Зал был полон, разогрет двумя схватками и ревел в предвкушении главного боя.

Рустам Ибрагимов, стоя в центре восьмиугольной клетки, однако не слышал ни звука. Ему вообще не было никакого дела до этой толпы, окружившей ринг и бесновавшейся в ожидании боя. Он искренне презирал этих людей. Они, устав от рафинированного слащавого бокса в медиазпространстве, пришли на подпольные бои поглазеть на настоящую кровь, прикоснуться к настоящему насилию и жестокости, но что они о них знают? Эти андрогинные прилизанные мужчинки и мужеподобные женщины? Вряд ли хоть кто-то из них способен сжать пальцы в кулак и ударить другого человека. Даже защищаясь. Они скорее разревутся и начнут молить о помощи и снисхождении, чем станут биться за себя. Они готовы во всю глотку орать «рви, убей, раздави», но сами при этом не могут ничего. И не для них он, Рустам, ушел из легального спорта с его страховкой, кучей правил, защитой чуть ли не всего тела, медицинскими имплантами и личным медиком. Ушел он для себя, чтобы вот так вот стоять в одних шортах в ринге-клетке, где будет только он и его противник, где из всех средств защиты есть лишь тонкие беспалые перчатки и капы, и где травмы, рассечения, переломы и смерть вполне реальны. Ибо лишь в этом месте, обмениваясь ударами с противником и чувствуя во рту металлический привкус крови, он мог по-настоящему ощутить себя мужчиной и живым.

— Третий бой на нашем ринге, три победы, ноль поражений, ростом сто девяносто пять сантиметров, весом в сто двенадцать килограмм — Рустам Ибрагимов! — закончил представлять его ведущий, и Ибрагимов, вскинув вверх мускулистую руку, отошел к себе в угол. — И его противник, абсолютный чемпион нашего зала ростом в сто девяносто девять сантиметров и весом в сто двадцать три килограмма — Эндрю Климский.

Зал взорвался оглушительными воплями. Дверь в клетку открылась, и внутрь ринга ступил высокий, лысый, немного обрюзгший противник Ибрагимова. Он высокомерно улыбнулся смиренно стоящему в своем углу Рустаму, провел оттопыренным большим пальцем себе по горлу, вскинул вверх татуированные руки и зарычал, отчего толпа заревела так, что задрожал настил ринга.

— Бойцы, готовы? — спросил в наушный микрофон скачущий вокруг ринга ведущий. Рустам кивнул, Климский ударил себя в грудь кулаком и снова, играя на публику, зарычал. Ибрагимов скривился: противник силен и серьезен, но давно не бился с ровней и больше играет, красуется перед публикой, чем готовится к бою. Что ж, его проблема, если не воспринимает оппонента всерьез. — Тогда напоминаю правила. Запрещены удары в пах, затылок и локтями. В партере проводим не дольше пятнадцати секунд. Все остальное разрешено. Итак… — Ведущий поднял сжатый кулак и, разгибая пальцы, вместе с залом начал считать: — Три… Два… Один… Гонг!

Едва молоточек коснулся железного диска и высокая звенящая нота начала набирать силу, Ибрагимов ринулся в бой. Климский, привыкший, что с ним осторожничают, несколько смутился прыти парня и едва успел поднять руки, когда подпрыгнувший Ибрагимов в полете из-за плеча пробил ему в голову. Удар был так силен, что руку чемпиона отбросило в сторону, а кулак в тонкой перчатке с звучным, влажным шлепком угодил ему аккурат в подбородок. На миг глаза бойца потемнели, он вытянулся в струнку, получил еще дважды по лицу и рухнул плашмя на настил ринга.

Отойдя назад, Ибрагимов опустился на колени, положив руки на бедра.

Высокая нота гонга наконец стихла, а зал погрузился в полное молчание. Толпа хотела лицезреть насилие, но к настолько внезапной и мощной вспышки ярости была не готова.

А Ибрагимов сидел и невозмутимо ждал со взглядом направленным внутрь себя. Добивать упавшего было не в его правилах, а Климский, в отличии от него, был еще и отменный борец, получил недостаточно сильно и добивать его было откровенно опасно. Вцепится в лодыжку, и забрать ногу уже не получиться, придется бороться.

Подождав так и не явившегося противника, Климский вскинул голову, увидел рассевшегося рядом Ибрагимова и, зарычав, ударил кулаком по полу и начал подниматься.

Одним прыжком вскочив с колен в стойку, Ибрагимов ринулся к противнику, нанес несколько ударов ногой ему по бедру, уворачиваясь от попытки захвата, по голове, снова сбил на ринг и отошел.

