться, но эта возможность выйти из войны с минимальными потерями может быть необратимо упущена из-за того, что Бенито Муссолини не готов принять их предложения по идеологическим соображениям. Скорее всего, Сталин потребует отменить запрет коммунистов и социалистов, распустить Большой Фашистский Совет и провести свободные выборы в парламент, которых в Италии не было вот уже двадцать лет. Как и всякий ренегат, дуче ненавидит ту силу, которую он предал, и выше его сил признать свое поражение и пойти хоть на какое-то соглашение с коммунистами, а также с выступающими с ними одним блоком социалистами. Предатели – они такие. Из-за своей нечистой совести жизнь готовы положить на то, чтобы доказать, что все они сделали правильно, что их бывшие партнеры самые гадкие люди на свете и что вовремя предать – это значит предвидеть.
Виктору-Эммануилу было прекрасно известно, что до прошлой Великой войны Муссолини был членом социалистической партии и являлся главным редактором газеты «Аванти» (Вперед). Разрыв с партийным руководством был обусловлен «оборонческой» позицией Муссолини в начале войны, а по ее окончании он провозгласил, что социализм как явление уже мертв и для спасения и возрождения итальянской нации требуется жесткий и энергичный человек. Он говорил: «Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной, и всё это в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придётся находиться и действовать». И это заявление будущего дуче об отсутствии у него всяческих принципов стало основой для формирования будущей фашистской идеологии.
Но, несмотря ни на что, итальянский народ нес от фашистского «возрождения» только потери. С каждой новой войной, в которую втравливал Италию режим Муссолини, все больше становилось погибших и искалеченных, и территориальные приобретения не искупали увеличивающееся число жертв. Теперь король знал, что все завоеванное рано или поздно придется отдать, а вот погибших уже не вернешь. Да и войны под руководством Муссолини Италия ведет не ради своей безопасности или освобождения страдающих под иноплеменным игом соотечественников, а ради «славы», то есть удовлетворения политического тщеславия так называемого вождя нации, и колоний. Италия – государство молодое и с колониями у нее не очень жирно, не то что у соседей, мэтров этого дела Франции и Британии, у которых территория и население колоний многократно превосходят их Метрополии.
Но стоит ли идти по проторенному другими пути, когда умному человеку уже очевидно, что в двадцатом веке удаленные колонии больше забирают у страны-хозяйки, чем добавляют ей в плане политической и военной мощи. Для их охраны необходим мощный военно-морской флот и колониальные войска, а расходы на все это тяжким бременем ложатся на государственный бюджет. Затраты на приобретение и удержание колоний с каждым днем все больше, а политические и материальные выгоды все меньше. Недалек тот день, когда эта разница станет неподъемной – и колонии, превратившиеся в тормоз для развития своих метрополий, будут просто отпущены на все четыре стороны, как двадцать лет назад Британия уже отпустила Ирландию. И это была только первая ласточка, все самое интересное еще впереди.
Но даже колониальные войны по своей глупости и бессмысленности не идут ни в какое сравнение с войной, объявленной Советской России по прихоти дуче. За что молодые итальянские парни должны умирать в украинских степях, ради чего будет литься их кровь, чем будут оправданы слезы их матерей, жен и невест? Ответ один – пустое тщеславие господина Муссолини и его уязвленное эго не стоят и тысячной доли потерь, которые в самое ближайшее время предстоит понести итальянской армии. Но разговаривать с дуче на эту тему бесполезно, он будет стоять на своем с упорством, достойным лучшего применения. Самозваного вождя нации необходимо отстранить судебным или каким-нибудь еще путем, чтобы вывести Италию из войны еще до того, как русские полчища подойдут к ее границам. Если потянуть с этим делом еще немного, то Италию будет ждать судьба Финляндии или даже хуже. Дело в том, что внутри страны существует мощный слой сторонников советского пути развития. Социалисты и коммунисты отвергли диктатуру Муссолини, и чтобы противостоять ей, ушли в горы и взялись за оружие, чтобы, как они заявляют, в бою защитить свое право на лучшую жизнь.
