Эпигенетика

Непредубежденность и смирение – обязательные качества любого хорошего ученого, и, как однажды отметил Карл Саган, «в науке часто бывает, что ученый признает: “моя позиция ошибочна” а затем… действительно меняет мнение». Нам пришлось научиться воспроизводить геном человека, оставаясь, однако, до сих пор в большинстве случаев не в силах увязать гены с аддиктивным поведением, чтобы понять, насколько поверхностными и упрощенными были наши представления о единицах наследственности. Мы предполагали, что если разобрать генетический код на элементы, то можно будет прямым путем дойти до предотвращения и лечения зависимости, однако на практике лишь немногое удалось объяснить, я уже не говорю – вылечить. Отчасти это может быть объяснено тем, что мы наследуем от предков не одну, а две нити ДНК: они складываются в двойную спираль, и вторая спираль несет иной набор инструкций, которые также передаются потомкам. Этот код состоит из эпигенетических модификаций, в буквальном смысле надстроенных поверх ДНК, которые регулируют активность ДНК и составляют клеточную «память», в которой записан опыт наших предков. Теперь мы понимаем, что эпигенетические модификации накладываются на последовательность нуклеотидов; также есть и другие подобные «отпечатки опыта», например, микро-РНК (блокирующие матричную РНК, переносящую инструкции от ДНК), значительно влияющие на то, какие гены будут транслироваться в белки и когда. Некоторые исследователи зависимостей полагают, что такие трансгенерационные модификации могут объяснять «исчезающую наследственность» – то есть генетическую сигнатуру, которая, как известно, связана с наследованием аддиктивных заболеваний.

Эта относительно новая дисциплина эпигенетики пока только формируется, однако считается, что определенный опыт наших родителей, бабушек и дедушек зафиксирован в клетках путем такого импринтинга, чтобы и мы могли приспособиться к схожим условиям. С биологической точки зрения это хорошая идея, так как прошлое – это обычно лучший справочник по будущему, а успешная адаптация к окружающим нас условиям – основной показатель биологической состоятельности. Например, согласно исследованию Рэйчел Йегуды и ее команды, дети уцелевших при холокосте могут нести эпигенетические модификации, унаследованные от родителей, и эти модификации помогают им лучше переносить стресс. Другие ученые продемонстрировали, что происхождение из семей, переживших голод, предрасполагает к «запасливому» метаболизму и, как следствие, к ожирению. Как будто ДНК пыталась перестраховаться и снабдить нас небольшими дополнительными подушками безопасности. Пока мы только слегка копнули проблему того, каков вклад унаследованных модификаций двойной спирали ДНК в развитие столь сложных черт, как зависимость, и накапливаются данные, свидетельствующие, что факторы риска могут передаваться генетическим путем. Так, если будущие родители курят марихуану, эпигенетические изменения могут предрасполагать их потомков к зависимости. Очевидно, проведение на людях долгосрочных (лонгитюдных) исследований, чтобы выявить подобное трансгенерационное влияние, – дело весьма кропотливое. Скажем, невозможно случайным образом определить человека в группу «курящих» или «некурящих», а потому невозможно исключить, что люди, падкие на курение, также могут тяготеть и к злоупотреблению другими наркотиками. (Опять же, это основной аргумент, который десятилетиями продвигали табачные компании: их представители настаивали, что невозможно утверждать, будто курение вызывает рак, и с невозмутимыми лицами предполагали, что курильщики – в силу простого совпадения – также предрасположены к образованию метастазов).

Был поставлен эксперимент на животных, призванный оценить причинно-следственные связи. Раз в три дня крысы восемь раз получали умеренные дозы ТГК, и так на протяжении двадцати одного дня; по возрасту все эти крысы были подростками; одновременно с ними контрольная группа крыс в таком же режиме получала инъекции плацебо. Затем крысы взрослели, не употребляя наркотики, и размножались – бывшие наркоманы случались с бывшими наркоманами, а «трезвенники» – с «трезвенниками». Когда потомство этих крыс выросло, оказалось, что те, чьи родители «в подростковом возрасте» получали ТГК, были сильнее расположены к самостоятельному приему опиатов, а также демонстрировали на поведенческом уровне депрессию и тревожность. Иными словами, эксперимент показал, что если кто-то из ваших родителей принимал ТГК еще до того, как вы были зачаты, то у вас повышен риск развития аффективного расстройства или зависимости. Такие исследования только начинаются, но надежность получаемых данных удивляет даже ученых. Причем, как ни странно, вина ложится не только на матерей. Эпигенетические признаки по отцовской линии как минимум столь же выраженные; считается, что они обусловлены небольшими фрагментами РНК, накапливающимися в придатках яичка, которые можно считать мужским аналогом фаллопиевых труб, и влияющими на сперматозоиды, стремящиеся к цели. Стремительно накапливающиеся доказательства такого плана заставляют многих ученых полагать, что культура, в которой мы существуем, – это один гигантский эксперимент. Кажется все более вероятным, что контакт с наркотиками, имевшийся у наших родителей, бабушек и дедушек, предрасполагает к наркомании и нас самих – фактически это b-процесс, охватывающий несколько поколений.

Учитывая, что мне известно о моей родословной, кажется маловероятным, пусть и не невозможным, что моя зависимость сформировалась из-за того, что кто-то из моих предков баловался травкой. Однако вполне вероятно, что роль сыграли другие стрессовые факторы. Возможно, именно такой стресс испытывала бабушка, которая почти ребенком сбежала из дома, потом добралась на лодке до острова Эллис, далее попала в США в качестве сравнительно бесправной иммигрантки, работала горничной, затем вступила в несчастливый брак и растила детей почти без поддержки. Либо мог сыграть роль тяжелый дедушкин алкоголизм, либо те горести, которые выпали моей матери в ее собственном браке, либо поток критики, который терпел мой отец, а затем переносил на меня. Все это могло развить во мне предрасположенность к одиночеству или привычку обособляться, а также толкало на поиски выхода.

Это более глубокая история о наследственности. Последовательность нуклеотидов в каждой из наших клеток является отражением долгой человеческой эволюции, а также истории каждой конкретной семьи, как браков, так и мутаций, тогда как эпигеном, накладывающийся на геном, «запоминает» опыт наших предков; так по бороздам на дороге можно понять, где прошли колеса.