— Падла, — зашипел через капу поднимающийся Климский. Теперь он был осторожен, встал сразу в стойку и, наконец забыв про публику, ни на секунду не сводил с Рустама глаз. — Убью!

Ибрагимов развел в стороны руки, приглашая противника к себе, и тот не заставил себя ждать.

До конца раунда оба обменивались, уворачивались и блокировали удары. Казалось, они были равны, однако на последней минуте даже самому ярому фанату Климского стало ясно, что чемпион сдает. Ибрагимов был чуть ли не вдвое моложе противника, намного быстрее, выносливее и искусней в ударной технике. Он легко уходил от клинчей и попыток захвата Эндрю, спокойно, лишь слегка морщась, принимал в корпус сокрушительные удары, тщательно защищал голову и методично обрабатывал то голову, то тело чемпиона.

Гонг об окончании раунда застал чемпиона на настиле ринга. Он задыхался, весь взмок, лицо было сплошной маской из крови, взгляд полон ярости и недоумения. Тогда как Ибрагимов по-прежнему был невозмутим, как статуя Будды, и лишь струйка крови стекала по щеке из рассеченной брови.

— Секундант! — выплюнув капу, заревел Климский. Дверь ринга распахнулась, и с ведром воды, полотенцем на плече и табуреткой в клетку забежал помощник чемпиона.

Ибрагимов просто отошел в свой угол, сел на колени, положив руки на мощные бедра, и принялся восстанавливать дыхание. Ему было некого позвать, он пришел один.

— Готовность! — произнес ведущий. Что-то шепнув Климскому, засунув ему в рот капу, секундант чемпиона выбежал вместе со своим инвентарем вон с ринга. — Начали!

Едва прозвенел гонг, чемпион ринулся в атаку. Он понимал, что выдыхается, и стремился закончить бой как можно раньше.

Наконец-то, подумал Ибрагимов, начинается настоящий бой…

От удара Климского в плечо рука Ибрагимова вдруг онемела и плетью повисла вдоль тела. Следующий удар пришелся в грудь, и Рустам отчетливо услышал, как хрустнуло его ребро. Самого его на миг парализовало от боли. Будто прилетело не с кулака, а молотом.

Ибрагимов попытался отскочить, но нога Климского уже стояла на его ступне, и следующий удар опрокинул претендента на настил.

Так и есть, падая, понял Ибрагимов, в правой руке Эндрю что-то зажато, секундант что-то передал ему…

— Добивай! — взорвалась толпа.

Сев сверху на Ибрагимова, чемпион занес правую руку, с ухмылкой направил ее в висок Рустаму — и его кулак врезался в настил, а рука оказалась захвате. Так что не пошевелить, ни выдернуть. Используя лишь левую, чемпион принялся лупить по мотающейся из стороны в сторону голове претендента.

— В стойку! — скомандовал ведущий. Сделав вид, что не слышит, Климский продолжил месить лицо Рустама. — В стойку!!!

Скривившись, чемпион нехотя слез с противника. Еще бы пара ударов, и тому конец. Впрочем, ему уже так и так конец. Просто помучается чуть подольше. А публика это очень любит.

Шатаясь, сплевывая кровь, Ибрагимов поднялся. И в отличии от прошлого раунда от его спокойствия не осталось и следа. Он улыбался рассеченными, опухшими губами. Он получил то, о чем и не мог мечтать, — настоящий бой, схватку с риском для жизни. Внутри него все бурлило и от ярости, и от азарта.

— Кончай с ним! — завопил кто-то у клетки.

Подстегиваемый толпой Климский ринулся в последнюю атаку. Занес правую руку, выкинул ее в грудь спокойно стоящего противника — и, с вытянутой рукой, упал на колено мимо рутанувшегося волчком Ибрагимова. Левая половина лица чемпиона онемела, глаз перестал что-либо видеть, по щеке покатилось что-то мокрое. Не кровь — холодное как слеза.

Зал, видевший лицо чемпиона в приближении на экранах над клеткой, ахнул, кто-то заорал, кто-то вывалился в проход, согнулся пополам и принялся извергать сожержимое желудка на грязный бетонный пол. Увидев деформированную, пустую глазницу чемпиона, зрители явно получили много больше желаемого. Контр-удар локтем был так силен, что кусочек височной кости проткнул глаз Климского и теперь болтался у скулы на кусочке кожи.

— Прекратить! — истошно заорал Ибрагимову ведущий. — Охрана, остановить бой!

Отступив на шаг от шокированного чемпиона, Ибрагимов подпрыгнул, крутанулся вокруг своей оси. И лишь вклинившийся между его ногой и головой чемпиона охранник спас Эндрю от верной гибеди. Впрочем, ценой своего собственного здоровья, ибо от удара ногой в бок мужчина мгновенно отключился и мешком свалился на Климского.

