Глава 6

«Доктор, ну же, рецепт мне нужен»; транки

 

Ей, хоть она и не больна,

пилюля желтая нужна.

 

Кит Ричдар с и Мик Джаггер, песня «Мамочкина помощница» (Mother's little helper, 1966)

Мамочкина помощница

Несмотря на то что употребление запрещенных веществ в 1960-е и 1970-е было проблемой весьма наболевшей, куда более распространенной была зависимость от лекарств легальных, ровно как у Rolling Stones в их хите «Мамочкина помощница». Та же ситуация сохраняется и сегодня. «Роллинги» пели о милтауне, относящемся к классу снотворноуспокоительных препаратов, который быстро стал настоящим «бестселлером» – на него приходилось две трети всех рецептов, выписанных в 1955 году, – всего два года спустя после вывода этого препарата на рынок. Производство пилюль милтауна было налажено потому, что люди во всем мире, казалось, не получали достаточной фармакологической помощи. Поначалу считалось, что эти лекарства не вызывают особенного привыкания (кстати, это были и золотые годы в истории табака, когда еще не была распознана связь между курением и развитием рака). Как только патент на этот препарат был аннулирован, были наготове уже новые вещества, с успехом его заменившие. Например, в 1970-е самым популярным препаратом, отпускаемым в США по рецепту, был валиум, им пользовалась примерно каждая пятая женщина. Он же был причиной большего количества вызовов неотложки, чем все нелегальные наркотики вместе взятые.

Хотя передозировка валиумом практически невозможна, симптомы его отмены никак не назовешь банальными; эти лекарства вызывают и толерантность, и жажду дозы, поэтому считаются сильнейшим источником привыкания. Тем не менее в 1980-е было отпущено 2,6 миллиарда таблеток, что составляет почти сто доз на человека. С тех пор незначительные изменения химических формул обеспечивают стабильный поток патентуемых продуктов, и сегодня препараты, вызывающие привыкание, употребляются активно как никогда. В 2013 году почти 6 % взрослых жителей США воспользовались более чем 13 миллионами рецептов на снотворно-успокоительные препараты.

Нужда в наркотиках такого класса была и остается реальной. Пациенты, страдающие от маний, в том числе от депрессии, вызванной биполярным расстройством, и от шизофрении, могут увязнуть в своеобразном цикле положительной обратной связи, когда галлюцинации нарастают вместе с бессонницей. Некоторые пациенты, как переутомленные дети, практически не в состоянии отдохнуть, тогда как собственные мысли и поступки доставляют им все больше хлопот. Принудительное скручивание веками было практически единственной стратегией, позволявшей успокоить буйного человека, оно было не только травматично, но и унизительно. В конце XIX века в качестве успокоительного стали применять опиум; его использовали в составе коктейлей, в которых содержалось множество веществ растительного происхождения, и некоторые из них были ядовиты. Первым настоящим снотворным стал хлоралгидрат, вероятно, знакомый кому-то из вас под названием «капли-выключалки», они подмешиваются в алкоголь, и получается одурманивающий коктейль «Майки Финн». Ряд других соединений, например бромиды, некоторое время также пользовались популярностью, но окно терапевтических возможностей у всех этих лекарств очень узкое. Это означает, что разница между эффективной дозой и передозировкой не просто невелика, но еще и уменьшается при продолжительном использовании. До того как были разработаны барбитураты, высокая токсичность успокоительных была попросту неустранима. К побочным эффектам относились, в частности, рвота, спутанность сознания, конвульсии, сердечная аритмия и даже кома.

Затем, в 1864 году, Адольф фон Байер (впоследствии получивший Нобелевскую премию за свой вклад в органическую химию) в лабораторных условиях синтезировал первый барбитурат (малонилмочевину), производную мочевины (которая, в свою очередь, добывается из мочи) и малоновой кислоты, получаемой из яблок. На эту работу потребовалось около сорока лет, но в конце концов Байер ввел в обращение диэтил-барбитуровую кислоту. Вскоре на нее начался ажиотажный спрос, за которым последовали корпоративные прибыли, уверенно держащиеся до наших дней. Малонилмочевина, более известная под названием «барбитуровая кислота», сразу же нашла признание в качестве средства для лечения тяжелых пациентов, особенно с серьезными психическими расстройствами; однако она также использовалась для лечения бессонницы, эпилепсии и в качестве хирургического анестетика.

