Заключение

Опиатная эпидемия со всей ясностью демонстрирует то, что и так было давно известно, но, пожалуй, слишком легко игнорировалось: большинство наркоманов скатываются в неконтролируемую зависимость у всех на глазах, и никто не понимает – в особенности они сами, – что уже слишком поздно. Как только наркоман преступает черту, его шансы восстановить контроль над ситуацией становятся исчезающе малы. Поразительно, что несмотря на все, что нейрофизиология узнала о зависимостях, на этой стезе наука почти не продвинулась. Отчасти ситуация такова, поскольку мы по-прежнему еще многого не понимаем, но в основном из-за того, с какой невероятной силой мозг сопротивляется эффекту наркотиков. Я в полной мере осознаю масштаб препятствий, но еще большей трудностью может стать то, как мы реагируем друг на друга. Мы вместе пестуем эпидемию аддикции, впадая в ложные дихотомии из разряда «мы» и «они» или «здоровый» и «больной». Поступая так, мы разделяем миф о том, что можно достичь индивидуалистического счастья, чем продолжаем закреплять культуру изоляции и отчуждения. Поступая так, мы продолжаем отказываться от потенциальных благ, которые могли бы быть осознаны в более разнообразном и инклюзивном обществе. Признавая, что проблема может заключаться не в «них», можно подумать о том, что люди, сегодня борющиеся с зависимостью, обладают повышенной чувствительностью к внешним факторам, способствующим изоляции и отчуждению от себя и других, мешающим вести осмысленную жизнь. Возможно, в молодости с этим было бы легче справиться, если бы я слушала тех, кто говорил, что ошибки и страдания – цена за то, чтобы в принципе жить, а не тех, кто учил меня, как предотвращать эти вещи или избегать их. Сложно сказать наверняка, но мне интересно, могла бы моя жизнь сложиться иначе, если бы у меня был шанс столкнуться с этими экзистенциальными вопросами иначе, так, чтобы при этом можно было рассчитывать на поддержку мудрого и сочувствующего человека, примера для подражания. Как верно заметил один из моих тренеров во время реабилитации, «все наше общество страдает от отсутствия глубины». Подлинная глубина же обретается в честном и открытом общении с людьми.

Когда я была на пике зависимости, мой отец на вопрос о семье отвечал, что у него два сына. Если я звонила домой, а мамы не было дома, он, поднимая трубку (это были времена до появления мобильников; я звонила с таксофона на домашний), просто сразу вешал ее. Если мама была дома, он не говорил мне ни слова, но звал маму, и она подходила к телефону. Отцу было проще отстраниться от тягот моего горестного существования, вычеркнув меня из головы и из жизни. Определенно я не виню его, в особенности потому, что сама пыталась поступать точно так же.

Хотя на моем пути было несколько поворотных моментов, мне кажется исключительно важным, что тогда, через несколько дней после эпизода, когда я показалась себе привидением в зеркале, отец необъяснимым образом изменил себе и вытащил меня отметить мой двадцать третий день рождения. Федеральные агенты, гибель друзей, исключения с учебы и выставления за дверь, пережитый на собственной шкуре синдром отмены и масса других трагедий – всего этого оказалось недостаточно, чтобы заставить меня измениться. Мне помогла только человеческая любовь и поддержка. Готовность отца появиться на людях вместе со мной и ласковое обхождение с его стороны раскололи мою скорлупу из отговорок и самооправданий. Я открыла свое одинокое сердце, когда мы оба уже и не подозревали, что оно у меня еще есть.

Потрясающие достижения нейронаук открывают нам биологические корреляты аддикции. Хотя предстоит еще многое изучить в лабораториях и за их пределами, у нас накоплено достаточно данных, чтобы признать, что мы и наш разум формируемся (и ограничиваемся) далеко не только под влиянием нашей индивидуальной биологии. Причем из всех этих факторов влияния самые непосредственные и сильные (а значит, потенциально помогающие найти путь к изменению) – это наши связи с другими людьми. Мы влияем друг на друга, в том числе на нейробиологию, нейрохимию и поведение, самым непосредственным и глубоким образом. Пытаясь справиться с растущей армией наркоманов, приходится пересилить себя, чтобы признать, что беспорядочное употребление веществ берет начало в отчуждении, грубеет в условиях отчуждения и порождает еще большее отчуждение. Выходит, что те стены, которыми мы отгораживаемся от ближних, чтобы не видеть их эмоций, все только усугубляют, подпитывая эту эпидемию.

