И все-таки оно рвануло. Даже чугунные крышки в конце концов не выдерживают.

Умер сосед по лестничной клетке. Давний знакомый Гнездиловых, Михаил Вениаминович. Светлана Дмитриевна и на похороны поехала, и на поминки в ресторан, она очень сочувствовала вдове, сопереживала, понимала, каково это. День был ветреный и слякотный, типичный ноябрьский московский день, сумрачный и тоскливый. Светлана продрогла на кладбище, на поминках выпила три рюмки водки, но вообще-то хватило бы и одной, первой, на пустой-то желудок. Заботливые ухаживания соседа по столу приняла сперва за обычную вежливость, а странное, непривычное ощущение, что ее «отпускает», списала на то, что просто отогрелась.

– Вы очень красивая женщина, – сказал ей сидящий рядом мужчина.

Светлана Дмитриевна с удивлением глянула на него. Он показался ей совсем молодым, лет тридцати пяти, не больше. Шутит, что ли? Или издевается? Она никак не может казаться красивой в глазах мужчины на тридцать лет моложе.

– Я серьезно, – сосед улыбнулся обезоруживающе и, кажется, искренне. – Вы меня не помните? Я племянник дяди Миши, мы с вами несколько раз встречались у него на днях рождения. Вы приходили с супругом. Я знаю, – торопливо добавил он, угадав, по-видимому, что Светлана собралась перебить его. – Примите мои соболезнования. Виктор Семенович был замечательным человеком и самым справедливым судьей в нашей стране.

Она вглядывалась в лицо молодого мужчины, силясь вспомнить гостей на застольях у соседей, но так и не вспомнила. Отчего-то захотелось улыбнуться в ответ, но она сдержалась: поминки – не место для улыбок, тем более что она и сама вдова.

– Извините, – Светлана покачала головой, – не узнаю́. Наверное, третья рюмка была лишней, но я так замерзла. Не привыкла пить, теперь вот соображаю плохо.

«Зачем я оправдываюсь? – пронеслось у нее в голове. – Какое мне дело до того, что подумает обо мне племянник Михаила Вениаминовича? Какое мне дело вообще до всех этих людей? Почти всех их я вижу в первый и в последний раз в жизни. Захочу – и напьюсь вхлам, и никто мне слова сказать не посмеет».

Она потянулась к пустой рюмке. Племянник покойного тут же подлил ей водки, а в высокий стакан налил клюквенного морса. Дождавшись окончания очередной траурной речи, Светлана Дмитриевна торопливо опустошила сперва рюмку, затем стакан с морсом. Официанты как раз разнесли глиняные мисочки с куриной лапшой, и она с неожиданной для самой себя жадностью быстро съела дымящийся наваристый суп. Ей стало жарко, но почему-то приятно и легко.

Домой вернулась вместе с соседкой и ее взрослыми детьми. Еще немного посидели узким кругом, выпили, помянули, погрустили, и Светлана Дмитриевна ушла к себе. В спальне стала снимать черные брюки и свитер, собиралась закутаться в теплый халат и устроиться на диване под пледом, но, оставшись в одном белье, бросила взгляд в высокое, в полный рост, зеркало. Природа одарила ее щедро, грех жаловаться. Стройная подтянутая фигура, волосы по-прежнему густые и блестящие, несмотря на многолетнее окрашивание, упругая кожа, хорошо сохранившийся овал лица, на котором с трудом можно углядеть едва заметные морщинки. Невозможно поверить, что эта красавица родила двоих детей, а ее внук скоро окончит школу.

Родила двоих детей… Старая привычная боль сдавила сердце и вдруг показалась совершенно невыносимой. Светлана Дмитриевна как была, в одном белье, быстро прошла в кухню, достала из шкафчика непочатую бутылку чего-то крепкого, даже не посмотрев на этикетку, сделала несколько глотков прямо из горлышка. Обычное многолетнее восхищение мужем внезапно вызвало в ее душе рвотный рефлекс.

Она, оказывается, так и не простила того, что он сделал.

В этот вечер Светлана Дмитриевна Гнездилова впервые напилась по-настоящему. Для этого понадобилось не так много спиртного, ведь прежде, под чутким руководством строгого супруга, она позволяла себе не больше одного бокала вина, и привычки к алкоголю не было. Вырвавшиеся наружу мысли и чувства не удивили изрядно опьяневшую женщину, казались естественными и нормальными и вызывали не стыд и неловкость, а решимость и ярость.

Наутро она чувствовала себя не очень хорошо, но и не так погано, как могло бы быть. А главное – мысли не ушли и не забылись, ярость и решимость не растворились в похмельной тошноте, напротив, стали как будто четче и определеннее. Весь день после похорон соседа Светлана Дмитриевна провела дома, полеживая на диване и попивая кефир, а на следующий день, уже полностью оправившись, поехала по магазинам. Позвонила своему мастеру в салон красоты, попросила срочно найти время сегодня же. Мастер пошла ей навстречу, передвинула какую-то клиентку, освободила три часа вечером, перед закрытием. На смену скучному строгому «пучку» невыразительного цвета пришла длинная стрижка с модной сложной окраской.

– У вас важное мероприятие? – поинтересовалась мастер.

– У меня жизнь. Вернее, то, что от нее осталось, – уклончиво, но искренне ответила Гнездилова.

Стрижка и сложная окраска заняли намного больше запланированных трех часов, но администратор салона отнеслась к ситуации с пониманием и терпеливо ждала, пока в опустевшем зале мастер закончит работу, ведь Светлана Дмитриевна была на протяжении более чем десяти лет постоянным клиентом, уважаемая женщина, приличная, не скандальная, ни разу за все годы не выказавшая недовольства и не предъявившая претензий.

Вернувшись к себе домой ближе к полуночи, Светлана с удовольствием и не торопясь перемерила купленную новую одежду, порадовалась своему отражению в зеркале, достала из шкафа бутылку виски, а из холодильника – пару банок колы. Она помнила, как понравилось ей ощущение тепла, легкости и свободы, испытанное позавчера. Почему бы не повторить? Виски с колой – это же безопасно, правда? На два пальца виски и много сладкой газировки – вполне пристойный напиток, не имеющий ничего общего с грязным постыдным алкоголизмом.

Сейчас она выпьет немножко, совсем чуточку, включит компьютер, зарегистрируется на каком-нибудь сайте знакомств и посмотрит, что там есть подходящего.

Теперь ей можно всё.