Популярность барбитуратов стремительно росла, и к 1920-м они превратились практически в единственное средство для лечения расстройств, при которых показана седация. Однако в 1960-е появился препарат валиум, запустивший вторую волну этой фармакологической революции. Все эти препараты являются успокаивающими, то есть дают как мышечное, так и душевное расслабление, а также обладают снотворным эффектом. Поскольку проблемы со стрессом, тревожностью и бессонницей сильно распространены, понятно, почему эти лекарства стали так популярны, едва успев появиться. К сожалению, со всеми лекарствами, которые до сих пор разрабатывали для лечения столь серьезных заболеваний, история одна и та же: при регулярном использовании они запускают оппонентный процесс, провоцируя таким образом то самое состояние, от которого должны были лечить. Человек, страдающий бессонницей, теряет сон. Человек беспокойный становится разбитым. Я, как и многие другие, всерьез увлекалась этими лекарствами, употребляя их попеременно со стимуляторами – чуть повышая дозу, если планировала гудеть всю ночь, чуть понижая, если требовалось выспаться или просто чувствовать себя расслабленно. Я поняла, что мы научились естественным образом регулировать состояния возбуждения и торможения, в частности пользуясь для этого привычными стимуляторами, например кофеином, поэтому не понимала, почему бы мне самой не настраивать эти состояния так, как я сочту нужным. В успокоительных мне больше всего нравилось, что они позволяли ощутить отстраненность от собственных чувств. Где-то в середине одного такого «понижения» у меня умер дедушка, и я была приглашена на похороны. Я очень любила обоих моих дедушек, но этот, казалось, видел во мне только хорошее, хотя я и не соответствовала их ожиданиям. Он работал шеф-поваром по макаронным блюдам в шикарных отелях, эмигрировав в США из Швейцарии после Первой мировой войны. Однажды он испек мне к празднику печенье с буквами, из которых складывалось «С днем рождения, Джуди». Он был добрым и любящим, с сияющими голубыми глазами и, казалось, был счастлив меня видеть, в каком бы состоянии я ни была.

Так или иначе я скорбела о его смерти или как минимум думала, что должна скорбеть. На поминках я была в ужасном виде, под метаквалоном. В какой-то момент я обнаружила, что все в комнате выглядят по-настоящему опечаленно, и обеспокоилась, что у меня, возможно, неподходящее выражение лица, так как я вообще ничего не чувствовала. Фактически я словно пробудилась, когда до меня дошло, что я была совершенно опустошена, возможно, с тупой гримасой на лице. Пытаясь «собраться» и «действовать как положено» (мое основное занятие в тот период, наряду со стремлением оставаться обкуренной), я постаралась и изобразила более уместное выражение лица, так, чтобы не выделяться на фоне скорбящих. Несколько лет спустя, в лечебнице, протрезвев впервые за долгий срок, я снова смогла скорбеть и тогда проплакала в одиночестве на протяжении двух суток.

Хотя названные лекарства едва ли дают «отдых» в классическом понимании этого слова, они исключительно привлекательны для многих из нас, так как обычные чувства могут быть чертовски неуютными. Как здорово было бы забыться, плывя по течению в вечных сумерках, оставаясь выше того «болота» страданий, которые начинаются, стоит только прийти в себя. Работа переносится легче, внешние факторы не сильно раздражают, боль и смерть воспринимаются не так болезненно. Когда женщина беременна, ей дают большие удобные подушки; так и эти лекарства – создают иллюзию безопасности и уравновешенности; у меня они притупляли все внутренние ощущения.

Здесь следует провести параллели – сходство между использованием снотворно-успокоительных препаратов в середине и конце XX века и использованием опиатов в начале XXI века. То, что считается модным в какую-либо эпоху, отражает существующий социальный контекст. Успокоительные лекарства (бензодиазепины) были особенно популярны накануне и во время «освободительного движения», словно стресс, возникающий из-за растущего осознания ситуации, обострял потребность от него отключаться (иными словами, седативные препараты помогают нам отвлечься от социальной или межличностной несправедливости). Аналогично повальное употребление опиатов может свидетельствовать об отказе иметь дело со страданиями – как индивидуальными, так и коллективными – по мере того, как медленно мы осознаем нашу втянутость со всем миром в бедственное положение, а в круглосуточном потоке новостей становится тем более невозможным укрыться от трагедий, больших и малых. Также можно предположить, что снижение активности использования транквилизаторов, обусловленное в основном давлением и прессингом на врачей, которых вынуждают выписывать как можно меньше таких рецептов, соотносится с ростом злоупотребления алкоголем. Это неудивительно, поскольку транквилизаторы фактически аналогичны алкоголю в таблетках. Я имею в виду, что всегда найдется какоенибудь снадобье для утоления потребности устраниться от человеческих переживаний.