Если поместить разрозненную информацию в нужный контекст, из нее складываются знания. Знания помогают нам усвоить, что нам уже известно, и признать, что многое нам еще не известно. Вместе два этих элемента открывают путь к пониманию. Мудрость человека растет по мере того, как понимание рождает в нем скромность и непредвзятость – оба этих качества необходимы, чтобы увидеть вещи такими, каковы они есть. За минувшие сто лет мы научились не ждать от наркоманов, что они излечатся сами, и это уже прогресс. Однако дожидаться биомедицинского или какого-нибудь иного внешнего исцеления – значит упускать возможность задавать вопросы самому себе и задумываться о том, какова моя роль в этой эпидемии. Дойдя до этого, мы перестанем заламывать руки и, возможно, попытаемся дотянуться друг до друга.

Благодарности

Хочу выразить признательность всем тем, кто боролся с наркотической зависимостью, и в особенности поблагодарить друзей, которые появились у меня в период восстановления, тех, кто поделился со мной опытом и сориентировал меня, в том числе множество женщин из Боулдера, Портленда, Гринвилла и Сибрука. Я особенно благодарна Маргарет, Джинни, Шэрон, Мэри, Нэнси, Лаверн, Генриетте, Пэм, Лорен, Линди и Джинель за то, что они приободряли и поддерживали меня на этом пути к пробуждению. Я шла за ними, как на свет. Еще я смогла подпитаться смелостью Риты, Джози, Фрэн, Алиты, Анджелы, Фанни и Анны. Также я благодарна Уорфу Рэтсу и Филлоузу, спасибо им, что скрасили мне это путешествие.

Я благодарна моим родителям, братьям, мужу и детям, которые лучше, чем кто бы то ни было, осведомлены о моих недостатках, но все равно так любят меня. Отдельное спасибо тебе, мама, за то, что твоя вера в добро помогла мне измениться и помогает до сих пор. Марта и Дэвид Долж тоже моя семья; мы с ними одно целое, и я надеюсь, что смогу стать похожа на них.

Из всех тех бесчисленных ученых, тщательно смастеривших ту лодку, на которой я плыву, я особенно благодарна Дэвиду Уолджину за то, что познакомил меня с радостями и тяготами научных исследований, Стивену Майеру за его великодушие и умение вдохновлять, Джону Краббе за то, что он просто оказался самым идеальным наставником, какого я только могу представить. Ничего бы из меня не вышло, если бы не каждый из них. Многие другие нейрофизиологи помогли мне преуспеть, предоставляя мне поддержку, а в некоторых случаях – и выделяя место для работы в своих лабораториях. В их числе – Николас Грэхем, Джеффри Моджил, Джоанна Вайнберг, Питер Каливас и Брайан Маккул, а также многие высококлассные ученые из Национального института злоупотребления алкоголем и алкоголизма.

Также мне были очень полезны консультации миссис Сисолак – преподавательницы биологии, работающей в средней школе; она познакомила меня с изучением естествознания. Благодарю Джина Голлина из Университета штата Колорадо за то, что подчеркивал важность системного мышления. Наконец, я в долгу перед моими «учителями жизни» – Ричардом, Синтией и Джимом, а также перед однокашниками, в особенности Брентом, Эдом, Элизабет, Эммой, Фрэн, Катриной, Ли, Ричардом, Роем и Томом, каждый из которых помог мне употребить любознательность, копившуюся у меня в голове, на новую жизнь, полную смысла.

Идея этой книги зародилась на благодатной почве Вольтерры в Италии, благодаря любезному приему, оказанному мне Мариссой Роберто, Стефанией дель Буфало и Джузеппе Ричи. Я также благодарна Луизе и Елене за их прекрасные уроки в Скуола Сан Лино, а также детям, подружившимся с моей дочерью, особенно Мариасоль, Игорю и Айше, и, конечно, их родителям – Сильвии и Марио, Ингрил и Джорджио.

Время, проведенное за размышлениями в Монкс-Корнер, Гефсимейн и Сноумасс, было критически важным для формулирования идей, которые вошли в эту книгу, равно как и многие часы, проведенные в домике Дженель на Пеннс-Крик.