Видя столь непотребное обращение новичка со своим коллегой, остальные охранники толпой повалили на ринг. Кто-то из них попытался было проучить Ибрагимова ударом по лицу, но сам рухнул без сознания. А дальше мужчин уже было не остановить, и поединок между двумя превратился в бой один против дюжины.

Застонав, Ибрагимов разлепил глаза.

Над головой за плафоном мерцала лампочка, тянуло сыростью и плесенью. Он повернул голову: пара шкафчиков, сам он лежит на скамье, рядом стоит ведро с водой с красноватой влажной тряпкой на ободе. Дверь приоткрыта, но из зала не доносится ни звука. Значит, все уже давно разошлись.

Он ощупал лицо. На коже заживляющий гель, припухлости кровоподтеков уже спали, а рассечения затянутся дня за три. Ясно. Отнесли в раздевалку, умыли, обработали раны, да так и бросили одного.

— Господин Ибрагимов, — послышался острожный голос.

Нет, не одного. Ну хоть что-то…

Помощник ведущего, молодой длинноволосый парень в цветастом спортивном костюме и следами косметики на лице, сидел на стуле рядом с Ибрагимовым и сжимал что-то в кармане куртки. Видимо, игломет. Пошарив второй рукой в другом кармане, помощник достал скомканную бумагу, поднялся со стула и положил на него помятый конверт.

— Господин Ибрагимов, это ваш гонорар. И мне поручено передать, что мы прекращаем сотрудничество с вами.

— Ясно, — прошептал, присаживаясь и морщась от боли в груди, Рустам.

— Вы, конечно, отличный боец, но то, что вы устроили, это перебор, — как бы извиняясь сказал помощник. — Люди приходят посмотреть на настоящие мужские бои, а не на убийство. Наш бизнес страдает, если зрителей рвет и их приходится откачивать.

— Ясно, — снова повторил Ибрагимов. — Знаешь другие залы?

— Шеф сказал, чтобы вы больше не появлялись на боях. На этом континенте точно. О сегодняшнем узнают все промоутеры.

— Ясно, — вздохнул Рустам.

Помощник направился к выходу, но замер в дверях. Отдалившись от Рустама, он немного расслабился.

— У Климского что-то было в руке?

— Верно.

— Я так и знал, — улыбнулся парень. Посерьезнел и с участием спросил: — И что теперь будешь делать?

— Не знаю, — честно признался Ибрагимов.

Ринг, трибуны и медиа-панели давно демонтировали и вывезли.

Пройдя через пустой зал, снова ставший тем, чем он был ранее — подвальной стоянкой закрытого на реконструкцию здания, — Ибрагимов толкнул дверь и вышел в темноту технического переулка. На нем были спортивные брюки, толстовка с капюшоном, сумка через плечо и медицинская маска. Конечно, Всевышний сканирует форму черепа и маской его не обмануть, но Ибрагимов и не пытался. Главное, скрыть кровоподтеки на лице, чтобы не докапались патрульные.

Едва Ибрагимов переступил за дверной проем и вдохнул спертый уличный воздух Петрограда, в тени справа вспыхнули красным объективы сканеров полицейского шлема.

— Гражданин, идентификация.

Ибрагимов молча вытянул правую руку. Сорвав с пояса и развернув терминал, полицейский хлопнул им по предплечью Рустама, и на экране возникла фотография парня, в воздухе раскрылись дополнительные голографические окна с информацией.

— Ага, спортсмен, — произнес полицейский, убирая терминал. — Что здесь делали?

— Участвовал в собрании любителей поэзии, — выдал легенду организаторов Ибрагимов. — Заявка была подана и одобрена.

— Ага, любитель поэзии… как же, — иронично выдал законник. — И вы, конечно, не в курсе, почему четыре человека после вашего собрания обратились за медицинской помощью? Причем один из них без глаза, а второй с порванной селезенкой?

— Не знаю. Я задержан или могу идти?

Полицейский поднес руку к шлему — получал указания от начальства, — после отступил:

— Свободен.

Несмотря на позднюю ночь в центре Петрограда никто никогда не спал, а светло было почти как днем. Всполохи ярких голографических вывесок отражались в стеклах небоскребов, из кафе и баров лились звуки музыки, в их витринах приветливо улыбались полуобнаженные девушки. Часть из них даже настоящие — не куклы и не трансы. Между праздно шатающимися прохожими сновали промоутеры, завлекая посетителей в свои заведения. Часть толпы явно спешила по делам, большинство просто слонялись без дела. Некоторые, немногие, словно потерялись в пространстве и тупо лыбились окружающим — явно передознулись Конопливитом. По проспекту сплошным потоком сновали компакт-кары, люди на гироскутерах, вверху иногда проносились коптеры. Все были одеты достаточно легко — тепловые завесы создавали в мегаполисе свой собственный микроклимат.