А там, на востоке, Красная Армия, будто огромный зверь, уже напряглась перед прыжком на запад, – и в тот момент, когда она бросится, для итальянских войск в России все будет кончено. А ведь этой армией так рвался командовать его сын Умберто, который, в общем, тоже против войны, но истово ненавидит возомнившее о себе быдло, поднявшее на щит доктрину коммунизма. В этом сражении наследник итальянского престола будет заодно с Муссолини, и не исключено, что его, Виктора-Эммануила, заставят подписать отречение, чтобы заменить его более послушным королем. Третья сторона в итальянской политике – это Католическая церковь. Нынешний папа истово ненавидит евреев и коммунистов, и потому закрывает глаза на ужасные деяния Гитлера и его союзников. Кроме того, церковь постоянно плетет интриги, стараясь восстановить свое изрядно пошатнувшееся влияние. И хоть папа Пий объявил Врата сатанинским явлением, а пришельцев из-за них посланцами дьявола, для реальной политики это еще ничего не значит.
С другой стороны, католическая церковь через поддерживаемую ею христианско-демократическую партию вместе с социалистами и коммунистами участвует в движении Сопротивления. Кардиналы, управляющие этой старейшей политической организацией мира, способны использовать в своих интересах хоть Сатану, хоть пришельцев из будущего. Если в Апостольском дворце сочтут необходимость устранить Муссолини, то они это сделают со всей возможной решимостью. Возможно, клерикалы – единственная сила, способная решить проблему Муссолини, не допуская того, чтобы Италия покраснела и перешла в коммунистический лагерь. Поэтому он, король, несмотря на всю свою нелюбовь к чернорясым попам, должен вступить в переговоры с папской камарильей. В любом случае надо что-то делать, а договариваться с местными коммунистами для королевского достоинства будет и вовсе невместно.
5 апреля 1942 года, вечер, Италия, Рим, резиденция Муссолини вилла Торлония.
Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, дуче фашизма и основатель Итальянской империи.
В Италии не только король ломал голову над положением, в которое попала Италия. У дуче от сложившейся ситуации голова болела еще сильнее. Еще бы: если король, человек фактически непричастный к безобразиям фашистского режима, рискует всего лишь прижизненной отставкой (после чего проведет остаток лет в приятной для пребывания стране: Швейцарии, Великобритании или Соединенных Штатах), то у дуче в случае победы большевиков эта самая голова слетит с плеч с такой легкостью, будто она не была прикреплена к ним вовсе. Позер, фанфарон, демагог, авантюрист – все эти определения рядом с Бенито Муссолини кажутся бледными и пресными. Муссолини, по большей части – это не более чем трескучая видимость. Армия у него – хуже германской, флот качественно и количественно уступает британскому, а в собственной стране у его режима имеется сильнейшая непримиримая оппозиция: подполье, окопавшееся в городах и на заводах, а также ушедшие в горные леса злые коммунистические (и социалистические) партизаны-гарибальдийцы. Кто-нибудь когда-нибудь слышал о коммунистических партизанах в Германии, например в горах Тироля? А в Италии их, конечно, поменьше, чем в Югославии, но намного больше, чем в той же Франции.
Правда, до недавних пор у коммунистических партизан Италии было маловато оружия, но в последнее время в тех районах гор, где засели их отряды, люди видели, как с огромных краснозвездных самолетов сбрасывалось множество грузовых парашютных контейнеров. Да и сложно было не увидеть десятки, если не сотни, больших грузовых куполов, медленно опускающихся на покрытые густым лесом горные склоны. По этому поводу Муссолини пребывал в чрезвычайном унынии. Фронт проходит по Днепру, а большевистские самолеты все равно сбрасывают на парашютах все необходимое своим союзникам-коммунистам. Теперь гарибальдийцы невероятно обнаглеют, и от них надо будет ждать новых неожиданных неприятностей. Ведь никто не знает, какие именно подарки прислал своим коммунистическим племянникам добрый русский дядюшка Джо.