Город жил как во время карнавала. Он казался беззаботным, праздничным и веселым. Он таковым и был изо дня в день. Мыльный пузырь экономики, поддерживаемой Всевышним, продолжал раздуваться, люди почти не участвовали в промышленном производстве, и весь акцент финансовой активности горожан сместился в сферы торговли и развлечений. Дизайнеры аватаров и шмоток, создатели тысячной версии никому неинтересного скрипта, медиа-идолы, продавцы, музыканты — вот костяк населения любого мегаполиса. Люди стали праздными, ленивыми и вечно пышущими неисчерпаемым оптимизмом. Ибо мрачный продавец — плохой продавец.

Лишь угрюмый высоченный Ибрагимов выделялся в этой толпе. Возвышаясь над расступающимися перед ним людьми, он шел уставившись под ноги, на вылизанную до блеска пластиковую плитку тротуара, и в голове его было абсолютно пусто. Надо бы нырнуть в подземку и поехать до дома, восстанавливаться. И будь у него приглашение на следующий бой, он бы так и сделал. Но сейчас он просто брел в никуда.

В груди защемило, и Рустам поспешил свернуть в переулок, подальше от шума развеселых, вечно беззаботных людей. Прислонившись спиной к стене, Ибрагимов поморщился и принялся массировать грудь.

— Гражданин, вы задержаны за оскорбительное поведение! — донеслось из арки неподалеку. — Не сопротивляйтесь.

Ибрагимов хмыкнул. Он понимал, что происходит за углом, и сочувствовал бедолаге, который тоже не смог сдержать свои мужские инстинкты и не захотел фальшивой любви от секс-куклы. Этому тоже не повезло — вместо проститутки, он попытался снять офицера полиции. Теперь ему грозят исправительные работы. Или, на выбор, химическая кастрация и курс толерантности. Так как негоже предлагать женщине, пусть и желающей этого, деньги в обмен на секс, потому что, покупая любовь, мужчина тем самым оскорбляет и принижает достоинства всего женского рода, а потому виновен и должен быть наказан.

Поглядывая назад, на приземлившийся полицейский коптер и несчастного парня, ведомого под руки парой законников, Ибрагимов вышел обратно на проспект — и задел плечом прохожего, отчего тот закрутился и шлепнулся задницей на тротуар.

— Извините, — протянул руку Рустам то ли парню, то ли девушке — по лицу и одежде не разобрать, везде стиль унисекс и косметика.

— Руки убрал, — пискливо отозвалось оно, и стало ясно, что это женщина. Ударив по ладони Рустама, девушка откинула его руку и, потирая ушибленную ягодицу, поднялась. — Пьянь…

— Эй-эй-эй, чего тут происходит? — вынырнул из толпы еще один тип неопределенного пола. — Ты зачем толкнул мою девушку?

— Извини, брат, я не специально, — признался Ибрагимов и пошел дальше.

— Я тебе не брат! — вдруг истерично завопила подруга упавшей. — Я женщина!

Раздражение вкупе с болью сделали своей дело, и Ибрагимов на миг утратил контроль.

— Да? — язвительно хмыкнул он. — Сразу и не скажешь.

Обежав Рустама, девушка преградила ему путь и толкнула, вернее, попыталась толкнуть, парня в грудь, но лишь отлетела назад сама.

— Как ты смеешь, козлина?! Немедленно извиняйся, тупой качек!

— Или что? — прищурился и угрожающе пригнул голову Ибрагимов. Обычно любой конфликт заканчивался на этой стадии, но не в этот раз.

— Или… или… — Девица не придумала ничего умнее, и просто двинула Рустама коленом в пах. Тот не увернулся, стоически принял удар и даже не поморщился.

— Ладно, — окончательно подаваясь эмоциям, процедил Ибрагимов. — Раз строишь из себя мужика, значит, обращаться с тобой буду как с мужиком.

С этими словами Ибрагимов махнул левой и мощнейшей пощечиной смел истеричку со своего пути.

В тот же миг сверху заревела сирена полицейского коптера. Вздохнув, Ибрагимов, стянул с лица маску, скинул с плеча сумку и стал покорно ждать ареста, поглядывая на елозящую по тротуару и хрипящую, со свернутой набок челюстью, девицу и с удовлетворением подмечая страх в глазах прохожих.

Он стоял, гордо выпятив грудь, улыбаясь разбитыми губами, и всем своим видом говорил: «Да, я такой. Я люблю драться, я могу бить людей, я говорю, что думаю. Кто-то хочет что-то сказать? Тогда выходи».