С точки зрения дуче, лучше бы эти самолеты разбомбили Рим или еще какой крупный город – вот тогда фашистская пропаганда с полным правом кричала бы о зверствах злобных русских варваров. А так фашистские газеты и радио (а других в Италии и нет) тоже могут писать и говорить в стиле доктора Геббельса, переваливая с больной головы на здоровую, – но кто же им в таком случае поверит. Ведь можно написать, что русские самолеты вдребезги разбомбили, к примеру, Перуджу; но слухом земля полнится, и эти слухи народ предпочитает вечно врущей фашистской пропаганде, в результате чего непременно станет известно, что названный в газетах город никто не бомбил – и доверие к официальной прессе упадет до нуля. Когда такое случается, можно хоть исписаться самыми гениальными статьями, но толку не будет. Эту истину Муссолини познал, когда был главным редактором социалистической газеты и как мог противостоял официальной пропаганде. Разве что можно дождаться пока англичане разбомбят какой-нибудь городок; а так как налетают они ночью, вину за разрушения и смерти людей можно будет перевалить на русских…
А вообще дуче ужасно боялся, что бомбить будут именно его виллу. Он не был трусом в классическом смысле этого слова, однако имел преувеличенное представление о важности своей личности. Ведь он такой хороший командующий, замечательный стратег, настоящий лидер и душа итальянского народа, и если его убить, Италия сразу же рухнет под ноги победителей. Поэтому всякий раз, когда ПВО Рима обнаруживала в небе поблизости от города большой белый аэроплан, Муссолини тут же спускался в личный бункер-бомбоубежище, оборудованный прямо на территории виллы «Торлония», рядом с главным домом. Спустившись под землю, дуче сидел там ровно до тех пор, пока не поступал сигнал, что русские улетели. Бедняга даже и не подозревал, что если вдруг возникнет необходимость, его убежище расковыряют с такой тщательностью, что на территории виллы не уцелеет даже мышь. Бункер в таком случае служит скорее не для обеспечения реальной безопасности, а годен лишь для успокоения не ведающей об этом факте души.
А душа у Бенито Муссолини была неспокойна. Нет, он бы и в ус не дул, если бы в аналогичной ситуации, когда фронт проходил по Днепру, по ту сторону против итальянских солдат стояла бы только Красная Армия. Две тысячи километров от Днепропетровска до Италии – через всю Украину, Румынию и Балканы – это очень далекий путь. Но дело меняет то, что там, рядом с большевиками, стоят «марсиане», у которых очень длинные руки и такое пристрастие к быстрой маневренной войне, что рядом с ними даже Гудериан кажется медлительным тугодумом. Сейчас дуче сожалел, что полгода назад воспрепятствовал назначению Умберто Савойского, принца Пьемонта и наследника престола, командующим итальянской армии в России. Мальчику (38 лет) хотелось славы победителя и упрочнения своего политического положения, а вместо того он был бы вынужден, потерпев поражение от альянса русских большевиков и «марсиан», хе-хе, отречься от прав на престол, или даже, больше того, по обычаю древних римлян, спасаясь от позора, броситься на меч. А может, еще не поздно отправить этого заносчивого полуславянина[21] прямо в пасть к черту на Восточный фронт?
Что уж там скрывать: единственным преемником престарелого итальянского короля дуче видел только себя. Блистательный и неповторимый император Великой Итальянской Империи Бенито Первый… А что жена Ракеле у него есть, трое сыновей-наследников имеются, две дочери-принцессы тоже. У него есть даже любовница-аристократка, Клара Петаччи, а ведь этот предмет необходим каждому королю или императору, чтобы не сойти с ума от государственных забот. Ну чем он хуже Наполеона Бонапарта, которому только случайность помешала превратить Францию в великую империю?
Но дуче было невдомек, что случайность, поставившая точку в карьере Бонапарта, звали фельдмаршал Кутузов. И вообще, каждый основатель великой империи и претендент на покорение мира просто обязан совершить паломничество в Россию, где его уже ждут грабли, забытые среди тамошних полей и лесов еще в стародавние времена. Если не изменяет память, то «первооткрывателем» этого предмета был ярл Биргер, который пошел завоевывать Русь, но так и остался на топких, болотистых невских берегах. Потом «паломники к граблям» поперли косяком и многие после рыдали, что на русских просторах без всякого толка положили свои лучшие войска. Другие завоеватели – такие как Тамерлан – были умнее и обходили русские грабли далекой стороной. Этим везло: они, как правило, умирали в глубокой старости и собственной постели. Последними явилась неразлучная парочка, Адик и Беня, а также компания подхалимов помельче. И если другу Адику уже прилетело ручкой в глаз, а Маннергейма вместе с его Финляндией эти грабли и вовсе пришибли насмерть, то друг Беня пока отделывался легким испугом.
Но, несмотря на то, что Италия пока не понесла на восточном фронте серьезных потерь, теперь все мечты дуче о Великой Итальянской Империи разом накрылись чем-то мохнатым и неприличным. Эта штука была такой огромной, что под ней также уместилась Великая Румыния, Великая Венгрия, а также множество других громких и амбициозных политических проектов. Чем дольше длится затишье на фронте, тем сокрушительнее будет ожидаемый удар русских армий. Дополнительно ситуацию осложняет то, что разноплеменные (немецкие, венгерские, словацкие, румынские и итальянские) войска группы армий «Юг» общему командованию подчиняются весьма условно и в случае серьезного наступления большевиков и «марсиан» между союзниками начнется невообразимая путаница. А наступать «марсиане» умеют. Смоленское сражение и рывок их панцирных колонн к Риге показали, что в маневренной войне им нет равных. Нет, все-таки надо послать принца Умберто на Восточный фронт. Пусть делает что хочет, но обратно в Рим он вернуться не должен.
А ведь, кроме фронта по Днепру, есть еще и война в Африке. Немецкие, британские и итальянские солдаты отчаянно сражаются за кусок ливийской пустыни, а на самом деле там цена вопроса – Суэцкий канал. Пока тот в руках у англичан, все итальянские владения в Восточной Африке оказываются отрезанными от территории Метрополии. Контроль над этой коммуникацией до недавнего времени был одним из важнейших вопросов итальянской политики. Суэцкий канал и остров Мальта – вот два объекта, что позволяют англичанам господствовать в Средиземноморье. Правда, еще есть и Гибралтар, но о нем голова пусть болит у Франко. Но и тут не все ладно. Один на один итальянцы воевать с англичанами не способны. Не тот у них темперамент. Они охотнее ухаживают за местными бабами, чем воюют. Дуче уже докладывали, что его солдаты массово вступают в связи с местными женщинами: эфиопками и арабками, и тем самым портят чистоту итальянской расы.
«Каждый раз, когда получаю отчёт из Африки, я расстраиваюсь, – писал Муссолини, – Только сегодня, например, ещё пять человек были арестованы за сожительство с чернокожими. Ох уж эти грязные итальянцы, они способны разрушить империю быстрее, чем за семь лет. Их не останавливает чувство расовой принадлежности.»
Правда, за те же годы еще ни один итальянский солдат от таких контактов не забеременел, но Муссолини все равно пребывал в преужасном возмущении по поводу нарушения итальянских расовых законов[22].
Но немецкий африканский корпус под командованием Роммеля уже готовился грузиться на корабли, чтобы убыть в Европу, и итальянцам в Северной Африке предстояло остаются в полном одиночестве. В тот момент, когда Германии катастрофически не хватает войск на Восточном фронте, Средиземноморье и Северная Африка перестали быть для Гитлера предметом первой необходимости. Но вслед за немцами эвакуироваться придется и итальянцам, поскольку иначе их там ждет верная гибель от рук англичан.
Вот так – куда ни кинь, всюду клин, и бедный дуче уже не знает, куда ему податься… Быть может, начать переговоры с англичанами о перемирии, а может, собрать все самое ценное и на подлодке рвануть в какую-нибудь Аргентину или Уругвай. А что, Муссолини еще достаточно молод для того, чтобы пожить в свое удовольствие на частной вилле, в окружении почтительных слуг и молоденьких девушек. По крайней мере, это лучше, чем закончить свою жизнь будучи растерзанным вырвавшейся на свободу разъяренной толпой или оказаться в руках палачей из НКВД. Уж эти сумеют доставить человеку последнюю в его жизни предсмертную неприятность. Так что – бежать, бежать, бежать. Надо только все тщательно продумать, чтобы не оказалось, что дуче добровольно кинулся в самое пекло. До самого последнего момента никто не должен знать о его замысле, да и в таком случае будет необходимо инсценировать свою смерть от какой-нибудь роковой случайности. Кто будет разыскивать покойника… Вот именно – никто.
7 апреля 1942 года, вечер, Юго-западный фронт, Днепропетровский плацдарм.
подполковник Петр Васильевич Погорелов, командир 4-й отдельной десантно-штурмовой мотострелковой бригады РККА.
Приказ на проведение десантной операции пришел вчера вечером после захода солнца. Видимо, там, наверху, большие начальники все просчитали и решили, что пора начинать: кони пьяны, хлопцы запряжены, а противник в своих маневрах скован распутицей. У нас тоже распутица, так что при каждом шаге на сапоги налипает по паре килограммов сметанообразной субстанции, но на нашей стороне исправно работают железнодорожные узлы, автотранспорт скорее приспособлен не к дорогам, а к направлениям; ВПП аэродромов имеют твердое покрытие из сборно-разборных ячеистых панелей. Что касается противника, то он с началом операции уже получил шокирующие удары оперативно-тактическими ракетами по транспортным узлам, а также фронтовым аэродромам, и получит еще. Россия – щедрая душа, и у нее на складах завалялось множество всякого старья с истекающим сроком хранения, нуждающегося в утилизации путем отстрела, и в то же время у нее имеются новейшие, еще не принятые на вооружение, образцы, которые необходимо испытать в боевых условиях.
В течение ночи мы тихонько, на самых малых оборотах, чтобы раньше времени не потревожить немчиков из пятидесятой пехотной дивизии, выбирались на исходные позиции. Дальше всего пришлось двигаться пятому и шестому мотострелковым батальонам, которым предстояло форсировать Днепр по ту сторону Самарского[23] лимана в районе еще не построенного Южного моста, ударить в стык между позициями пятидесятой дивизии немцев и румынских частей, после чего перерезать дорогу на Никополь и ворваться в Днепропетровск с юга. Следом выступили первый и второй батальоны, обходящие Днепропетровск с запада, со стороны пригородного поселка Кадаки. Их задачей был удар в стык между немецкими и итальянскими частями, перехват железной и шоссейной дорог вдоль правого берега Днепра и овладение территорией металлургического завода имени Петровского, превращенного немцами в важный опорный пункт. Третий и четвертый батальоны должны были ударить в лоб, форсировать реку и завязать бои за Центральный район города.
Во втором эшелоне за нашими спинами, свернутые в походные колонны, сигнала на выдвижение ожидали части сводной армейской группы генерала Горбатова, в составе сто шестьдесят девятой и двести двадцать шестой стрелковых дивизий, а также сто тридцатой танковой бригады и артчастей усиления. Все эти силы были выделены из состава 6-й армии второго формирования, чтобы отделить от основных сил ту группировку, которая примет непосредственное участие в Днепропетровской операции. Прошлой осенью двести двадцать шестая стрелковая дивизия, которой тогда командовал Горбатов, изрядно отличилась, сбивая с левого берега Днепра немецкий плацдарм в районе Ломовки (прямо напротив Днепропетровска), в результате чего генерал уже на неплохом счету у Верховного. Как я понимаю, если в Днепропетровске у нас все пройдет успешно, то сводная армейская группа превратится в еще одну общевойсковую армию под его же командованием.
Наша бригада, подчиненная непосредственно Ставке, в состав сводной армейской группы не входила, но при этом была обязана наладить с ней непосредственное взаимодействие. Мы должны захватить плацдарм – части Горбатова на нем закрепляются, и после этого мы можем отходить в тыл на пополнение и отдых, чтобы через какое-то время быть задействованными Ставкой (то есть Сталиным) при прорыве еще одного речного рубежа.
Первая встреча с генералом Горбатовым запомнилась мне на всю жизнь. Случилось это на второй день после того, как последние подразделения бригады выгрузились из эшелонов и прибыли в район сосредоточения. Высокий генерал-майор с синими кавалерийскими петлицами на камуфлированном полушубке подобно вихрю ворвался в наш штабной кунг. Была бы это прошлая реальность – полушубок был бы белым (вкупе со статусной генеральской папахой), делающим его заметной фигурой для любого вражеского наблюдателя или даже снайпера. Но сменился цвет времени – и тут уже многое не так, как в нашем прошлом. Впрочем, люди по большей части остались теми же, – и генерал Горбатов, надев полевой камуфляж, внутренне ничуть не изменился.